От Хивы до Памира. Последние герои Большой Игры - Владимир Виленович Шигин
– Мне доносили купцы, что русские генералы грызутся между собой, как голодные собаки за брошенную кость! – важно разглагольствовал Мухаммед Рахим-хан. – Так мы бросим эту кость и посмеемся над их грызней!
Увы, хорезмские властители были очень далеки от российских реалий…
Прибыв в Тифлис и Оренбург, хивинцы пожаловались великому князю Михаилу Николаевичу и генералу Боборыкину на Кауфмана. Михаил Николаевич от встречи с хивинским посланцем отказался, и того опрашивали без него. Оба посла высказали притязания своего хана на левый берег Сырдарьи и пригрозили, что не выдадут русских пленных, пока вопрос о границах не будет улажен договором. Это был самый откровенный шантаж! Что касается Баба-Назар-Аталыка, то до Петербурга он не доехал. В Оренбурге, по распоряжению Министерства иностранных дел, его задержали. Послу было объявлено, что его не допустят ни к высочайшему двору и не примут от них писем, пока пленные не будут освобождены и пока не будет послано такое же посольство к Кауфману.
Впрочем, в чем-то Мухаммед Рахим-хан все же оказался прав. Понимая, что хивинский вопрос идет к развязке, наместник Кавказа великий князь Михаил Николаевич начал строчить в столицу письма, что с Хивой могут управиться только его кавказские войска, а другие военные округа, включая Туркестанский, тревожить вообще не стоит.
– Конечно, через Каспий до Хивы по карте не так уж далеко, но ведь там одни пустыни! Кавказцы поднаторели воевать в горах, но воевать в пустынях – это совсем иное! – сомневались в реальности кавказских претензий трезвомыслящие офицеры-операторы в окружных штабах.
– Ишь чего захотели! Всю славу и все ордена одним заграбастать! – заволновались карьеристы от Варшавы до Амура.
Несмотря на все мелкие дрязги, решающее слово в хивинском вопросе должно было остаться за Кауфманом.
…Получив от ворот поворот в попытке шантажа России, Мухаммед Рахим-хан послал своих людей в Индию к англичанам. В Калькутте взвесили все за и против и пришли к выводу, что вступать в открытую конфронтацию из-за Хивы им нет необходимости, так как игра не стоит свеч. Другое дело, если хан договорится с Россией, пойдя на уступки – отпустит рабов и на какое-то время затаится. Тогда появится реальный шанс послать в Хиву и советников, и оружие, а также «пободаться» с русскими относительно очередного пересмотра зон влияния, отторгнув Хиву себе.
Именно это и посоветовал вице-король Джон Лоуренс посланцам далекого Хорезма:
– Смиритесь перед Россией, исполняйте все ее требования, да и впредь не подавайте ей никаких поводов к неудовольствию. Пусть русские успокоятся и забудут о вас. Ну а мы вас не забудем!
Расставшись с послами, Лоуренс принял из рук мальчика-пажа раскуренную трубку:
– Доведенная до крайности хивинскими разбоями, Россия рано или поздно, но раздавит Хиву, после чего, без сомнения, станет твердой ногой на Амударье. А это не может быть желательно для нас. Не уверен, что хивинский хан последует моему совету, который дал бы ему какой-то шанс, как, впрочем, и нам!
– Что же мы можем сделать в отношении Хивы? – спросил его губернатор Мадраса Фрэнсис Непир.
– Увы, ничего! Пока нам придется перейти в зрительный зал и уже оттуда наблюдать за разворачивающейся драмой, – ответил вице-король.
– И мы ничего не можем предпринять? – воскликнул фальцетом женоподобный Непир.
– Ну почему же, – саркастически хмыкнул Лоуренс и пыхнул трубкой. – Сидя в зале, мы можем аплодировать или свистеть, в зависимости от того, как будет разворачиваться драма!
* * *
Непростой была в это время ситуация и в Бухаре. Эмир Бухары Музаффар оказался не так прост, как могло показаться на первый взгляд. Вскоре в Ташкент Кауфману стали приходить вести, что Музаффар, несмотря на всю оказанную ему помощь, пытается сколотить собственный союз против России, для чего устанавливает контакты с афганским эмиром, ведет переговоры с Хивой и даже со своими недавними врагами – шахрисабзскими беками. Ситуация осложнялась тем, что из-за холодной и малоснежной зимы 1870 года в ряде областей Бухарского ханства случился неурожай. Как это обычно бывает, из-за бескормицы начался падеж скота. Из доклада Кауфмана: «Шайки голодных бедняков стали бродить по ханству, производя серьезные беспорядки. Фанатичное же духовенство всеми мерами подстрекало эмира против нас, указывая ему в один голос на важность утраченной в 1868 году житницы (то есть Самаркандского оазиса. – В.Ш.)».
После заключения мира с Петербургом и фактического превращения ханства в российский протекторат, а также начавшегося голода на эмира Музаффара снова ополчились воинственные шахрисабзские беки, увидевшие в этом ущемление своей власти. Вслед за ними отказались подчиняться Бухаре и беки верховьев Зеравшана. Будучи не в силах совладать с мятежниками, Музаффар обратился за помощью к генерал-губернатору Туркестана.
Непосредственным поводом к началу боевых действий послужило то, что в Шахрисабзе нашел убежище предводитель разбойничьей шайки Айдар-ходжа, совершавший набеги на границы Зеравшанского округа. Начальник округа генерал-майор Абрамов потребовал выдачи разбойника, но получил отказ.
Кауфман принял решение наказать ослушников. Весной 1870 года для усмирения буйных беков им были направлены отряды генерал-майора Абрамова (усиленный батальон) и полковника Деннета (усиленная рота).
Отряд Абрамова покинул Самарканд 25 апреля, пройдя полтораста верст вверх по Зеравшану и достиг кишлака Обурдан. Туда же подошел и отряд Деннета, который двигался из Ура-Тюбе через горный Аучинский перевал. Объединенный отряд двинулся к кишлаку Пальдорак, ставке матчинского бека, который, не испытывая судьбу, бежал. После этого Абрамов двинулся на восток, к ледникам Зеравшана, а Деннет повернул на север к перевалу Янги-Сабах. Перейдя перевал, Деннет обнаружил перед собой многотысячное войско матчинского бека и, не став испытывать судьбу, вернулся, чтобы снова объединиться с Абрамовым. После этого объединенный отряд снова двинулись на север, настиг противника и 9 июля разгромил его у северного выхода из перевала Янги-Сабах. Затем Абрамов и Деннет обследовали земли вдоль рек Ягноб и Фан-Дарья и озера Искандер-Куль.
В том же году Кауфман включил эти территории в состав Зеравшанского округа, назвав их – Нагорные Тюмени.
11 августа Абрамов подошел под стены города Китаба в Шахрисабзском оазисе. 12 августа, заложив батареи, наши начали осаду. Гарнизон Китаба насчитывал восемь тысяч человек, а его укрепления были достаточно мощны. Но Абрамов был уже опытен в штурме среднеазиатских крепостей. Поставив осадные батареи, он приказал начать обстрел крепости. 14 августа орудия пробили в стене первую брешь, после чего Абрамов решился на штурм. Солдаты штурмовой колонны, под началом полковника Михайловского, стремительно ворвались в город через брешь и поднялись на стены по приставным лестницам. За авангардом последовала резервная колонна майора Полторацкого, солдаты которого подожгли городской
