Граница - Станислава Радецкая
- Не говори Герхарду ничего о письмах, пока я не вышел отсюда, - шепнул Честеру на ухо Лисица, и Уивер крепко пожал ему ладонь: «не скажу».
Когда он ушел в сопровождении лейтенанта, Андрей Павлович подполз к Йохану ближе и лег рядом, повернувшись на бок, не подавая виду, что солома колется.
- Неужели тебя выпускают? – с тоской спросил он. – Ты не подумай, я этому очень рад. Невинным не место в тюрьме.
- Помню, как ты желал мне в ней помереть, - ответил Лисица. Иной Вяземский предстал его взору: тот разгоряченный и веселый от битвы князь, что пытался заколоть безоружного.
- Я ошибался, - со вздохом признался тот. – Мне рассказывали о тебе много плохого. Что ты самозванец, человек, который приехал шантажировать сюда людей благородным. Что ты подделываешь документы, и, поверь, твое явление в кофейне, пока я наслаждался чтением стихов, было последней каплей, чтоб я поверил!
Вяземский говорил гладко, но Йохан лишь хмыкнул в ответ на его тираду.
- Не веришь? – тихонько спросил тот, так безнадежно, так искренне, что иная девица бы расплакалась на этих словах. – Послушай же: меня посадил сюда мой собственный слуга, который был в сговоре с теми негодяями.
- Ты попал в тюрьму вместе со мной.
- Это да, - кивнул Андрей Павлович. – Но я бы вышел из нее в тот же день, как очнулся; я – русский князь! Мой собственный слуга подделал письма, в которых ко мне обращались, как к преступнику; он украл все мои деньги; он уехал, как трусливый зайчонок, и мне некого даже выпороть, когда я выйду из тюрьмы!
- А документы? – с подвохом спросил Йохан, но Вяземский был готов ответить.
- Увы, он забрал и их, - Андрей Павлович поникнул, но тут же встрепенулся и положил холодную ладонь Йохану на щеку.
- Зачем ты мне все это рассказываешь?
- Я умею быть благодарным. Помоги мне выбраться отсюда, - Вяземский пытливо заглянул Йохану в лицо, будто хотел найти ответ. – А я помогу тебе на свободе. Любые планы. Любые документы. Любое общество. Деньги и женщины.
- Ты щедр на посулы…
- Я виноват перед тобой, - горячечно зашептал Андрей Павлович, но руку все-таки убрал, - но теперь я вижу силу настоящей дружбы: ты поступил, как один из древних героев, спас своего друга, а он вернулся за тобой… Я поистине восхищаюсь столь редкой в наши дни привязанностью… Я простил тебя за то, что ты хотел убить меня…
Он говорил еще много и пылко, но Йохан уже не слушал его. Вяземский был искренен по меньшей мере в одном, он желал выйти из застенок. Остальные слова казались ненужной шелухой.
- Ты даже не спрашиваешь, отчего я хотел тебя убить, - невежливо прервал он восторги князя.
- Ты был пьян, - без запинки ответил тот. – И разве сейчас, после моих жертв, поднимется ли у тебя рука забрать мою жизнь? А останься я здесь – я скоро подхвачу чахотку… Мои добрые предки страдали этой жуткой хворью.
Йохан вздохнул. Истинная губительница Анны-Марии осталась на свободе, живой и здоровой. Она ходила по земле и чувствовала себя ее хозяйкой, но Лисице уже не хотелось мстить – жизнь то сделает много страшней и болезненней.
- Я подумаю, у кого можно замолвить за тебя словечко, - уклончиво пообещал он.
Андрей Павлович покраснел.
- Но вначале мне самому нужно выйти отсюда, - добавил Йохан.
- Да-да, - закивал Вяземский. Он был доволен подобным исходом и весь оставшийся день преданно ухаживал за Йоханом, словно верная камеристка пыталась заслужить расположение своей госпожи. Лисица думал о том вечере, когда князь принял у себя шантажиста, и о его странных отношениях со слугой, и всякий раз Андрей Павлович точно улавливал его мысли и тогда становился особенно покорен и услужлив. Он был темной лошадкой, и как знать – рассказывал ли он о себе правду?
Глава 42
Йохана выпустили без лишней суеты на следующий день. Тюремщики были так добры, что дали ему вымыться и переодеться, прежде чем он покинет гостеприимные стены. Лисица даже подумал побриться налысо, чтобы вывести вшей, но ему щедро намазали голову дегтем, и несколько часов он благоухал чуть выносимей, чем человек, провалившийся в выгребную яму с головой. Противный, душащий запах так и не выветрился до конца, и один из солдат, посмеиваясь, заявил, что подобную пытку придется повторять каждый день в течение недели. Пытка-то пыткой, но скорее она станет такой для окружающих.
Во дворе замка его ждал верный осман. С собой Диджле принес чистый камзол, плащ и старые сапоги и с глубоким поклоном вручил их Лисице. Неприхотливый осман поморщился, когда почуял запах, исходивший от хозяина волнами, и еще больше – от холопского усердия солдат, желавших теперь угодить господину барону. Йохан принял шляпу из рук Диджле и помедлил, прежде чем надеть ее.
