Искры на воде (сборник) - Вячеслав Павлович Архипов

— Вы не думайте, вот тот самородок. — Саша протянул жёлтый кусочек металла. — Берите, прямо сейчас берите, а то потеряю ещё.

Только когда Иван взял самородок, Саша присел на лавку и отвернулся к окну, стараясь успокоиться.

А в это время Илья Саввич сидел в своей конторе и тоже смотрел в окно. Напротив него на стуле устроился Евсей, прислонившись к стене.

— Я всё тебя спросить хотел, Евсей, а по батюшке ты кто?

— Митрофаном звали родителя нашего, — ответил парень, удивившись вопросу.

— Митрофаном, — повторил Хрустов, — значит, ты будешь Митрофанович.

— Выходит, так, — не понимал Евсей.

— Вот что, Евсей Митрофанович, давай с тобой договоримся о том, как дальше будем жить. Ты думаешь, что ошалел Хрустов, мелет чепуху, в друзья набивается, а у самого добра — куры не клюют. Думаешь так? — Он посмотрел в глаза Евсею.

Тот просто пожал плечами, не отрицая.

— Вот и правильно, что не врёшь, — кивнул Илья Саввич. — Я бы именно так и подумал. Не чепуха это. Да, у меня есть капиталы, хотя, по нынешним временам, невеликие, но всё ж. Вот эти капиталы надо приставить к делу: иначе пыль всё это. Бумажки — они есть сегодня, а завтра дунул ветер — и только дымок от них пошёл. А вот когда у тебя своё дело есть, тогда только бурей разметать капиталы можно. Я тебе откроюсь: у нас хоть и большое село, волость, но двигаться надо в Суетиху — там посёлок растёт, а лучше в Тайшет. Ещё недавно там тайга шумела, а ныне приехал, посмотрел, а там жизнь уже бурлит. Поспрашивал у людей знающих, как такое может быть, так мне разъяснили, что капиталы вместе с дорогой движутся к нам. Теперь самое главное — не упустить время, мне, конечно, не тягаться с купцами, которые и деньги не считают, но своё местечко я найду и обогрею. А рядом со мной и тебе теплее будет, и будем друг дружку выручать. Ты промыслишь чего, так я у тебя возьму: хоть пушнину, хоть золотишко. В лавке, сам видишь, много чего продать можно. У меня есть такие компаньоны по округе, за счёт них и стою крепко, но и они не в обиде, сам небось видел, как люди относятся, когда узнают, что от меня пришёл человек. И тебе такую дружбу предлагаю.

Евсей знал, что много людей в округе связано с Хрустовым, но не надеялся, что тот предложит ему руку. Отказывать было глупо, но и торопиться с ответом не стоило. В конце концов Евсей сказал отчётливо и твёрдо:

— Я согласен.

— Хорошо, хоть такие люди не переводятся, как ты, а то вон у меня наследник, доверь ему капиталы — промотает в момент. Есть надёжа на дочку, только мала она ещё, но с разумом растёт. Хотя девки — это отрезанный ломоть. А зачем всё это, если оставить некому?

Хрустов вышел из-за стола, обнял Евсея:

— Ты теперь же поезжай, не тяни: снег сойдёт, намаешься, хотя здесь езды-то день. Обустраивайся, а осенью наведайся сюда, привози, если будет чего, тогда и договоримся обо всём. Если меня не будет здесь, у Лаврена узнаешь, где меня сыскать. Думаю, до осени я в Тайшет переберусь и лавку открою, надо поспешать — время дорого. Вот тебе ещё от меня на свадьбу подарок. — Илья Саввич достал из шкафа новенькую берданку. — Бери, пользуйся.

У Евсея перехватило дыхание от такого подарка. Знал он, что такое ружьё стоит двух хороших коров.

— У меня есть ружьё, — пробормотал он.

— Ничего, то отдашь брату, лишнее не будет, и брата порадуешь. Хороший парень растёт.

— Спасибо, Илья Саввич.

Лизавета в белой шубке из заячьих шкур, в такой же шапке сидела на крылечке лавки и щурилась на яркое весеннее солнышко. Мимо проходили посетители, здоровались с ней, она удивлённо смотрела на незнакомых людей и кивала головой. Она ждала Родиона — он шёл домой всегда мимо этого крылечка. И в этот раз он вышел со двора Хрустовых и направился в домик, где они жили с братом.

— Привет, — сказала Лиза.

— Привет, ты чего здесь сидишь?

— Тебя жду.

— Зачем?

— Просто так. Ты сам не приходишь больше на кухню.

— Некогда, готовим вещи, собираемся уезжать.

— Я знаю, — ответила девочка грустно. — А куда вы уезжаете?

— Сам ещё не знаю, я там не был.

— Хочешь пряник? — спросила она и протянула ему зажатый в руке гостинец.

Родион взял и, присев рядом с ней на крыльцо, откусил кусочек.

— Когда приедете? — спросила она.

— Не знаю, мы туда жить поедем.

— Значит, нескоро. А меня в Канск отправляют, говорят, что пора учиться. Ты умеешь читать и писать?

— Немного умею.

— А я не умею. Ещё обещали научить вышивать и танцевать. А ещё бабушка будет читать мне по вечерам сказки. Ты любишь сказки?

— Не знаю.

— А я про разные чудовища не люблю, а только про царевну Несмеяну. Тебе разве не читали сказок?

— Нет, не читали.

— Почему?

— Не знаю.

— Я, когда научусь читать, буду тебе рассказывать, хочешь?

— Хочу, — ответил Родион, улыбаясь.

За эти несколько лет Лиза подросла, но не изменилась внешне, просто из маленькой стала больше; длинные волосы, выбивавшиеся из-под шапки, кудрявились на воротнике шубки, придавая девочке ещё более трогательный вид. Родиону нравилось разговаривать с ней, слушать, как она рассуждает о разных вещах. Конечно, в её разговорах звучало и мнение взрослых людей, подслушанное девочкой, но она взрослое суждение переводила на детский лад, и это было интересно. Друзей Родион в селе не приобрёл, не было времени играть с местными сверстниками, и эта дружба с хозяйской дочерью, девочкой, которая только доросла до первого класса, поначалу тяготила его. Он сам был ещё, в общем-то, ребёнком, немного постарше, но ребёнком. Он и при родителях был тихим и спокойным, а потом и вовсе замкнулся в себе, стараясь не разговаривать ни с кем и находиться в сторонке от других. Чем он привлёк Лизу, никто не знал. Дружба была странная: дети могли каждый день встречаться, разговаривать, а потом по разным причинам не видеться подолгу, но при встрече говорили так, будто расстались только вчера.

— Ты, когда вырастешь, кем будешь? — спросила девочка.

— Не