Евгений Салиас - Петербургское действо
— Что же вы, liebe Gräfin, выговорила она, наконецъ:- Богъ съ нимъ! Мы давно ожидали. Вы теперь свободны.
— Да, Лотхенъ. Но онъ здѣсь! шепнула Маргарита.
— Кто? не поняла Лотхенъ.
— Онъ здѣсь, Шепелевъ.
Лотхенъ разинула ротъ, раскрыла широко глаза, поняла, но думала, что не понимаетъ.
— Онъ здѣсь! шептала Маргарита, — не успѣлъ уйти. Въ шкафу. Пойми, что изъ этого будетъ!
Лотхенъ вскрикнула такъ же, какъ, нѣсколько часовъ назадъ, при извѣстіи Эдуарда о смерти графа. Она подумала мгновеніе, встала и вышла.
Между тѣмъ, мысли юноши въ шкафу, душномъ и темномъ, были совершенно противоположны мыслямъ Маргариты. Шепелеву казалось его приключеніе настолько невѣроятнымъ, что онъ готовъ былъ смѣяться, если бы не боялся, что его смѣхъ услышатъ. По шуму шаговъ, звуку голосовъ, по нѣсколькимъ отдѣльнымъ фразамъ, которыя онъ поймалъ на лету, онъ догадался что произошло въ этой комнатѣ, гдѣ, нѣсколько часовъ назадъ, они спокойно бесѣдовали за ужиномъ. Впрочемъ, Шепелевъ былъ убѣжденъ. что Маргарита съумѣетъ его освободить, а съ другой стороны, если бы даже и случился скандалъ, то это не пугало юношу.
Черезъ нѣсколько минутъ Лотхенъ прибѣжала къ графинѣ, вызвала ее въ другую горницу и объявила: Эдуардъ прямо грозится вывести офицера изъ шкафа въ ту минуту, когда съѣдутся всѣ гости. Маргарита едва устояла на ногахъ.
— Позови его! воскликнула она черезъ нѣсколько минутъ. — Позови его!
Маргарита сѣла и закрыла лицо руками. Надо было унизить ея передъ лакеемъ.
Французъ явился, догадываясь, зачѣмъ графиня вызываетъ его. Она ожидала увидѣть нахальное лицо и ошиблась.
— Эдуардъ! произнесла Маргарита спокойно:- вы, вѣроятно, хотите денегъ, Вы хотите, чтобы я выкупала у васъ мою честь? Я согласна. Сколько хотите вы, чтобы все устроить?
— Rien, madame la comtesse! Rien! спокойно отвѣчалъ Эдуардъ.
— Однако, чего же вы хотите? Я не понимаю, что вамъ нужно? Я вамъ повторяю, я не обману васъ, сдѣлайте все, устройте и берите, что хотите.
— Я ничего не хочу! былъ снова отвѣтъ Эдуарда.
— Что же вамъ нужно? За что жъ вы меня губите?
Эдуардъ помолчалъ немножко, лицо его изъ суроваго стало грустное, и онъ выговорилъ тихо:
— Je veux venger mon bienfaiteur! Отомстить за единственнаго человѣка, котораго любилъ, какъ отца родного! Французъ говорилъ такъ спокойно, что чувствовалось по неволѣ, что вся его затѣя давно и окончательно рѣшена и ничто на него не подѣйствуетъ.
— Я васъ велю сейчасъ же выгнать изъ дому! вспыхнула Маргарита, поднимаясь съ своего мѣста. — Вы забываете, что вы лакей!
— Напрасно начинать исторію. Я тотчасъ же выведу l'amant le madame la comtesse! холодно отвѣчалъ Эдуардъ. — И все равно будетъ то же, тотъ же скандалъ.
Маргарита сообразила, что надо рѣшаться скорѣй. Она бы не повѣрила, но лицо его, взглядъ его были еще краснорѣчивѣе. Когда онъ говорилъ, что выведетъ l'amant de madame, то по лицу его можно было видѣть, что онъ это сдѣлаетъ.
«Вѣдь сейчасъ начнутъ съѣзжаться!» вдругъ подумала Маргарита. И какъ-то взмахнувъ руками, будто рѣшаясь броситься въ пропасть съ какого-нибудь обрыва, она кинулась снова въ гостиную, гдѣ былъ покойникъ. Подбѣжавъ къ Іоанну Іоанновичу, она порывисто, нервно, едва переводя дыханіе, потащила его за собой въ маленькую гостиную.
— Дѣдушка! воскликнула она — помогите! Послѣ все скажу. Помогите! Я пропала.
— Что ты? Что? растерялся и отчасти перепугался Іоаннъ Іоанновичъ, думая по лицу внучки, что она сошла съ ума или тоже вдругъ смертельно заболѣла и умираетъ.
— Здѣсь въ шкафу, — указала Маргарита рукой на гостиную, и рука ея страшно дрожала. — Тамъ офицеръ! Офицеръ! Поймите! Тотъ, вы знаете… Шепелевъ. Помогите!
Старикъ разинулъ ротъ, и такъ растопырилъ руками, что выронилъ свою табакерку на полъ.
— Какъ? Что? пролепеталъ Іоаннъ Іоанновичъ и, поднявъ табакерку, застылъ, олицетворяя собой вопросъ.
— Въ шкафу спрятанъ былъ… Спасите меня! Офицеръ! Надо… Надо…
Іоаннъ Іоанновичъ, наконецъ, понялъ, сообразилъ, все взвѣсилъ и, вдругъ разведя руками еще болѣе, поклонился внучкѣ въ поясъ.
— Спасибо, внучка! Разодолжила. Ай, да… Ай, да… Ай, да финтъ!
— Ахъ, дѣдушка! Помогите! Вы понимаете, что будетъ! Я послѣ все объясню.
— Чего же тутъ объяснять! Само собой понятно! Вчерась заночевалъ, да на похороны безъ приглашенія и попалъ… Ну, финтъ, цыганочка, не ожидалъ. Да этакого на моей памяти не бывало, а мнѣ семь десятковъ. На столѣ покойникъ, а въ шкафу-то любовникъ! Ну будетъ Питеръ еще сто лѣтъ стоять — и до такого финта не достоится!
— Дѣдушка! уже съ отчаяніемъ воскликнула Маргарита. — Хотите-ли вы мнѣ помочь? Сейчасъ съѣдутся. Эдуардъ грозится выпустить его при всѣхъ, нарочно…
— Ну, это онъ вретъ! вдругъ разсердился старикъ. — Я его, лакея… убью. Но, вотъ что, внучка, радъ бы я, но сама посуди, вѣдь сдѣлать-то ничего нельзя. Только и можно, что попросимши у батюшекъ извиненія, выпустить его при нихъ. Лучше при нихъ, чѣмъ передъ всѣмъ Питеромъ позорище устраивать, совсѣмъ скоморошество выйдетъ.
Между тѣмъ, Маргарита давно опустилась на ближайшее кресло, опустила голову на руки и не отвѣчала ничего.
Іоаннъ Іоанновичъ стоялъ на одномъ мѣстѣ, какъ-то семенилъ ногами, потомъ вдругъ будто разсердился на себя и быстро пошелъ въ гостиную, гдѣ былъ покойникъ.
«Вотъ онъ шкапище-то! Какъ въ немъ не прятать! Домъ цѣлый! Въ немъ жить можно»! подумалъ онъ, останавливаясь. «Фу! Создатель! Вотъ финтъ, такъ финтъ!»
Между тѣмъ, священники, дьяконы, дьячки и еще два какіе-то причетника уже распоряжались въ гостиной, какъ если бы они наняли теперь этотъ домъ и эти горницы для себя. Въ каждомъ движеніи каждаго изъ нихъ чувствовалась хозяйская самоувѣренность.
Іоаннъ Іоанновичъ вдругъ усмѣхнулся, обернулся къ нимъ и вымолвилъ, почесывая за ухомъ:
— Іереи честные, скажите мнѣ старому слугѣ царскому и россійскому столбовому дворянину великое одолженіе! Произойдетъ сейчасъ въ сей горницѣ удивительное и даже грѣховное происшествіе. Обѣщайтесь мнѣ не выноситъ сора изъ избы. Хотя соръ этотъ воистину такой, какого вамъ и видѣть въ жизнь не удавалось. Оттого-то и прошу я васъ сохранить все въ тайнѣ.
Всѣ духовные, конечно, ни слова не поняли, но, однако, еще нѣсколькими словами Іоаннъ Іоанновичъ имъ объяснилъ. дѣло. Внучекъ его пьетъ сильно. Съ вечера пьяный остался у сестры, графини. Вдругъ событіе, покойникъ! Его спрятали въ шкафъ. Теперь авось проспался. Ну, и надо выпустить.
И затѣмъ Іоаннъ Іоанновичъ, чувствуя, что никто ни слову не повѣрилъ, а только изумленъ, самъ тоже невольно усмѣхаясь, дошелъ къ шкафу, отодвинулъ кресла, отворилъ дверь и выговорилъ:
— Ну, ты, пьяница! проспался? Вылѣзай на свѣтъ! Авось теперь пить бросишь послѣ такого грѣха. Только сестру срамишь, да и меня… Ну, ну, вылѣзай, говорятъ! Какія тутъ прятки? На панихидѣ?!
И при изумленной публикѣ человѣкъ въ восемь, изъ-за двухъ яркихъ элегантныхъ юбокъ, висѣвшихъ въ шкафу, появилась фигура красиваго, но совершенно пунцоваго юноши.
«Эхъ! пьяница-то! При шпагѣ и при шляпѣ!» Тотчасъ сообразилъ старикъ.
Юноша, не помня себя, прошелъ между духовенства. Конечно, во всю свою жизнь онъ болѣе смущенъ не бывалъ. Пройдя мимо Маргариты, онъ даже не замѣтилъ ея въ углу горницы.
— Грѣховно! замѣтилъ только ему вслѣдъ одинъ изъ священниковъ, разглаживая бороду.
Іоаннъ Іоанновичъ, покачивая головой, проводилъ юношу до самой передней. И какъ ему хотѣлось треснуть его сзади тростью по спинѣ! Потомъ, вызвавъ Эдуарда, онъ погрозился поступить съ нимъ по-свойски, просто отодрать на конюшнѣ за малѣйшее слово. Затѣмъ старикъ вернулся къ Маргаритѣ, все еще сидѣвшей на томъ же креслѣ, и, опять почесывая за ухомъ, сѣлъ около нея. Она видѣла Шепелева, прошедшаго мимо, но еще не успокоилась вполнѣ…
«Это не останется въ тайнѣ! думала она. Они всѣ всюду разскажутъ. Вотъ я и погибла! A я не хуже другихъ. Такое-ли бываетъ въ этой столицѣ!? Только не при такой обстановкѣ! A между тѣмъ, какъ это просто вышло!»
— Ну, внучка… Вдовушка моя! заговорилъ ласково Іоаннъ Іоанновичъ. — Вѣдь я мыслилъ, ты воструха баба. A вѣдь ты, прости меня, ты дура! Въ полюбовникамъ ходятъ, а въ себѣ не водятъ. Такъ на свѣтѣ заведено, и не намъ мудрить и свѣтъ учить.
XIII
Середи дня домъ графини Скабронской переполнился народомъ.- Іоаннъ Іоанновичъ былъ правъ, говоря, что всѣ тѣ, которые живого графа забыли, къ мертвому тотчасъ поѣдутъ. Впрочемъ, была еще и другая причина большого стеченія публики. Петербургъ началъ чуять въ овдовѣвшей иноземной красавицѣ — нарождающуюся силу!
«Чѣмъ чортъ не шутитъ! думали сановники. И чего только Питеръ не видалъ за все время отъ Петра Перваго до Петра Третьяго! Кто была Екатерина Алексѣевна, русская императрица? Была Марта! A тутъ Маргарита! Даже прозвища сходны»!
