Евгений Салиас - Петербургское действо
Мѣра за мѣрой, указъ за указомъ доказывали, что намѣреніе государя будетъ приведено въ исполненіе и даже очень скоро, очень энергично и во что бы то ни стало!
Курьеръ государя, тайно отъ всѣхъ, даже тайно отъ канцлера имперіи поскакалъ въ Германію, въ мѣсто расположенія корпуса русскихъ войскъ подъ командой Румянцева, и повезъ никому неизвѣстную депешу.
А, между тѣмъ, государь крайне любезно обращался съ датскимъ посланникомъ Гаке-Гакстгаузеномъ, и датскій дворъ не подозрѣвалъ о той грозѣ, которая надвигается на страну со стороны Россіи.
XI
Еще полнаго мѣсяца не прошло послѣ перваго свиданія «Ночи» и юноши въ уборной дома Гольца, а безумный пылъ страсти у своенравной кокетки прошелъ! Бытъ можетъ, влюбленный юноша былъ дѣйствительно невыносимо ревнивъ, но Маргарита уже искренно начала раскаяваться въ томъ роковомъ шагѣ, который связалъ ея существованіе съ этимъ «львенкомъ», какъ она его называла.
Вдобавокъ у влюбленнаго было особенное чутье. Къ Гольцу Шепелевъ не ревновалъ ее нисколько, хотя за послѣднее время посолъ и красавица видались ежедневно и постоянно о чемъ-то совѣщались и иногда очень долго. Но всѣмъ поѣздкамъ Маргариты во дворецъ юноша мѣшалъ, сколько могъ. Онъ зналъ, какъ и многіе въ Петербургѣ, что государь становился съ каждымъ днемъ все неравнодушнѣе къ замѣчательной красавицѣ. Воронцова уже, замѣтно для многихъ, отходила на второй планъ. A другъ ея, Гудовичъ, возненавидѣвшій графиню Скабронскую, и грубо обошедшійся съ ней, тоже начиналъ пользоваться меньшимъ благорасположеніемъ государя.
— Ты совсѣмъ мужикъ! замѣтилъ ему, Петръ Ѳедоровичъ. — Съ женщинами обращаться не умѣешь! Но болѣе этого государь ничего объяснить не захотѣлъ.
Насколько когда-то баронъ Гольцъ былъ занятъ мирнымъ трактатомъ Россіи съ Пруссіей, настолько теперь онъ былъ поглощенъ другимъ дѣломъ, — расположить государя къ умной и замѣчательно красивой женщинѣ, конечно, повиновавшейся ему слѣпо.
И чѣмъ болѣе былъ государь милъ и внимателенъ къ Mapгаритѣ, тѣмъ болѣе становился невыносимымъ этотъ юноша, искренно, глубоко и чисто любившій ее первою любовью, и тѣмъ болѣе раскаявалась она въ своемъ недавнемъ легкомысленномъ поступкѣ. Иногда, хотя смутно, но у Маргариты уже стала являться мысль, какъ бы поскорѣе разойтись и отдѣлаться отъ львенка. Но это было, разумѣется, мудрено. Это былъ не Фленсбургъ. Во-первыхъ, потому, что онъ пользовался большими, чѣмъ тотъ, правами, а вдобавокъ и потому, что. какъ юноша, не остановился бы ни передъ чѣмъ. Если бы ему сказали, что онъ будетъ сосланъ въ Сибирь за малѣйшую огласку его отношеній къ графинѣ Маргаритѣ, то онъ ни минуты не поколебался бы! Все чаще, въ своихъ бесѣдахъ съ Маргаритой, онъ горячо доказывалъ ей, что сочтетъ святымъ долгомъ убить всякаго, къ кому будетъ имѣть поводъ ревновать ее. Слова его дышали при этомъ такою искренностью, что Маргарита не могла не вѣрить, и ей становилось еще страшнѣе и, конечно, еще досаднѣе.
Наконецъ, къ затруднительному положенію присоединилось вдругъ нелѣпое и ужасное происшествіе. Такъ какъ Шепелевъ настоятельно требовалъ отъ Маргариты, чтобы она ежедневно бывала у него по вечерамъ, и это было сопряжено со всякаго рода затрудненіями, то Маргарита рѣшилась довѣрить свою тайну, помимо Лотхенъ, еще другому полурусскому лакею, исправлявшему должность швейцара.
И Шепелевъ сталъ появляться уже всякій день въ домъ Маргариты, скрываясь, какъ и прежде, въ большомъ платяномъ шкафу, поставленномъ въ гостиной съ куполомъ, всякій разъ, когда кто либо изъ близкихъ знакомыхъ проникалъ далѣе маленькой гостиной. Но вскорѣ, благодаря этому шкафу, юноша сталъ оставаться въ домѣ графини по два дня безвыходно, такъ какъ по вечерамъ они не могли бояться чьего либо визита, ночью, рано утромъ — и подавно… И кто бы могъ подумать, что шкафъ превратился въ квартиру, куда спасался его жилецъ, при появленіи людей или гостей. Одна нѣмка знала все!.. Каждый день Лотхенъ накрывала столъ, подавала обѣдъ, или кофе, или ужинъ на два куверта, а затѣмъ угрюмо и мрачно дѣлала реверансъ и уходила къ себѣ.
Лотхенъ давно перестала смѣяться, она ходила темнѣе ночи. Съ перваго же дня она была поражена открытіемъ, что барыня рѣшилась на такую невѣроятную глупость: влюбиться въ мальчишку. Съ перваго же. дня Лотхенъ искренно возненавидѣла Шепелева, потому что онъ сдѣлался помѣхой всѣхъ ея плановъ на счетъ судьбы графини и ея собственной. Первое время она горячо спорила, упрекала и уговаривала друга — барыню, но, наконецъ, ей осталось только одно: молчать и ненавидѣть Шепелева отъ души.
«Авось этотъ капризъ пройдетъ, мечтала она. Вѣдь этотъ еще хуже Фленсбурга. Тотъ хоть вліятельное лицо у принца, а этотъ просто щенокъ, красавецъ, правда, но lieber Gott, такихъ въ столицѣ можно найти нѣсколько дюжинъ».
Внезапное событіе въ домѣ все перевернуло…
Однажды поздно ночью, когда влюбленные только-что окончили ужинъ и молчали, такъ какъ давно все было уже переговорено, все было старо, глупо, скучно… кто-то быстрыми шагами прошелъ черезъ маленькую гостиную. Довольно рѣзко попробовавъ дверь и, найдя ее запертой, смѣлая рука стала стучать.
Маргарита смутилась, догадавшись, что это не Лотхенъ и, совершенно не понимая, кто среди ночи, предполагая, что она давно спитъ, смѣетъ такъ стучать. Вдругъ за дверью раздался голосъ камердинера, француза Эдуарда, который громко кричалъ:
— Madame! Madame! Ouvrez-moi!
Шепелевъ моментально скрылся въ большой шкафъ, но при этомъ, отъ смущенія и неожиданности, забылъ на стулѣ снятый мундиръ.
Маргарита отворила. На порогѣ появился Эдуардъ, нѣсколько взволнованный, блѣдный и выговорилъ:
— Moneienr le comte n'est plus! Онъ скончался.
Маргарита перемѣнилась въ лицѣ и стояла, не шевелясь, пораженная извѣстіемъ. Полтора года ожидала она смерти мужа и все-таки была теперь поражена. Она окаменѣла на мѣстѣ, тяжело переводя дыханіе.
Эдуардъ въ то же время обвелъ глазами всю комнату и, не смотря на свое душевное состояніе, поневолѣ замѣтилъ и забытый мундиръ преображенца, и главное, два куверта на столѣ. Онъ вдругъ злобно усмѣхнулся и выговорилъ:
— Ma foi! C'est beau! Un défunt par la un amant par ici!..
Маргарита настолько была поражена извѣстіемъ и смущена замѣчаніемъ Эдуарда, что не нашлась даже отвѣчать. Вѣрный лакей снова усмѣхнулся грустно, пожалъ плечами и пошелъ на верхъ.
Шепелевъ, догадавшись, что свидѣтеля уже нѣтъ, вышелъ и нашелъ Маргариту среди комнаты молчаливую и встревоженную.
— Что такое? спросилъ онъ. — Что онъ говорилъ?
— Мужъ умеръ! тихо произнесла Маргарита.
Шепелевъ ахнулъ, но черезъ секунду взялъ ее на руку и выговорилъ:
— Ну, такъ что-жъ? Богъ съ нимъ! Царство небесное! Намъ же лучше!..
Маргарита все молчала и не подымала глазъ. Юноша потянулъ ее въ себѣ и поцѣловалъ въ лицо. Она сразу пришла въ себя и легко вскрикнула:
— Что ты! Теперь! Въ эту минуту!
И, быстро окинувъ глазами комнату, она прибавила тихо:
— Даже страшно! Да, да! Ей-Богу, страшно! Послушай…
И послѣ минутнаго колебанія Маргарита прибавила:
— Мнѣ страшно!
— Чего? изумился Шепелевъ.
— Мнѣ страшно! полубезсмысленно, но съ дѣтской интонаціей въ голосѣ повторяла Маргарита.
Шепелевъ сталъ разспрашивать ее, но она сѣла на диванъ, задумалась глубоко, не слушала его и не отвѣчала.
Мысли Маргариты улетѣли далеко. Она невольно вернулась мысленно въ свое прошлое, въ тѣ дни, когда молодой красивый бояринъ безъ ума влюбился въ нее въ Карлсбадѣ и, наконецъ, не смотря ни на что, далъ ей свое имя, далъ состояніе и изъ положенія мѣщанки и вдобавокъ авантюристки, поставилъ ее въ возможность сдѣлаться первой придворной дамой русскаго императора.
Когда онъ былъ живъ и желтый, худой лежалъ въ маленькой душной комнатѣ съ затхлымъ, аптечнымъ воздухомъ, онъ былъ для нея тяжелой ношей и ей было его не жаль. Когда онъ, давно тому назадъ, сталъ упрекать ее во многомъ, за что имѣлъ право упрекать, она выслушала его холодно, улыбнулась презрительно и насмѣшливо и, спустившись къ себѣ внизъ, выговорила въ первый разъ:
— Какъ это скучно! Когда же онъ умретъ!?
Съ этого дня она перестала ходить къ мужу и болѣе его не видала.
Она не сказала себѣ, что болѣе не пойдетъ! это вышло какъ-то само собой! Каждый день откладывала она свой визитъ къ больному, и день за день, недѣля за недѣлей, прошло странно много времени! Вспомнишь теперь, — кажется невѣроятнымъ! Почти не вѣрится! Изо дня въ день, прошло полгода, что она не была на верху. Какъ это случилось, Маргарита сама теперь не понимала.
Часто думала она, представляла себѣ, какъ и когда узнаетъ, наконецъ, о смерти мужа. Какъ-нибудь днемъ прибѣжитъ Лотхенъ или пріѣдетъ она изъ гостей и ей объявятъ объ этомъ. На всѣ лады представляло ей воображеніе, какъ получитъ она это извѣстіе, и ей каждый разъ казалось, что кромѣ радости ничего это извѣстіе въ ней не разбудитъ. Теперь оказалось совершенно иначе.
