04.1912 (ЛП) - Susan Stellar

— Чёрт! — завопил Джо. Перед глазами у него рассыпался веер белых искр. — Вы наступили мне на ногу! Моя нога! Моя чёртова бедная нога!

Джо подтянулся и прилип к ограждению. Всем телом он льнул к холодному металлу, лёд ночи обжигал ему разгорячённое лицо, и он даже не мог вдохнуть полной грудью: резало рёбра, сдавливало грудь. Он не мог оглянуться: шею ему спрессовало между плечами двух солидных господ во фраках, — он не мог встать уверенно (отдавило ногу, и он совсем её не чувствовал).

«Господи, — впервые обратился к тому с бесполезной молитвой Джо, — прошу тебя, если ты существуешь, не дай мне погибнуть на этом корабле! Пожалуйста… я так хочу увидеть маму и Бетти… и даже па… пожалуйста, господи, если ты существуешь, дай мне свидеться с Лиззи… ведь я же обещал ей, обещал, что выживу!»

Был час и пятьдесят минут ночи. «Титаник» уходил под воду.

Толпа смяла и поглотила Мэри, когда шлюпка с Лиззи отошла от борта. Она честно старалась держаться ближе к мистеру Муди, но давление толпы было необоримым. За несколько мгновений Мэри отшвырнуло от него, бросило к борту, затем приподняло и толкнуло в центр судна. Она только лишь и могла, что, захлёбываясь криками и мольбами, размахивать руками и неловко хватать ртом раскалённый воздух. Её носило по волнам пассажиров, как хрупкий бумажный кораблик, и отовсюду она слышала лишь плач, крики и ругательства.

— Помогите!

— На помощь!

— Я не хочу умирать!

— Пожалуйста!

Тьма и холод поглощали корабль. Если бы Мэри могла перегнуться через борт и взглянуть на нижние палубы, она с удивлением и ужасом увидела бы чуть пенящееся светлое одеяло, неспешно ползущее по прогулочной палубе для третьего класса. Отчаявшиеся люди лезли на борт, многие прыгали через него и ухали в бесстрастные атлантические глубины. Их фигурки одна за другой сливались с безмятежной холодностью ночи.

— Помогите!

Над морем волнующихся голов поднимались руки. Мэри опять бросили в сторону, прижали к незнакомому человеку, который в остервенелом безумии без устали работал мощными локтями. Через несколько мгновений этот человек смог прорваться вперёд. Толпа потянулась за ним, и мощный напор кучи разгорячённых тел увлёк Мэри следом. Напрасно она пыталась хоть за что-нибудь уцепиться, приподняться и найти среди обеспокоенных пассажиров офицера Муди или Джо с его отцом. Здесь остались лишь неузнаваемые лица, обезображенные ужасом и жаждой жизни, и Мэри не находила поблизости никого знакомого. Безликая масса давила на неё, угрожая перемолоть, раздавить, как муху.

— Пожалуйста, пустите и нас!

— Пустите!

— Пустите, я не хочу умирать!

Толпа гудела, как разорённое осиное гнездо, но больше не двигалась. Какое-то пугающее оцепенение снизошло на неё. Мэри неловко покрутила плечами: со всех сторон на неё напирали так, что она даже не могла пошевелить рукой. Рёбра её протестующе стонали, и грудь затапливал жар.

— Господи, — вдруг заговорила женщина рядом с Мэри. В её выпученных стеклянных глазах не было совсем никаких чувств. Она напоминала уродливую куклу на витрине диковинного магазинчика. — Господи, не оставь нас в этот тяжкий час, не бросай своё стадо, помоги нам… господи, спаси и помилуй…

Мэри аккуратно развернулась полубоком. Кто-то рядом отчаянно взвизгнул и едва было не отдавил Мэри ногу — по счастью, этого столкновения ей удалось избегнуть, чудом не потеряв равновесие. Пассажиров становилось всё больше: теперь Мэри стало ещё сложнее двигаться. Казалось, она навеки останется замурованной в этом лабиринте. В душе её от таких мыслей зарождалась паника, её сбивчивое, горячечное дыхание перехватывало.

— Помогите! Помогите!

Толпа взревела. Что-то пронеслось в воздухе — наверняка предчувствие скорой погибели, — и все, кого Мэри только могла обнять взглядом, казалось, сошли с ума.

Пассажиры дружно взревели, как загнанные слоны, руки начали подниматься над головами, кто-то выразительно, крепко заругался, и Мэри, если бы это случилось в любое иное время, разумеется, добропорядочно закрыла бы уши ладонями и оставила бы грубияна, но сейчас она даже не обратила на это внимания.

Толпа ринулась вперёд, и Мэри задохнулась. Её швырнуло вместе с остальными, едва не сбив с ног. Мэри закружило и завертело в жарком водовороте тел, рук и голов, перед глазами у неё, как огни сигнальной ракеты, рассыпались белые искры, когда её снова обо что-то (или о кого-то) ударило грудью, она сложилась пополам, наклоняясь так низко, как только смогла. Кто-то сзади вцепился ей в волосы, и голову её опоясала горячая боль. Мэри не смогла сдержать обезумевшего вопля— но даже сама она себя не услышала. Её крик был лишь одним из многих, он был очередным переходом, полутоном в грозно звенящей симфонии, где собрались все октавы: от глухих и низких до отчаянных и высоких.

Толпа выплюнула Мэри, как ничтожную мелочь, как мусор, на открытую часть палубы. Она неловко проплелась несколько шагов, и силы ей изменили. Мэри упала на колени и прижала ладони ко рту. Холодный свежий воздух Атлантики пьянил её, он как будто собирался разорвать ей грудь. Слабо шевельнувшись, Мэри попробовала подняться. Её ноги точно кололи тысячами раскалённых игл.

— Женщины и дети — больше никого! — надрывался рядом знакомый хриплый голос.

Мэри тут же подняла голову. Она не могла не узнать этот голос. Каждая нотка, каждый неуловимый оттенок в нём вселяли в неё и силы, и надежду.

Мэри вскочила и бросилась на звук. Толпа встретила её яростным сопротивлением, ощерилась, как голодный и одичавший пёс.

— Нет! Нет! Мы стояли тут раньше!

— Мы тоже хотим жить!

— Убирайся отсюда!

Но Мэри ничто не смогло бы остановить — ни ругательства и мольбы, ни пинки, ни тычки, ни выставленные, как барьер, руки, ни холод, ни теснота, ни ужас — ничто, потому что сейчас она была сильнее нескольких мужчин.

— Мистер Уайльд! — выкрикнула Мэри, продравшись сквозь толпу.

У шлюпки бдительно дежурили несколько матросов. Они обводили притихшую толпу расчётливыми, подозрительными взглядами, словно бы пытались вычислить, кто именно из этой обезличенной массы первым отважится броситься на борт. Возле самой шлюпки суетились два человека: капитан, что аккуратно помогал усесться дрожащим детям, у которых на троих была всего одна шаль, и его старший помощник. Уайльд казался измученным; его лицо было залито бледностью.

— Мистер Уайльд! — Мэри метнулась к нему, не подумав ни на мгновение, как он к этому отнесётся, не спросив себя, не неприлично ли это (ведь это было неприлично), не нагло ли (и, разумеется, это было и нагло!).

Но Уайльд отреагировал совсем не так, как полагалось бы, если бы они по-прежнему плыли в Америку, если бы не было ни столкновения, ни эвакуации, ни страшной паники. Уайльд повернулся к Мэри, и его бледное лицо дрогнуло. Мэри рванулась к нему — в глубине его глаз она увидела тот свет, который был ей нужен. Даже если бы на пути у неё встало несколько десятков возмущённых пассажиров, если бы все воды Атлантики устремились сюда, она не оставила бы Уайльда.

Мэри добежала до него так быстро, словно бы усталости она вовсе не знала. Не было ей и холодно, хоть и руками ей удавалось шевелить с большим трудом. Уайльд шагнул к ней навстречу и схватил за запястья. Мэри склонила голову. Она должна была что-нибудь сказать (скорее всего, благовоспитанное «Что вы делаете, немедленно отпустите меня, мистер!»), но вместо этого она надрывно всхлипнула, подалась вперёд и уткнулась носом Уайльду в грудь. Рыдания сотрясали её тело.

— Господи, мистер Уайльд, — прошептала Мэри, — мистер… Уайльд, я… я… господи, слава богу, слава богу, я нашла вас, мистер Уайльд…

— Мисс Джеймс! — Уайльд решительно встряхнул её за плечи, и Мэри подавилась холодным режущим воздухом. — Почему вы до сих пор не в шлюпке?

— Ми… мистер Уайльд! — отчаянно забормотала Мэри. Слова и слёзы душили её. — Мистер… я… я… я не могу… я так… я так о вас волновалась…