Бернар дю Бушерон - «Короткий Змей»
Но в тот раз мужчины не смеялись, и слово было полностью подчинено действию. Они распределили роли, как при охоте на медведя. Самый старый стерег собак, которые испытывали к его хлысту уважение, заложенное шрамами на носах, ушах и хвостах. Он не позволял им пожрать кожу постромок и провизию. «Молодое дерьмо» показывал дорогу, которую узнавал под лунным светом, ориентируясь по складкам на снегу, потом по следам. Они распределили гарпуны и луки перед тем, как скользнуть в ночь.
Едва проснувшись и открыв глаза, Капитан заметил под перевернутым корпусом «Короткого Змея» странный свет. Лучи солнца, обнажая горизонт, проникали в укрытие между планширом и льдом, на который корабль был опрокинут килем кверху. Опираясь на свой прошлогодний опыт, экипаж из предосторожности закрыл эту щель бочками, свертками, сундуками с провизией и кусками льда. Все это лежало поверх палубных обшивок, разложенных снаружи, как юбка, и привязанных к корпусу веревками, которые были крепко притянуты к отверстиям, умело пробитым во льду. Итак, провизия и обшивки исчезли, и планшир поддерживался только кусками льда.
Капитан не стал терять времени на перекличку и скользнул наружу. Три изувеченных трупа лежали в лужах замерзшей крови. Руки, ноги и головы были отделены, вероятно, ударами топора. Капитан разбудил выживших пятнадцать человек, и, смирившись с ужасом происшедшего, они обсудили план действий. Четверо, в том числе Капитан, отправляются на поиски дичи. Они возьмут с собой оружие для охоты и шкуры, чтобы соорудить палатку. Двенадцать прочих, в том числе боцман, остаются под прикрытием перевернутого корабля и ждут возвращения товарищей. Капитан отмахнулся от вопроса о питании для этих людей, которые при отсутствии везения и невозможности отойти далеко не найдут дичи. Из-за боязни перегрузки или обеспокоясь движениями кого-нибудь из спящих, нападавшие оставили бочку с тюленьим жиром, которым можно было наполнять лампы и не умереть тем самым от холода.
Капитан решил обсудить направление, куда пойдут охотники. Ульф Йонссон напомнил о традиции. Он начертил на льду крест и предложил бросить жребий при помощи считалки (Святой Павел! Святой Олаф! Святой Иоанн!), чтобы одна из вершин креста указала, где находится дичь. Так делали в его родной долине, когда зимой отправлялись охотиться на полярного зайца. Прочие присоединились к этому мнению. Капитан неторопливо объяснил, что считалка не может замещать рассудок.
– Но я нарисовал крест. Решает Бог.
– Бога не интересуют места нашей охоты, – сказал Капитан. – Он предоставляет нам свободу.
– Веришь ли ты, что Бога интересуют наша жизнь и наша смерть? – спросил Ульф.
– Конечно, – ответил Капитан.
– Ну так вот! Если мы ошибемся, мы умрем. Поэтому Бог и говорит нам, куда идти.
Моряки бормотали слова одобрения. Капитан, человек действия больше, чем веры, предложил следовать разуму. С приближением зимы животные убегают на юг. Самый тонкий лед, благоприятный для охоты на тюленя через прорубь, встречается на юге. Следы грабителей ведут на юг. Если искать отмщения было бы слишком неосмотрительно, то можно было бы следовать за ними на расстоянии, ибо именно в этом направлении расположен их охотничий лагерь. Итак, следует идти на юг. Люди согласились – после того как доверились собственным глазам. Тогда Капитан воззвал к невыразимому. Он призвал на помощь Бога, несмотря на безразличие, выказанное при выборе направления. Разумеется, Бог желал, чтобы выжили верные, затерянные на льдине, которым угрожали язычники, кровожаднее диких зверей. Язычники похитили у них всю провизию, так кропотливо собранную. Но они оставили три изувеченных тела. Капитан увидел в этом руку Провидения. Он представил своей команде следующий расчет. Двенадцать человек, в том числе боцман, останутся под защитой перевернутого корпуса, в то время как четверо остальных пойдут на охоту. Этим четверым нужно изобильно питаться, пока они не найдут дичь; они возьмут останки одной из жертв, сохранные благодаря морозу, и будут тащить их на заледеневших шкурах, которые сослужат службу грузовых санок. На месте, таким образом, останутся два тела, вес которых Капитан оценил в двести пятьдесят фунтов. Для двенадцати человек, находящихся в укрытии и бездействии, которым масляная лампа дает немного тепла, это обеспечивало, из расчета одного фунта на человека в день, больше двух недель выживания, за вычетом пятой части, составляющей отбросы, которые голод, если он продлится, заставит поглотить силой. Не скрывая этого, Капитан думал, что в противном случае выживание представляется сомнительным. Смерть, нанося удар по одним, увеличивала рацион других: если возникнет необходимость, они съедят мертвецов. Капитан представил эту программу с дружелюбным спокойствием. Один из людей принялся плакать, а Ульф Йонссон отвернулся, не в силах сдержать рвоту. Обоих грубо одернули товарищи, которые обвинили их в забывчивости, ибо сам Христос принес свое тело в жертву; ко всему он сделал это будучи живым и с горячей кровью. Боцман, который заблаговременно принял командование своим маленьким отрядом, решил есть замороженное, ибо он понял, что отсутствие варки и запаха уменьшат отвращение. По этому вмешательству Капитан рассудил, что боцман заслужил свое старшинство и можно доверить ему ответственность за экипаж.
Капитан с тремя спутниками стал удаляться на юг. Довольно скоро оказалось, что Ульф Йонссон плохо подходит для этой экспедиции отчаяния. Он плелся в хвосте и без конца стонал. Капитана это удивляло, ибо Ульф, хоть и не был первоклассным моряком, хорошо нес службу на борту «Короткого Змея», и сила его весла ценилась напарниками. Именно физическая мощь определила выбор Капитана, но, как показало дальнейшее, крепости духа ему недоставало. Они шли без пищи три дня. Капитан оценил пройденное расстояние по меньшей мере в двадцать миль, но оставил эту оценку при себе, чтобы не приводить в уныние своих людей. Не давая обогнать себя, он шел первым, чтобы вдохновлять их, из стыда или из страха. Он никогда не оглядывался и дожидался их только ночью. Так остальные поняли, что если они будут отставать, то потеряют вместе с вожаком ориентацию, а значит – и жизнь. Движение по льдине было мучительным. Глыбы льда, расщелины, фирны и сугробы превращали каждый шаг в испытание, тем более тягостное, что за ним следовало другое, не менее изнурительное. Поскольку они шли на юг, безжалостный блеск отраженного льдом солнца сжигал обмороженную кожу их лиц, вскоре превратившихся в раны, с которых свисали окровавленные лоскутья. Они не тратили тюлений жир на смазывание лиц, чтобы оставалось чем обогреваться ночью, под шкурами, из которых они делали общую палатку. Ко всем бедам стала прибавляться снежная слепота. Их веки были разъедены изнутри, и солнечный свет проникал в глаза подобно раскаленным иглам. Капитан подал пример, идя с опущенной головой, не глядя на горизонт и обмотав голову куском полотна с двумя прорезями для глаз, который он оторвал от рубахи. В итоге свет казался не таким жестоким, но веки оставались воспаленными, мучительно зудели, а вскоре загноились.
Утром четвертого дня, когда они шли все медленнее, голод заставил их есть человеческое мясо. Остриями стрел они отковыривали замороженные стружки, поначалу стараясь не задевать внутренности, отвращение к которым было самым сильным. Эти предрассудки усиливающийся голод должен был неизбежно изгнать. У всех, но не у Йонссона – тот упорно отказывался от еды, и самый вид человеческого мяса вызывал у него тошноту. Он разлегся на льду и заявил, что ценой своей души не пойдет дальше. Товарищи не смогли его поднять и призвали на помощь Капитана. Тот повернул обратно, остановился перед Ульфом Йонссоном и, обняв его, поклялся, что осталось не больше двух дней пути до свободных вод и тюленей, на которых можно охотиться. Ульф умолял: нельзя ли продолбить во льду прорубь и наловить рыбы? Он был согласен на сырую рыбу – при условии, что она будет заморожена. Капитан объяснил, что лед слишком толстый, и они умрут, пока сумеют худо-бедно пробить льдину, даже если вообразить, что по невероятному везению они находятся над рыбьим косяком. Ульф Йонссон скорчился на льду и стал с рыданиями скрести его голыми руками. Вскоре его пальцы превратились в кровоточащие культи. Тогда Капитан пригрозил убить Ульфа на месте, чтобы не позволить ему тянуть время и деморализовать людей.
«А потом, – сказал он, – мы сожрем твой труп, если нас к тому принудит голод». Угроза прибавила Ульфу мужества, и он покорно шел до наступления ночи. Но потом не смог заснуть и тревожил сон товарищей бесконечными вздохами. Вскоре презрение и злоба заменили у этих грубых людей участие, которое они поначалу испытывали к Ульфу, и Капитан, спавший очень чутко, лег рядом, чтобы его защищать. Ибо он был решительно готов принести Ульфа в жертву для спасения остальных, но не желал допускать преступления, угрожавшего развалить все их предприятие. Лампа на тюленьем жиру не спасала от сильного мороза, пробиравшегося в самодельную палатку, и всем приходилось спать одетыми. Утром они поднялись, измученные ознобом. Замерзший пот покрывал их, как панцирь. Состояние и поведение Ульфа ухудшились. Он шел так медленно и останавливался так часто, что менее чем за час товарищи опередили его на полмили. Он сел тогда на смерзшийся снег и стал умолять их вернуться за ним. Не раз укладывался он на замороженные шкуры, что служили грузовыми санками, и просил его тащить. Остальные поднимали его пинками – и прикончили бы, если б не вмешательство Капитана. Они убили глупыша, отставшего от стаи во время перелета. Выслеживали его несколько часов, пока он кружил над ними в поисках пропитания. Капитан, который остался с подчиненными, чтобы предотвратить драку за этот скромный трофей, предложил его Ульфу Йонссону еще теплым, несмотря на протесты остальных. Ульф попытался пить кровь, его вырвало. Капитан вырезал печень и протянул ее Ульфу, тот положил ее в рот, мгновение продержал, не пытаясь жевать, и с отвращением выплюнул. Один из двоих жадно схватил ее и заглотил. Именно тогда Капитан решил пожертвовать Ульфом во имя успеха экспедиции. Ульф остался лежать на льду и с завываниями призывал удаляющихся товарищей, пока те находились в досягаемости его голоса. Капитан вернулся, встал на колени перед Ульфом и спросил его, вправду ли он ни за что не пойдет дальше. Ульф подтвердил. Капитан оглушил его обломком льда и погрузил ему в сердце нож. Потом прочел молитву о погибших в море и продолжил путь на юг.
