А. Сахаров (редактор) - Екатерина Великая (Том 2)
Молча, убитый, растерянный, собрал бумаги Морков, откланялся и вышел…
Стрелой кинулся он к Зубову, вызвал его и, доложив всё, ждал, что теперь сделает, как прикажет действовать фаворит.
– Это вы втянули меня, – прошипел сначала Зубов, – уверили, что мальчик уступит… Ну, теперь поезжайте, уговаривайте. Возьмите с собой кого-нибудь. Императрица уже волнуется. Час прошёл… Их нет. Я ей скажу, что вышла заминка с договором, что они сейчас прибудут… Спешите, скорей… Возьмите Безбородку, Будберга, кого хотите… Скорей!..
И, приняв спокойный холодный вид, Зубов вернулся к императрице, стал ей что-то успокоительно шептать.
Все, сидящие и стоящие кругом, тоже тревожились, удивлялись отсрочке. Восковая бледность легла на личико княжны. Синие тени окружили печальные напуганные глаза.
Бабушка подозвала внучку и шепнула ей:
– Пустяки. Он здоров, сейчас приедет… Там какие-то формальности договора. Он скоро явится. Будь умницей. Держись бодрее!
В это время Морков уже снова явился к королю в сопровождении Безбородки, Будберга, Шувалова и Нарышкина, чтобы образумить короля, просить Штединга и регента повлиять на юношу.
– Ваше величество, – робко, смиренно, совсем новым тоном обратился к нему Морков, – извольте сами рассудить… Императрица в тронной зале… Окружена всем двором… Столько чужих, совершенно посторонних лиц. Ни о чём важном с нею сейчас говорить нельзя… невозможно, ваше величество… Сами подумайте… Императрица ждёт вашего появления… Ваше величество не пожелаете такого разрыва, который явится небывалым… неслыханным оскорблением для императрицы… для великой княжны с её семьёй… Для целой империи, ваше величество, это явится тяжкой… ничем не смываемой обидой…
– Да покарает меня Господь и святой Георгий, если я думаю оскорблять императрицу, ваш народ или… тем более великую княжну Александрину. Я явлюсь, куда зовёт меня мой долг, моё королевское слово. Но подписать договор я не могу! И пусть сам Рок, в который я верю, решит, прав я или нет. На себя принимаю последствия всего, что происходит в настоящую минуту, хотя должен сказать вам, господин Морков, – с нескрываемой неприязнью глядя на креатуру Зубова, прибавил король, – не мною создано настоящее положение. Итак, могу я ехать?
– Без подписания брачных статей?.. Вряд ли, ваше величество… Я не знаю… Я ещё попробую… Я сейчас…
Пока Морков мчался снова к Зубову, все, приехавшие с ним, стали убеждать короля изменить решение.
Юноша молчал или отделывался короткими ответами:
– Я не могу. Мы с императрицей договорились об условиях. Других я не приму…
– Но это, очевидно, недоразумение. Всё выяснится… Потом…
– Потом я и подпишу, когда договор будет ясный…
Шведы во главе со Штедингом подошли к королю и стали с ним говорить, тоже склоняя к уступкам.
– Отчего вы молчите, ваше высочество, – обратились русские к регенту. – Скажите ваше слово…
– Боже мой! Разве я не говорил?.. Он такой упрямый… Вот, сами видите. Я ещё попробую сейчас…
Он подошёл к королю, обнял его за талию, и оба пошли по комнате.
Герцог о чём-то негромко, убедительно толковал королю.
Русским казалось, что он уговаривает его согласиться.
Шведы, успевшие уловить кое-что, удивлённо переглядывались.
Вдруг Густав, освободившись от руки дяди, громко и решительно произнёс:
– Нет, нет! Не хочу. Не подпишу!..
И отошёл к окну, откинув край занавеса, стал глядеть на людную, оживлённую улицу.
Регент, ничего не говоря, поглядел в сторону русских и сокрушённо пожал плечами.
В эту минуту Морков снова ворвался в покой.
– Вот, ваше величество… вот… Государыня готова изменить… Можно без договора… Благоволите только… Вот подписать эти несколько строк… Надеюсь, теперь, Бог даст, всё будет хорошо… Надеюсь, слава Господу… теперь…
– Хорошо… хорошо. Читайте, что там опять у вас? Какая бумага?
– Две строчки, ваше величество… Ваше высочество, прослушайте. Две строчки. Пустые самые… вот Императрица желает, чтобы скорее всё было кончено… Вот…
– Читайте. Мы слушаем…
Все сгруппировались вокруг Моркова и короля: с одной стороны шведы в своих красивых, но скромных, тёмного цвета кафтанах, а против них – залитые золотом, бриллиантами, с кружевными брыжами и жабо, с широкими лентами через плечо, русские вельможи, по такому необычайному поводу сошедшиеся в этой комнате, в этот час.
Громко, нервно, напряжённо, совсем непривычным образом, Морков прочёл: «Проект статьи о вере».
– «Я, Густав IV, король Швеции и пр., торжественно обещаю предоставить её императорскому высочеству, государыне, великой княгине Александре Павловне, как будущей супруге и шведской королеве, свободу совести и исповедания религии, в которой она родилась и воспитана, и прошу ваше величество смотреть на это обещание, как на самый обязательный акт, какой я мог подписать». Вот и всё… Может быть, ваше величество, ваше высочество, пожелаете тут какие-нибудь слова изменить… подробности… Благоволите… И извольте подписать… И всё кончено… Там ждут… Весь город… Вот, ваше величество… Прикажете начисто переписать? Или это хотите?..
– Нет, я ничего не хочу. И ничего не подпишу! Об этом тоже не было речей… Вот, передайте императрице… Я сейчас напишу… Это всё, что я могу сделать… Вот. Если это удовлетворит государыню, хорошо. Если же нет, вина не моя!.. Вот…
Быстро подойдя к столу, опершись только коленом на кресло, он набросал на листке несколько размашистых строк своим неровным, нервным почерком.
В записке стояло без всякого обращения: «Дав уже моё честное слово её императорскому величеству в том, что великая княжна Александра никогда не будет стеснена в вопросах совести касательно религии, и так как мне казалось, что её величество этим довольна, то я уверен и теперь, что императрица нисколько не сомневается в том, что я достаточно знаю священные законы, которые предписывают мне это обязательство, и всякая другая записка от меня становится всецело излишней. Густав-Адольф IV, 22 сентября 1796 года».
– Вот всё, что я могу написать, – подавая раскрытым листок не Моркову, а Безбородке, сказал король и отошёл от стола.
Морков почти выхватил записку из рук Безбородки и кинулся вон.
Безбородко медленно пошёл за ним.
– Ваше величество, – заговорил Будберг, взяв в руки «проект» обещания, оставленный на столе, – неужели и эта бумага так пугает вас? Тут же нет никаких обязательств… Только точно выражена ваша собственная мысль… Ещё короче и прямее. Ни о чём не говорится, как о свободе совести… религии… Говорится…
– Так, как желает императрица, её митрополит и все попы, а не так, как желаю и могу выразить это я, король Швеции и моего народа, который тоже глубоко и горячо верит в свой закон.
– Но тут нет обязательств, неприемлемых для вас, государь! Стоит подписать эти строки, и всё будет устроено… Мы молим вас, государь… Не ставьте в тяжёлое, в опасное положение и себя, и вашу родину вместе с нами… Подумайте, ваше величество! – наперебой стали убеждать юношу русские, окружив его почти со всех сторон.
Непривычный к подобной настойчивости, упрямый и вспыльчивый по натуре, Густав вдруг выпрямился, окинул всех властным, холодным взглядом и отчеканил:
– Нет! Не подпишу я ничего противного законам моей страны!
Повернулся и скрылся за дверью своей комнаты, щёлкнув замком.
Русские стояли ошеломлённые, растерянные.
– Какая дерзость! – только и вырвалось у Шувалова.
Молча откланявшись регенту, Штедингу, шведам, все вышли и поспешили во дворец.
«Что-то там творится? Что там делается?» – думал каждый про себя.
Им навстречу мчался снова Морков, посланный для последней попытки.
Было уже около десяти часов вечера.
Два с лишним часа ждал весь двор, чем разрешится загадочное смятение.
Архиереи, священники, весь клир изнемогали в своих блестящих одеяниях.
Что делалось с государыней – видели все.
Лицо у неё сразу осунулось, постарело так сильно, что страх охватил окружающих. День обещал кончиться очень печально.
Не успели вельможи, приехавшие от короля, войти осторожно в покой, где сидела государыня, как к ним двинулся Зубов:
– Ну, что?
– Нам не удалось. Он прямо безумный… Совсем с ума сошёл… Или настроил его кто-нибудь очень сильно. Узнать нельзя мальчишку, такого тихого, спокойного, рассудительного до сих пор… Что скажет Морков?
– Да, да… Я ещё послал… Да, вот и он… Ну, что, говорите!
Морков, бледный от страха, еле проговорил:
– Даже не раскрыл дверей…
– Надо доложить государыне… Идёмте со мной…
И Зубов, бледный, взволнованный, тихо подошёл к креслу Екатерины.
Морков следовал за ним, как приговорённый на плаху.
– Ваше величество… Вот он… граф говорит… Король подписывать ничего не желает… Он заперся у себя… Он не приедет нынче!..
