Рафаэль Сабатини - Фаворит короля
Его высочество с негодованием глянул через плечо, но сэр Роберт намеренно отвернулся от принца. Принцу ничего не оставалось, как поклониться леди Эссекс и твердым шагом прошествовать через весь зал к королю.
В душе сэра Роберта все бурлило, и, забывшись, он напомнил леди Саффолк, что пока не имел чести быть представленным ее очаровательной дочери (чем еще более усилил смятение, охватившее душу девушки).
Скрипачи настраивали инструменты для заключительной куранты, а сэр Роберт, склонившись над юной леди, произносил дежурные комплименты. Когда то же самое говорил ей принц, когда взгляды всего двора были устремлены на нее, она ответами не затруднялась. Теперь же она словно онемела. Она могла лишь улыбаться и робко поглядывать на него, словно ее слепил его ровный взгляд, в котором не было ничего от той увлеченности, с какой взирал на нее принц Генри.
Принц повел в танце красивую испанскую графиню; королева шла в паре со статным графом Пемброком; принцесса Елизавета дала руку графу Вильямедина, и остальные благородные пары тоже поспешили занять свое место на паркете. Сэр Роберт полностью отдался мстительному чувству и пригласил на танец леди Эссекс. Она так охотно приняла приглашение, что он даже поразился — по правде говоря, отказ под благовидным предлогом удивил бы его куда меньше.
Музыканты ударили по струнам. В этой степенной куранте сэр Роберт был столь же грациозен, как принц — в веселой гальярде. Голову он держал высоко, и в глазах его, когда он встречался с надменным взглядом его высочества, мелькала насмешка. В медленном темпе леди Эссекс, однако, двигалась с меньшей уверенностью, чем в бурной гальярде; она бранила себя за это, но партнер не замечал ее неловкости: он был настолько занят сведением счетов с принцем Генри, что едва ли обращал внимание на свою очаровательную даму.
Ведя леди Эссекс через весь зал к матери, он поблагодарил ее:
— Ваша светлость оказали мне честь, которой ваш ничтожный слуга недостоин.
На этот раз она быстро нашла ответ:
— Ваши достоинства не столь уж ничтожны, сэр Роберт.
— Они ничтожны в сравнении с оказанной мне честью, мадам. Все познается в сравнении.
Она взглянула на него и вновь отвела глаза.
— Вы, кажется, смеетесь надо мною, — сказала она, и он уловил в ее голосе непонятные для него нотки горечи. Неужто это дитя уже искушено в искусстве флирта, и эти нотки не что иное, как вызов? Или она вполне искренна? Он привык отвечать искренностью на искренность, какой бы она ни была — действительной или притворной.
— Судите сами, миледи: когда я пригласил вас на танец, я боялся, что вы мне откажете.
— Сэр, тогда вам надлежит объяснить причину ваших страхов.
— Хорошо, я принимаю вызов. Дело в том, что передо мною вы изволили снизойти к приглашению принца.
— То, что вы говорите, — почти государственная измена. Это принцы снисходят.
— Но только не тогда, когда перед ними леди Эссекс.
Она осмелела настолько, что откровенно рассмеялась. Они уже приближались к матери, и она сказала:
— Сэр Роберт, на вашей стороне огромное преимущество — у меня нет придворного опыта.
Она села на свое место, и он склонился в поклоне.
— Мне не нужны никакие преимущества, кроме счастья служить вам, а это то преимущество, которого я всегда тайно жаждал.
И, вручив ее заботам леди Саффолк, откланялся.
Он направился к трону, а навстречу ему быстрым и решительным шагом, словно по полю для игры в гольф, прошел принц, который устремился прямо к леди Эссекс, словно для того, чтобы дать новую пищу уже появившимся сплетням.
Дальше — больше. Придворные столпились у окон посмотреть, как король отдавал последние почести отбывавшим испанским гостям. Принц предложил леди Эссекс руку и провел ее на маленький балкон, места на котором хватило бы лишь на троих. Однако никто третий не решился за ними последовать, а мать леди Эссекс просто не уместилась бы на балкончике. К тому же графиня Саффолк, как и все придворные жаждавшая высочайшего внимания и всего, что это внимание могло дать, не видела никакого ущерба в том, чтобы оставить дочь наедине с принцем. В конце концов, у леди Эссекс есть муж (пусть отсутствующий и еще не вошедший в возраст мужчины), и это его забота — охранять честь жены!
Леди Эссекс, все еще пребывавшая после расставания с сэром Робертом в сладких грезах, беспрекословно последовала за принцем.
Она оперлась о парапет балкончика и смотрела вниз, на огороженный барьерами квадрат, где собралась толпа городских зевак. В центре квадрата ходил по цепи огромный бурый медведь, он то останавливался, раскачиваясь и рыча, то продолжал свое кружение.
Теперь в голосе его высочества уже не было той живости, как в разговоре с Карром: теперь в его тоне звучало даже легкое раздражение, будто гальярда давала ему какие-то права.
— Этот человек, Карр… Почему вы приняли его приглашение?
Дерзость подобного вопроса неприятно ее поразила. И лишь вспомнив о том, что перед нею принц Уэльский и ее будущий король, она удержалась от того, чтобы выказать негодование.
— По той же причине, по которой я приняла ваше, ваше высочество. Он оказал мне честь, пригласив меня на танец.
— «Честь»! Фу! Это слово здесь неуместно. Разве так просто оказать честь вашей светлости?
— Ваше высочество, вы слишком высоко меня ставите — я всего лишь простая девушка.
— Именно потому я и не хочу, чтобы ваша простота была обманута.
— Каким же образом сэр Карр может меня обмануть? — В ее глазах сквозило озорство, и принц рассердился еще сильнее.
— Ах, вы ведь можете вообразить его Бог весть кем, а на самом деле он — обыкновенный шотландский выскочка.
— По-моему, вы, ваше высочество, просто недолюбливаете этого человека. Разве шотландское происхождение — повод для упрека?
Принц прикусил губу и взглянул на нее, но она улыбалась так бесхитростно!
— Этот человек вам не ровня; он выскочка, едва ли из благородных.
— О, мне кажется, вы ошибаетесь — я обнаружила в нем большое благородство.
— Я имею в виду происхождение, а не манеры.
— Но я всегда считала, что благородство манер важнее благородного происхождения. А его манеры безупречны. Он не сказал ни о ком ни одного дурного слова.
Этот откровенный укор вконец разозлил принца.
— Так вы его защищаете!
— Пока не вижу в этом нужды. А почему ваше высочество заговорили о нем?
— Почему? — Он закашлялся и принужденно рассмеялся. — И верно, почему? Ведь у нас с вами есть куда более интересные темы для разговора.
Выкрики и собачий лай привлекли их внимание к развертывавшейся внизу сцене.
Медведь и поводырь вошли в огороженный круг.
Там их ждали грумы, с трудом удерживавшие на привязи четыре пары разъяренных мастифов[30]. Огромный зверь присел на задние лапы и выставил когти. Двух псов спустили с цепи, и они ринулись вперед, чтобы в прыжке добраться до медвежьей глотки. Одного пса медведь просто отшвырнул, второго так стиснул в объятиях, что послышался хруст ребер, мертвый пес также полетел прочь.
В толпе, большую часть которой составлял обожавший такие зрелища ремесленный люд, раздались крики восторга. Король и его благородная свита на балконах также радовались забаве.
Леди Эссекс в ужасе закрылась веером. Она почувствовала дурноту и побледнела.
— О, какая жестокость… — прошептала она.
Принц, опершись локтями о парапет, стоял лицом к ней и вполоборота — к площадке, как бы давая понять, что собеседница куда интереснее медведя. Задорными словами он пытался победить ее отвращение. Эта жестокость, уверял он, скорее мнимая, чем настоящая. И собаки, и медведь подчиняются своему инстинкту, своему естественному стремлению к бою. И, сражаясь, они удовлетворяют этот инстинкт.
Речь эта никоим образом не убедила чувствительную даму, но, по крайней мере, она была предпочтительнее самого зрелища, и леди Эссекс хотела, чтобы принц продолжал свой рассказ, пока не кончится бой и она сможет прийти в себя и побороть приступ тошноты.
Вслед за медвежьей потехой наступила очередь жонглеров и канатоходцев, чье мастерство восхитило ее в той же степени, в какой отвратило предыдущее зрелище.
Принц, наблюдая, как зарумянилось ее лицо, как раскрылись в улыбке губы, был настолько ею очарован, что ничего кругом не замечал.
И вдруг он услышал шаги за спиной. В раздражении принц повернулся на каблуках — перед ним выросла высокая и стройная фигура, затянутая в синий бархат. Снова Роберт Карр! Именно он посмел оказаться на балконе третьим.
— Сэр, — резко обратился к нему принц, — нам не нравится, когда нарушают наше уединение.
У леди даже дух захватило от такой грубости. Глаза ее вновь погрустнели. А сэр Роберт — очень спокойный, как человек, хорошо усвоивший правила дворцового тона и прекрасно сознающий последствия своих поступков, — улыбнулся молодому принцу:
