Кайли Фицпатрик - Девятый камень
Миссис Коречная не могла не слышать, как Джек болтает про грандиозную историю Мелвилла, и потому остановилась посреди комнаты, чтобы его послушать. Он тут же принялся смущенно приглаживать волосы, Сара не сомневалась, что миссис Коречная это тоже заметила, потому что она мимолетно улыбнулась, как будто знала, что победа будет за ней. Когда он закончил бахвалиться, она сказала самым добрым и нежным голосом:
— Все именно так, как вы говорите, мистер Тислуайт, Лондон полнится ворами и прочими преступниками, но подумайте о стране, из которой прибывают контрабандные грузы. Детей отправляют в самые недра земли, где они надрываются на тяжелой работе, чтобы какая-нибудь аристократка в Лондоне могла носить красивые побрякушки. А вам известно, мистер Тислуайт, что в Индии, находящейся под владычеством Британии, за один день от голода умирает столько же детей, сколько в Ист-Энде за целый год?
Это заставило Джека заткнуться. И не в том дело, что его беспокоила судьба детей, просто ему не понравилось, что миссис Коречная гораздо лучше него владеет словами, и Сара видела, что он почувствовал себя дураком. А он был о себе даже слишком высокого мнения.
Затем, к несказанному изумлению Сары, Лили подошла к ней и посмотрела на то, что она делает. Миссис Коречная стояла так близко, что Сара видела позолоченные серебряные пуговки на корсете, подчеркивавшие ее узкую талию. Сара опустила голову и принялась перебирать шрифты на лотке, неожиданно почувствовав себя неуклюжей и смутившись, хотя и не могла бы сказать почему, потому что миссис Коречная всегда была к ней добра. Она даже уловила, что от ее густых черных волос пахнет розовой водой.
Миссис Коречная взглянула на рекламу Китингса, и Сара видела, что гостью продолжает удивлять глупость Джека, потому что на ее красивых губах застыл намек на улыбку. Сара чуть сдвинула кепку испачканным чернилами пальцем. Она не ошиблась — теперь Лили смотрела на нее. Какого же поразительного цвета у нее глаза — зелено-голубые, словно залитое солнцем море на этикетке бутылок виски, которые продавала Руби.
— Как дела у твоей сестрички Эллен?
С тех пор как Сара поделилась с ней своими планами насчет того, чтобы отдать Эллен в школу, она почувствовала себя смелее.
— Я хорошо пишу, правда же?
— Конечно. Думаю, нам стоит поговорить с мистером Хардингом, чтобы он давал тебе более полезные задания, чем помощь в продаже масла из тресковой печени! Кроме того, это отвратительное лекарство — меня тошнит даже от его запаха. Интересно… — Она замолчала и вопросительно взглянула на Сару. — Ты не хочешь сходить со мной в субботу в Королевскую академию? Там выставка бриллиантов, которые я хотела бы посмотреть, и я была бы рада, если бы ты составила мне компанию.
Сердце замерло у Сары в груди, а глаза широко раскрылись от удивления. Она не могла понять, с какой стати Лили Коречной потребовалось проводить время в обществе жалкой ирландской девчонки в мальчишеской одежде, но все равно пришла в восторг от ее предложения.
— О да, я с удовольствием с вами пойду. С огромным удовольствием. — Она заговорила тише: — Не обращайте на Джека внимания, миссис Коречная, он слишком важничает. Он и мистер Мелвилл думают, что им предстоит посмотреть еще на одну казнь, вот он и раскаркался.
Глаза Лили Коречной перестали лучиться весельем, и она тоже заговорила тише:
— Высокомерие мистера Тислуайта беспокоит меня гораздо меньше, чем его взгляды, Сара. Я не сторонница публичных казней через повешение, я вообще против казней.
— Я тоже, — сказала Сара, гордая тем, что она разделяет мнение с таким умным человеком, как миссис Коречная.
— Ну хорошо, Сара. Жду тебя у себя дома в субботу. Скажем, в одиннадцать. Подходит?
Сара кивнула и радостно улыбнулась Лили. Со времени смерти мамы никто, кроме Руби, не обращал на нее никакого внимания, и она уже не помнила, когда у нее был выходной. Она ничего не знала о бриллиантах, но уже заволновалась в предвкушении нового приключения. Сара даже надеяться не могла на то, чтобы подружиться с Лили Коречной, но, по крайней мере, она сможет рассказать Эллен и Холи-Джо про роскошные места, где бывают богатеи.
Глава 7
«Ватерлоо, 29 мая 1864 года
Дорогая Барбара!
Может показаться, что я в последнее время только и делаю, что пишу о бриллиантах. И тем не менее я должна рассказать тебе о своей недавней экскурсии в Королевскую академию. Это был мой первый выход из дома, если не считать рынка Ватерлоо и Патерностер-роу, с тех пор как умер Франц, и вынуждена признаться, что причина заключалась в том, что я не хотела, чтобы мир оказался таким же, каким он был с ним. Сама мысль об этом походе заставила меня нервничать, хотя главным образом не из-за того, как я буду обходиться, когда рядом нет мужа. Больше всего беспокоило меня то, что не с кем будет разделить это событие, поскольку ты, моя дорогая, уехала на лето в Гастингс[15].
Я сделала прекрасный выбор, потому что моей спутницей была юная Сара О'Рейли, ученица наборщика в лондонском „Меркьюри“. Эта молодая особа потеряла большую часть своей семьи, но ее живость наполняет меня надеждой. Мне кажется, эта идея оказалась прекрасной для нас обеих, потому что в обычных обстоятельствах Сара могла бы попасть в здание Королевской академии с той же вероятностью, с какой по собственному желанию захотела бы надеть юбку вместо брюк. Осуждающие взгляды, которые на нас бросали другие посетители, глядя на наплевавшую на моду женщину без шляпки и компаньонки, пришедшую с уличной девчонкой, доставили мне удовольствие, в то время как Сара вообще не обращала на них внимания. Она была так зачарована херувимами и обнаженными фигурами на потолке, великолепием мраморной лестницы и картинами в золоченых рамах, что, как мне показалось, была разочарована, когда мы наконец добрались до места нашего назначения: маленькой стеклянной горки, стоящей на псевдокоринфском пьедестале.
Должна признаться, что я была зачарована сиянием бриллиантов — всего их девять, разного цвета — не меньше остальных посетителей, собравшихся вокруг них. Сара не произнесла ни одного слова до тех пор, пока мы не вышли на улицу, а потом заявила, что камни показались ей странными и что ей было не по себе рядом с ними, потому что, в конце концов, это ведь всего лишь камни, но ощущение возникало, будто они живые. И она не ошиблась. Мне почудилось, будто внутри каждого пылает огонь, чей ослепительный свет и мощь проникают в самое сердце смотрящего на них. Каждый камень лежал отдельно, на черной бархатной подушечке, и самым потрясающим и поразительным был красный бриллиант. Ты можешь подумать, что я не в себе, но этот камень обладает какими-то неземными свойствами, мне даже представилось, будто он бросал мне вызов, предлагая испытать желание им обладать. На табличке под горкой сообщалось, что это очень редкие камни, собранные на протяжении многих лет махараджей Бенареса из индийской провинции Уттар-Прадеш. Мне стало невероятно интересно, почему индийский принц доверил такое сокровище леди Синтии Герберт.
Должна тебе сказать, что только вчера мы с ней встретились за чаем у нее дома. В три часа за мной заехало великолепное ландо с монограммой Гербертов на дверце — золото на белом фоне, — с возницей в темно-красной куртке и зеленом жилете. Несмотря на то что леди Герберт носит черный цвет, ее слуги, похоже, радуют ее глаз всей палитрой красок. Я очень тщательно выбирала свой наряд и остановилась на платье цвета темного мха в готическом стиле, которое воскресила миссис Уильям Моррис; на рукавах вышиты лилии, и меня очень привлекает этот мотив, потому что Франц любил их рисовать. Он говорил мне, что лилия — это самый священный из всех цветов: для римлян он являлся символом надежды, для христиан — цветком Марии и материнства и одновременно цветком смерти и звездой возрождения. Кристина Россетти утверждает, что на языке поэтов стебель лилии обозначает возвращение счастья, так что я буду носить своего тезку до тех пор, пока не вернется мое счастье. Я стала сентиментальной, Барбара, и тебе придется меня за это простить, потому что теперь, когда Франц меня покинул, символы, напоминающие о нашей любви, стали мне особенно дороги.
Путешествие в Хэмпстед в ландо леди Герберт получилось просто роскошным, подушки были обтянуты бархатом с монограммами, что, по моим представлениям, немного слишком. Леди Герберт представляет собой диковинное сочетание величия и мятежного духа, и ее характер меня озадачивает. В Хэмпстеде было тихо и чисто, над заново вымощенной дорогой нависали ветви хвойных деревьев (хотя я люблю покой, тем не менее предпочитаю суматоху Ватерлоо-стрит — особенно сейчас, когда стараюсь избегать молчания и тишины). У ворот особняка нас встретил молодой человек, одетый в те же цвета, что и возница, а когда он снял с ворот железные засовы и распахнул их, я увидела владения, каких мне не доводилось встречать нигде в Лондоне. И я сразу поняла, что этот райский уголок устроен наподобие восточного сада, потому что там росли блестящие растения с цветами, которых я не знаю, стояли статуи, изображающие экзотические божества с множеством рук, а еще был пруд с водяными лилиями. Дом поразил меня своими громадными размерами и элегантной симметрией: ослепительно-белый, с четырьмя римскими колоннами из бледного мрамора, украшающими блестящую черную дверь.
