Даниил Мордовцев - Гроза двенадцатого года (сборник)

…Еще недавно герцог Бассано, разговаривая с генералом Круземарком{92} о расположении императора Наполеона, своего повелителя, к его правительству, сказал, что одно из самых искренних желаний его величества заключается в том, чтобы ему представился случай доказать Пруссии свою дружбу и доброе к ней расположение. В мыслях Наполеона окончательно решено, что в случае войны с Россией Пруссия будет первой жертвой и подобные речи могут клониться лишь к тому, чтобы ввести в заблуждение прусский кабинет, возбудить в нем ложные надежды и помешать ему обратиться к единственной державе, которая может спасти его. Несмотря на печальный и жестокий опыт всех европейских держав, что нельзя полагаться не только на слова, но даже на самые торжественные договоры Наполеона, следует весьма опасаться, чтобы прусское правительство, которое всегда отличалось слабостью и нерешительностью, не заблуждалось в отношении к тем опасностям, которые его окружают и не изменило бы доброму делу, добровольно пожертвовав собой. По мере приближения великой борьбы, для нас весьма важно объяснить берлинскому кабинету его собственные выгоды и доказать ему, что за все его знаки покорности французскому правительству оно заплатит ему полнейшим порабощением весьма легко и скоро, и что единственная для него возможность спасения заключается в том, чтобы всеми своими силами поддерживать действия императорских русских войск. Наконец, чтобы доказать ему возможности соединить свои силы с нашими{93} и принять теперь же необходимые для того меры, необходимо ему объяснить, что войска его величества императора готовы, лишь только разрыв сделается неизбежным, предупредить неприятеля, подвинувшись по крайней мере на Вислу, как на операционную линию. Действие, какое произвели хорошие известия из Испании и степень зрелости тех огромных приготовлений, которые предназначены против нас, доказываются уже ответом императора Наполеона на первые заявления нами о переговорах. Если бы он действительно желал дружелюбно войти с нами в соглашение, он должен бы схватиться за нагло предложение возвратить наши дивизии в Турцию, если он уменьшит свой гарнизон в Данциге. В то время, когда все жалобы заявляются Францией и когда мы с равною справедливостью могли бы предъявить многие другие требования, как отвечал он на самое умеренное наше желание? Наполеон отвечал, что объяснения наши пришли поздно, и, выражая удовольствие, что мы решаемся войти в переговоры, объявляет в то же время о своем намерении усилить германскую армию! После этого возможно ли заблуждаться в том, какой будет исход переговоров, в которые вступит с ним наше правительство, как не видать в них способа, который будет дан ему в руки ускорить или замедлить, смотря по своим выгодам, разрыв между Россией и Францией.

По мнению г-жи Д… он увеличивает германскую армию с той целью, чтобы придать большую силу переговорам. С большим прискорбием она усматривает весьма мало искреннего желания с этой стороны прийти к соглашениям в отношении к способам, чтобы уничтожить напряженное состояние и недоверие между двумя империями, и полагает, что если еще возможно предотвратить войну, то говоря и действуя с нашей стороны с твердостью. Какой бы ни был ход происшествий, кажется, что время прилично вести переговоры прошло, что мы не можем ожидать никаких благоприятных последствий от переговоров с Францией и единственное наше ограждение может заключаться лишь в том, чтобы стараться увеличить, как только возможно, наши средства, тем более что император Наполеон сам отнял у себя право упрекать нас за военные приготовления с тех пор, как его министр торжественно объявил в речи число войск, которыми он может располагать против нас и если бы император объявил новый набор. Наполеон сам лишил себя права жаловаться потому, что это делалось бы с той целью, чтобы противопоставить равное число тем войскам, которыми он нам угрожает. Военные приготовления производятся здесь повсюду и с величайшей поспешностью с тем, чтобы пополнить то количество войск, которое отправляется в Испанию. Образование шестых батальонов окончено, они все готовы так, что теперь хороши только три первые и шестые батальоны, потому что они вполне и окончательно устроены, тогда как четвертые и пятые (эти последние всегда считались в запасе) существуют большей частью только на бумаге, а те о которых можно говорить, часто состоят из слабых отрядов, взятых из разных депо, из которых составляют временные или маршевые батальоны. Они вообще плохо управляются, плохо обучены и не способны хорошо служить. Император Наполеон предписал составить восемь уланских полков. Драгунские полки 1, 3, 18-й и 27-й, конно-егерские 29-й и ЗО-й назначены для этой цели. Исключая 30-й егерский, который состоит из голландцев, все они находятся в Испании, де они очень пострадали и в настоящее время весьма слабы. Каждый новый французский полк уланов должен состоять из тысячи всадников. Таким образом, во французской армии будет состоять одиннадцать упомянутых полков, поляки и гвардия, гвардейские голландцы, которые из гусаров преобразованы в уланы, и полк уланский, избранных поляков, который составляет полковник Лабенский. Такое значительное усиление этого рода оружия во французской армии имеет свое значение, и каждое из действий Наполеона более и более выражает его действительные чувства к нам и доказывает, что он не теряет ни минуты времени, которое мы ему предоставляем, чтобы приготовиться к объявлению войны, когда он это найдет удобным для себя. С некоторого времени, говорят о его предположении собрать армию от 50 до 60 тысяч в Далмации, как для того, чтобы возбуждать и поддерживать турок, так и с тем, чтобы угрожать Австрии и воспрепятствовать ей действовать несогласно с его политическими видами. Эта армия должна быть составлена из баварцев, кроатов{94} и некоторых французских отрядов. Говорят так же, что будет устроен лагерь у Утрехта, чтобы служить посредствующим пунктом между германской армией и булонским лагерем. Неизвестно еще, какие корпуса будут назначены как в этот лагерь, так и в подкрепление германской армии; но лишь только я получу точные об этом сведения, как поспешу сообщить их вашему сиятельству. По некоторым довольно верным признакам, можно предполагать, что маршал Ней будет начальствовать утрехтским лагерем или далматской армией. Этот маршал живет в своей деревне, в 30 милях от Парижа, но, получив предписание от императора, присылал сюда своего адъютанта, чтобы все приготовить к отъезду. Этот адъютант, не зная еще, куда они отправятся, уверен, однако же, что не в Испанию.

Если действительно Наполеон решился образовать армию в Далмации, что, при его огромных средствах, ему возможно привести в исполнение, то это может грозить нам большой опасностью, если мы не предупредим ее заключением как можно скорее и во что бы то ни стало, мира с турками. Такая армия, под начальством генерала способного и предприимчивого, как Ней, соединясь с турками, в превосходных силах, будет действовать на наш фланг и произведет диверсию весьма невыгодную для движений нашей большой армии. Кроме всего изложенного выше, этого одного обстоятельства достаточно, чтобы доказать, до какой степени нам необходимо как можно скорее заключить мир с турками.

Государь! Торжественный договор, заключенный 9-го числа минувшего месяца, устанавливая между вашим и. в-вом и венским двором новые и близкие отношения, не может не привести в недалеком будущем к перемене в европейской политике, и благоразумие не позволяет выжидать событий, чтобы подумать об интересах империи. По отношению к северным державам в. в-во требует общего обозрения их положения, основанного на официальной переписке посланников и на тайных донесениях особых агентов. Я имею честь повергнуть на ваше благовоззрение этот труд, присоединяя к нему, согласно вашим приказаниям, картину мер, принятых, или которые следует принять, при этих обстоятельствах.

До тех пор, пока австрийский дсм, ослепленный своей злобою, придерживался советов и обещаний британского кабинета, в. в-во, будучи заняты или угрожаемы кровопролитными войнами в Германии, Италии, Испании, Португалии, должны были смотреть на свои связи с Россией как на необходимый противовес, который обеспечивал бы вам хотя нейтралитет севера: я говорю — скорее нейтралитет, чем союз, и это не без основания, так как даже со времени последней шведской революции, и несмотря на кажущееся присоединение четырех держав, господствующих на Балтийском побережье, к континентальной системе, созданной против Англии, не подлежит сомнению, что испорченность и недобросовестность дворов с одной стороны, а старые привычки народов — с другой, открыли английской торговле массу выходов, которые должны были быть закрыты для нее. <…>