Гусейнкули Гулам-заде - Гнев. История одной жизни. Книга вторая
— Да, попробуй-ка заглушить любовь!— Глубоко вздохнул я.— Тебе легко говорить, Аскер.
— Знаю, что голос сердца бывает громче голоса разума, но ты же боец и должен уметь управлять своими чувствами!
Друг строго отчитал. В ту ночь Аскер вызвался проводить меня. Мы пересекли почти весь город. За разговорами не заметили, как перед нами выросла вершина Кухе-Санги. Поговорив еще, я пошел проводить немного Аскера. Чуть брезжил рассвет. Мешхед был погружен в глубокое молчание. Был тот предрассветный час, когда все в природе ждет утра, рождения нового дня. И любой громкий звук в эти минуты режет слух, кажется противоестественным.
Мы уже начали прощаться, когда тишину нарушил душераздирающий вопль:
— Спаси-и-и-те! А! А-а-а!
Кричали из Бала-Хиябане. Мы бросились туда. Выбежав на проспект, посмотрели влево, вправо — ни души. Опять все та же тишина, лишь мутные воды арыка ведут, как всегда, свой неторопливый разговор. Мы в недоумении пожали плечами и разошлись.
Дождь лил как из ведра. Теплый, весенний дождь. Помню, как безумно радовались таким дождям у нас в Киштане. Еще бы! Ведь эти дожди приносят урожай, обещают обильную осень.
Но этот благодатный дождь промочил меня до последней нитки. Застал он меня на площади Топхане, и бежать в Кухе-Санги через весь город не было никакого смысла. Я решил нанять фаэтон, но как на грех,— ни одного свободного фаэтонщика. Как быть?
Последнее спасение — ресторан. Рядом — один из лучших ресторанов Мешхеда «Баги-Милли». Я направился туда.
— Что вам угодно, господин военный?— встретил меня обворожительной улыбкой молоденький официант.
— Плов-кебаб!..
Официант удалился. Я посмотрел ему в след и подумал: «молодой, здоровый парень, а на побегушках у всякого, кто имеет в кармане кошелек. Шел бы лучше в подмастерья... К каменотесам».
В ресторане чистота и уют. По углам вазы с живыми цветами. Слух посетителей ласкают нежные звуки флейты. Смуглый до черноты музыкант одну за другой исполняет ходовые иранские мелодии. Заслушаешься!
Поел я плотно. Рассчитываясь, спросил официанта:
— Как тебя зовут, паренек?
— Субхан... Рамазан-заде.
— Послушай, Субхан, а ты не хотел бы служить в кавалерии?
— Господин военный, я никогда не сидел на лошади...
— Не беда. Научишься.
Парень явно смущен. Он, видимо, и сам понимает, что избрал профессию не слишком подходящую для себя.
— Ты хорошенько подумай, Субхан-джан. Я еще раз зайду в «Баги-Милли». Поговорим. До свидания!
— Всего хорошего, господин военный.
И я покинул ресторан. Дождь уже перестал. Над Мешхедом сияло ласковое весеннее солнце. Разноцветным веером встала над городом радуга.
Над Топхане плывет до боли в сердце знакомая с детства песня о караване, утомленном дальней дорогой, о кара-ван-баши, который мечтает об отдыхе в тенистом прохладном саду... Звуки дутара чаруют и пьянят.
«О, всемогущий аллах!— вдруг догадываюсь я.— Да это же Абдулло-Тарчи! Наш киштанский Абдулло!»
Останавливаю пробегавшего мимо меня мальчика:
— Кто это поет, не знаешь, как его зовут?
— А что?— насторожился мальчишка, моя жандармская форма явно не внушает доверия.— Он мешает вам? Но здесь не казарма. И чайханщик Абдулло ничего плохого не делает.
— Абдулло? Абдулло-Тарчи?
— Да, Абдулло-Тарчи из Киштана...
— Молодец, малыш! На тебе... купишь орехов и кишмиша.— Я сунул в руку растерявшегося паренька два крана и зашагал к чайхане.
— Чего желаете, господин военный?— спрашивает чайханщик. Абдулло-Тарчи не узнал меня.
— Подайте сладкого чая.
Абдулло-Тарчи ушел и сейчас же вернулся с чайником.
— Еще чего?
— Благодарю. А вы не скажете, как вас зовут и откуда вы родом?
— Скажу... Абдулло я из Киштана! Это в Миянабадском районе.
— Из Киштана? Наш ождан Гусейнкули-хан тоже из Киштана. Вы случайно не знакомы с ним?
— Нет. Всех киштанцев я знаю, господин! Там нет ни одного хана. А ваш ождан не из Партана или Джошегана? А может быть из Паримана? Там много ханов, а у нас, хвала аллаху, их нет.
— А как поживают твои братья Курбан и Аликпер?
Как чувствует себя Яхши-ханым?
— Вы знаете моих братьев и жену?..— У Абдулло от удивления лицо налилось кровью и покрылось потом.
— Да, знаю, дорогой Абдулло! А разве ты не узнаешь меня, забыл киштанского Гусо, сына Гулама?
— Ва-а-хей! Гусо-джан!— от волнения Абдулло потерял на мгновение дар речи.
— Какая неожиданная встреча, Абдулло! Я не верю своим глазам. Ты ли это?!
После долгих приветствий и возгласов удивления я рассказал ему, как спасал его от смерти в Ширване.
— Идем ко мне, Гусо-джан. Я живу здесь совсем рядом,— Приглашал Абдулло.
— Нет, дорогой друг, у меня служба. Давай лучше договоримся, что ты придешь ко мне. Военный городок у Кухе-Санги знаешь? А там тебе любой человек укажет, где я живу.
— Что ж,— соглашается Абдулло-Тарчи,— я приду.— Но и ты загляни ко мне как-нибудь.
— Обязательно.
...В тот же вечер Абдулло-Тарчи пришел ко мне в гости. Сидим вчетвером: Абдулло, Рамо, Аббас и я.
— Из Ширвана меня кто-то привез в Мешхед,— начал рассказывать о своих прошлых приключениях Абдулло.— Но кто и как, хоть убей, не помню! Очнулся я в доме Ис-маила-ага — доброго, душевного человека. Родом он из Нахичевани, а живет в Мешхеде. Исмаил-ага рассказал потом, что в то время он был по делам в Ширване, в караван-сарае. Увидал меня и решил спасти. До конца дней своих я буду помнить его доброту. Всем на свете я обязан ему... А жена моя Яхши-красавица погибла в боях под Гиляном. Добровольно пошла в армию повстанцев и сразу в перестрелку попала. Всего четыре дня и воевала...
В глазах Абдулло-Тарчи блеснули слезы.
— Успокойся, Абдулло,— говорю я другу.— В жизни много горя случается.
— Не знаю,— вздыхает Абдулло,— почему на этом свете именно бедным приходится переносить так много лишений?.. Вот прошлой ночью какие-то злодеи убили Ба-шира.
— Башира?!— воскликнул Рамо.
— Да,— горестно склонив голову, говорит Абдулло.— Утопили в арыке на Бала-хиябане. В самом центре Мешхеда— разбой!..
Я сразу же вспомнил минувшую ночь. Так вот чей крик встревожил нас с Аскером! Услышав сейчас это известие, Рамо улыбнулся и сказал:
— Собаке — собачья смерть!
— Не говори так, Рамо,— в глазах Абдулло засверкали огоньки гнева.— Он был бедным человеком. И очень много невзгод перенес в жизни...
— Он был самым жадным богачом в Шахруде,— ответил Рамо,— и как пес преданно служил англичанам и хорасанскому губернатору.
Абдулло-Тарчи был крайне удивлен такой новостью.
— Да, дорогой Абдулло, это был английский шпион. И если бы не убили его, он погубил бы сотни, а может быть и тысячи честных людей, защитников народа.— И уже обращаясь ко мне, Рамо добавил:— Встретил я сегодня в го-годе паренька с усиками. Тебе привет он передал и сказал мимоходом: «Все хорошо...»
Теперь Абдулло-Тарчи был удивлен еще больше:
— Вы знаете Курбан-Нияза?
— Да, а ты с ним тоже знаком?
— Нет... Просто чуть-чуть знаю. Он иногда бывает у меня в чайхане.
— Послушай, Абдулло,— говорит Аббас,— тебе не надоело сидеть дни и ночи в этой душной обжорке?
— Надоело, но что делать?
— Поступай к нам в эскадрон,— загорелся Рамо.
— С большой бы радостью,— разводит руками Абдулло,— но не могу...
— Почему?
— В чайхане я нужнее...
И вдруг мы переглянулись. Минута прошла в молчании.
— Так нужно партии Адалят — прошептал горячо Абдулло.
Ну и молодчина же этот Абдулло-Тарчи! Все это время я думал, что он умер, но он не только жив, но такие дела творит...
БОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ
- Господин ождан, вас срочно вызывает генерал! — Вольно! Вы свободны.
Солдат уходит. Спешу в конюшню и пытаюсь понять: зачем это на ночь глядя понадобился я Таги-хану. Дневные занятия третий эскадрон давным-давно закончил. Солдаты отдыхают, а многие получили увольнение — гуляют в городе.
Вывожу из конюшни красавца Икбала, вскакиваю в седло, вихрем проношусь по военному городку и, миновав южные ворота, устремляюсь к Баго-хуни, резиденции Таги-хана.
— Господин Гусейнкули-хан!— генерал принял меня в своем кабинете. — Я много слышал о вас хорошего..
— Благодарю вас, господин генерал.
— Я надеюсь, что вы сможете выполнить мое поручение.— Таги-хан подошел к двери и поплотнее прикрыл ее. Объяснять вам обстановку в стране и в нашем городе, надеюсь, нет необходимости. Ваш эскадрон — надежда и гордость хорасанской армии. Присаживайтесь...
В военном городке меня поджидают Рамо и Аббас.
— Что случилось?— подходит ко мне Рамо.
— Ничего. А почему вы до сих пор не спите?
— Ждем тебя,— вступает в разговор Аббас.— Говори...
У меня чудесное настроение. Хочется петь и веселиться. Под стать моему настроению и теплая, уже совсем летняя ночь: озорно мерцают звезды, где-то далеко слышна песня. Слов не разобрать, но мотив веселый, задорный. И плывет этот мотив над уснувшим Мешхедом, словно легкое, прозрачное облако в погожий день по чистой лазури неба...
