Ведьмины камни - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Эльга глубоко вздохнула и взялась за дело. В избе были три ее служанки, спал на своей лавке Святка, да и Ингвар мог когда угодно выйти из шомнуши. Молча натягивать тонкие петельки на позолоченные пуговки, почти прижавшись к груди Мистины, жадно вдыхая его запах, всем телом впитывая тепло его тела, – вот все, что она могла себе позволить. Она знала, что этот запах пьянит ее сильнее греческого вина и стоялого меда, что похмелье наступит немедленно и будет жестоким, но отказаться не могла. От каждого легкого касания пальцев к его груди ее пробирал трепет.
Мистина тоже молчал и не шевелился, только дыхание его становилось все более глубоким.
– Ты не хотела бы… – почти шепотом начал он, когда она одолела уже половину пуговок. – Чтобы я остался в Мерямаа вместо Эйрика?
Эльга знала, почему он об этом спросил. Она и сама иногда думала: не лучше ли ему уехать куда-нибудь, чтобы не длить это ежедневное мучение, если уж одолеть свое влечение они не в силах?
– Нет, не хотела бы, – не поднимая глаз, уверенно бросила она.
Эта страсть была будто нить, что соединяла их сердца, врезаясь и мучая их оба. Но если им придется разойтись, если эта нить порвется – Эльга знала, ее сердце просто умрет, погаснет. Как ни тяжела такая боль – пустота еще хуже.
Когда до ворота осталось три-четыре пуговки, Мистина накрыл руку Эльги своей: хватит. Снаружи был довольно душный летний вечер, и он еще запарится, пока доедет до собственного двора.
– Иди! – почти сердито сказала Эльга и хотела отойти, но Мистина не выпускал ее руку.
– Иду.
Мистина наклонился, коротко поцеловал ее и направился к двери. Он тоже знал, почему она так ответила на его вопрос. Если Эльга может это терпеть, то и он сможет. Но если Эльга отдавала их тревожное счастье целиком во власть прошлого, то Мистина, глядя на ее лицо, склоненное к его груди, почти ощущая на коже ее дыхание, томимый жаркими воспоминаниями, невольно устремлялся в будущее, когда, возможно… все еще будет.
Глава 2
Лето заканчивалось, в Мерямаа пришло время жатвы, а варяги все еще оставались в Видимире. Рассчитывая, что, возможно, придется провести здесь всю зиму, Эскиль Тень еще в конце весны объявил по окрестным весям, что варяги не тронут тех, кто поклянется отдать им десятую часть урожая. Эти веси уже были порядочно разорены и лишились большей части скота, но отсеяться все успели, и, не желая умереть с голоду, весняки согласились на условия. Ту же десятую часть они отдавали своему князю, но, пока здесь варяги, ни Эйрику, ни Сванхейд дань собирать не придется.
К этому мудрому решению Эскиля во многом подтолкнули разговоры с Хельгой. Он втайне тосковал по ней, почти возненавидел Несветову избу, где каждая лавка и каждый ковш напоминал ему о Хельге, словно крича: она была здесь, а теперь ее нет. И никогда больше ты ее не увидишь, внук блудливой знахарки Уны. Не в силах с этим смириться, Эскиль раздумывал, как сделать, чтобы снова быть с ней. Тот путь, который она же ему указала – примириться с Эйриком и прочей ее родней, – очень скоро прояснился в его мыслях как единственно верный.
Но на этом пути лежало неодолимое препятствие: слово, которое Эскиль от имени всего своего войска дал Мистине. На нем лежала обязанность занять некую часть Эйриковых земель и удерживать до подхода киевского князя. Но когда тот подойдет, и сам Мистина не мог ему точно сказать. По всем расчетам, ждать этого стоило зимой, когда Ингвар, завершив дела с греками, получит свободу заняться дальними окраинами своих обширных владений.
Об этом сговоре между Мистиной и тремя самыми уважаемыми вождями варягов никто больше не знал. Не раскрывая тайны, было не так легко объяснить, почему они должны оставаться здесь. Эскиль хорошо понимал: если дело дойдет до прямого столкновения с родичами Хельги и прольется кровь, примирение станет куда более трудным делом. Даже если ему удалось внушить ей кое-какое расположение к себе – он помнил ее ласки, вовсе не вырванные силой, – то ее отец, братья, дядя вовсе не разделяют ее чувств и при встрече попытаются его убить. Ни пасть от руки Хедина или Арнора, ни убить кого-то из них Эскиль не хотел. Но под каким предлогом ему отклонять призывы товарищей пройти дальше на восток и посягнуть на срединные, самые богатые области Мерямаа – Силверволл, Озерный Дом, округу озера Неро, Сурдалар?
– Эйрик давно о нас знает, – напоминал он за столом в большом доме, бывшем погосте, где жила большая часть дружины и где варяги сходились на совет. – Может, он там уже войско собрал и только ждет, пока мы выйдем на Мерянскую реку.
В этом Эскиль ничуть не кривил душой. В летнюю пору Эйрик конунг не мог собрать настоящего войска и вызвать варягов на решительный бой: его ближняя дружина была невелика, а жители летом занимались косьбой, ходили за скотом. Теперь приблизилась жатва. Пока все работы на полях не завершатся, мало кто сможет покинуть хозяйство, а там начнется осенняя распутица. Так что и Эйрик сможет как следует заняться захватчиками только зимой. Однако он не совсем бездействовал. Не раз и не два отрядам варягов, выезжающим на восток поискать добычи, приходилось отбиваться от дружин окрестных оратаев, словен и мерян, вооруженных луками и копьями. Меряне нападали на варягов ночью на стоянках, осыпали стрелами из леса по берегам реки. Ошибку Хамаля Берега другие вожди учли и больше не позволяли своим людям напиваться в захваченных селениях, даже если было чем, и выставляли дозоры, как когда-то в Вифинии. Говорили, что же Бёдольв Тихий, что полонил Хамаля, постоянно несет дозор на восток от Видимиря и следит за перемещениями варягов, выжидая случая напасть. С севера варягов стерегли Всевидовичи – единоутробные младшие братья Несвета с дружиной словенских отроков. Ошибку Несвета, который несколько лет готовился отразить угрозу, но не узнал ее, когда они пришла не с той стороны, жители Мерямаа тоже учли. Однажды Всевидовичи напали на варягов в верховьях реки Песи, при попытке высадиться, и на прибрежном лугу состоялось настоящее сражение. Варягам, понеся потери, пришлось уйти обратно по реке, подхватив только раненых; убитых вытащили не всех, а главное, в этой стычке погиб Ятмунд Ведун.
Чтобы не дать застать себя врасплох, варяги устроили заставу между озером Видимирь и Мерянской рекой. Там держали постоянный дозор, и не напрасно: два-три раза с Мерянской реки приходили дружины, но удавалось отбиться.
Нередко в большом доме происходили споры.
– Надо идти вперед сейчас! – доказывали Сёльвар Бешеный или Стейнтор Сова. – Пока у Эйрика нет людей. К зиме он соберет войско, и что мы тогда будем делать? Досидимся здесь – он перебьет нас, а уцелевших булгарам продаст.
– Кто хочет попытать счастья, я никого не держу, – отвечал Эскиль. – Бери своих угрызков, Бешеный, и ступай хоть на Силверволл. Но выждать будет умнее. Эйрику тоже от нас мало радости – когда он поймет, что мы просто так не уйдем, то предложит нам выкуп, чтобы мы ушли. А может, его предложит Сванхейд. Мы ведь засели на середине пути, мимо нас нельзя попасть ни на Мерянскую реку, ни на Варяжское море. Мы получим серебра, не проливая своей крови. Серебра у Эйрика много, а голова у меня одна. Тебе-то что, у тебя и одной нет…
– Слышали мы эти песни! – посмеивался Стейнтор Сова. – От Ингвара, этого подлеца, когда греки притащили ему кучку Романова дерьма и он принял ее как выкуп. Он тоже говорил: зачем зря проливать кровь, когда можно взять золото… Вот и взял – мы потом чуть с голоду подохли!
