Кристиан Жак - Храм Миллионов Лет
Хор дал фараону два скипетра: первый назывался «повелитель могущества» и служил для освящения приношений, второй «магия» — посох пастуха, предназначенный для того, чтобы объединять народ.
— Пришло время явиться в славе, — произнес Тот. Идя следом за тремя божествами, фараон вышел из потайных залов, направившись к большому двору под открытым небом, где ждали благородные, допущенные в святилище Карнака.
На возвышении под навесом стоял трон из золоченого дерева, он был скорее скромным, со строгими линиями.
Трон Сети на время проведения официальных церемоний.
Почувствовав колебание сына, Туйа сделала к нему три шага и поклонилась.
— Великий Царь, поднимитесь на этот трон живых подобно новому солнцу.
Рамзес был потрясен этими торжественными словами вдовы покойного фараона, матери, которую он будет чтить до последнего вздоха.
— Вот завещание богов, которое оставил тебе Сети, — произнесла она. — Оно узаконивает твое правление, как было узаконено его, и как оно узаконит правление твоего преемника.
Туйа протянула Рамзесу кожаный футляр, в котором находился папирус, дарованный Тотом в начале времен, объявляющий фараона наследником Египта.
— Вот твои пять имен, — объявила царица-мать ясным и громким голосом: — Могучий Бык, любимый Законом, Защитник Египта, Победитель иноземных стран, Богатый войсками и грандиозными победами, Тот, кто выбран Светом, так как могущество — это его Закон, Сын Солнца, Рамзес.
Всеобщее молчание воцарилось после этих слов. Даже Шенар, позабыв про свои амбиции и горечь, не устоял перед волшебством этого мига.
— Эта царская чета будет править Египтом, — продолжила Туйа. — Подойди, Нефертари, встань рядом с царем, ты, которая станет великой царской супругой и царицей Египта.
Несмотря на торжественность ритуала, Рамзес был так поражен красотой своей жены, что хотел заключить ее в свои объятия. Одетая в длинное платье из льна, украшенная золотым ожерельем, аметистовыми серьгами и браслетами из яшмы, она смотрела на царя, произнося древнюю формулу:
— Я признаю Хора и Сета, объединившихся в одной сущности. Я воспеваю твое имя, фараон, ты есть сегодня, вчера и завтра. Твоя речь дает мне жизнь, я отведу от тебя зло и напасть.
— Я признаю тебя правительницей Обеих Земель и всех владений, тебя, чья доброта огромна и кто угодна богам, тебя, мать и супругу бога, тебя, которую я люблю.
Рамзес возложил на голову Нефертари корону с двумя длинными перьями, указывающую, что теперь она великая царская супруга, причастная к власти фараона.
Кажется, появившийся из Солнца сокол с громадными крыльями начал кружить над царской четой, как будто выбирая добычу, вдруг спикировал вниз с такой быстротой, что ни один лучник не успел поразить его.
Вздох изумления и страха вырвался у присутствующих, когда хищная птица села на затылок Рамзеса, вонзив свои когти в плечи фараона.
Сын Сети не двигался, Нефертари продолжала смотреть на него.
Долгие мгновения изумленные придворные присутствовали при чуде, объединении сокола Хора, защитника царствования, и человека, которого он выбрал, чтобы править Египтом.
Затем птица снова устремилась к небу в спокойном и полном силы полете.
Из груди присутствующих вырвался возглас, приветствующий в двадцать седьмой день третьего месяца лета восшествие на трон Рамзеса 3.
13
После окончания празднеств водоворот событий захватил Рамзеса. Главный управляющий дома фараона посетил его во дворце в Фивах, состоявшего из личных покоев и залов, предназначенных для общественных дел. Только став главой государства, Рамзес обнаружил зал для приемов с колоннами, пол и стены которого были украшены изображениями лотоса, тростника, папируса, рыб и птиц; столы, за которыми работали писцы; маленькие залы для личных приемов; балкон для выхода, окно которого было украшено крылатым солнечным диском; столовую, в центре которой стоял стол, на котором всегда были корзины, заполненные фруктами и букетами цветов; спальню с одной кроватью, покрытой цветными подушками; зал с бассейном, выстланный плиткой.
Только молодой фараон взошел на трон Обеих Земель, как главный управляющий представил служителей дома, исполнителей тайных ритуалов, писцов Дома Жизни, служителя, ответственного за личные покои, врачей, ответственного за царскую переписку, хранителя сокровищницы, управляющего хлебным амбаром, управляющего скотом и многих других, спешащих поприветствовать нового фараона и уверить его в своей вечной преданности.
— А вот…
Рамзес встал.
— Я прерываю это шествие.
Управляющий запротестовал.
— Великий Царь, это невозможно! Столько важных людей…
— Более важных, чем я?
— Простите, я не хотел…
— Веди меня на кухни.
— Но вам не пристало находиться там!
— Ты знаешь, что для меня лучше и где я должен находиться?
— Простите меня, я…
— Ты проводишь свое время в поиске извинений? Лучше скажи мне, почему визирь и верховный жрец храма Амона не пришли, чтобы принести клятву.
— Я не знаю этого, Великий Царь, как могут подобные вещи быть в области моих действий?
— Идем на кухни.
Мясники, заготовители запасов, чистильщики овощей, булочники, пирожники, пивовары… Роме правил всей этой когортой специалистов, ревниво относящихся к своим полномочиям и придирчиво как к расписаниям работы, так и к дням отдыха. Пузатый, веселый, с круглыми щеками, медленно передвигающийся, Роме не беспокоился ни о своем тройном подбородке, ни об излишнем весе: он займется этим, когда уйдет на покой. В настоящее время он правил этой армией железной рукой, готовя безупречные и вкуснейшие яства, заставляя затихать ссоры, неизбежные между специалистами. Одержимый чистотой рабочих мест и свежестью продуктов, Роме сам пробовал блюда: присутствовал фараон и его Свита в Фивах или нет, управляющий кухни требовал Лучшего.
Когда появился управляющий дворцом, сопровождаемый молодым человеком с внушительной мускулатурой, одетым в простую, сияющую белизной набедренную повязку, Роме приготовился к скучной ругани с противником. Этот проклятый чиновник, пресыщенный своими привилегиями, снова попытается навязать ему неспособного помощника взамен на награду, которую ему вручила семья мальчишки.
— Приветствую тебя, Роме! Я привел к тебе…
— Я знаю, кого ты мне привел.
— В таком случае поклонись, как подобает.
Положив руки на бедра, управляющий кухней расхохотался.
— Мне поклониться этому мальчишке? Посмотрим сначала, умеет ли он мыть посуду!
Красный от смущения, управляющий повернулся к царю.
— Простите меня, он…
— Я умею мыть посуду, — заявил Рамзес, — а ты, умеешь ли ты готовить?
— Кто ты такой, чтобы сомневаться в моих способностях?
— Рамзес, фараон Египта.
Застыв, Роме понял, что его карьера закончена.
Спокойным жестом он снял свой кожаный передник, сложил его и положил на низкий столик. Оскорбление царя, признанное таковым судом визиря, жестоко каралось.
— Что ты приготовил на завтрак? — спросил Рамзес.
— Пере… перепелок на вертеле, нильского окуня с травами, пюре из фиников и медовый торт.
— Звучит заманчиво, но насколько они заслуживают внимания?
Роме вспылил.
— Вы сомневаетесь, Великий Царь? Моя репутация…
— Я смеюсь над репутациями. Подай мне эти блюда.
— Я прикажу приготовить столовую дворца, — угодливо сказал управляющий.
— Ни к чему, я поем здесь.
Царь ел с удовольствием под беспокойным взглядом управляющего.
— Превосходно, — заключил он, — как твое имя, повар?
— Роме, Великий Царь.
— Роме, «человек»… Ты достоин его. Я назначаю тебя управляющим дворца и главой всех кухонь царства. Следуй за мной, я задам тебе кое-какие вопросы.
Бывший управляющий пробормотал:
— А… А как же я, Великий Царь?
— Я не прощаю нерадивость и скаредность, мойщиков посуды всегда не хватает, ты займешься этим.
Царь и Роме медленно направились под прикрытие одного из портиков.
— Ты будешь служить под началом моего личного секретаря, Амени, он худющий и не ценит вкусную пищу, но он неутомимый работник. А главное, он чтит нашу дружбу.
— Но это слишком большая ответственность для простого повара, — удивился Роме.
— Мой отец учил меня судить о людях по ощущениям. Если я ошибаюсь, тем хуже для меня. Чтобы править, мне нужны верные слуги. Ты много знаешь таких при дворе?
— По правде говоря…
— Говори правду, Роме, не пытайся увильнуть.
— Ваш двор — прекрасное сборище лицемеров и карьеристов всего царства, его можно сравнить с полем битвы. При жизни вашего отца, чьего гнева они боялись, они сдерживались. После его смерти они выбрались из своих берлог, как цветы пустыни после дождя.
— Меня ненавидят, не так ли?
— Это слабо сказано.
— И на что они надеются?
