Валерий Лобачев - И печатью скреплено. Путешествие в 907 год
– Давно был заключен, но мы его хорошо помним.
– …Пища из рук такого человека – отрава. Пусть так и передадут Льву.
Повороты дела
Логофет Фома и доместик третьей тагмы спешились. Подошли ближе к славянским воеводам.
Фома встал в позу, что, впрочем, странно выглядело перед цепью лучников, в поле.
– Василевс передает, – сказал он, понимая, что дальше, к князю, его не пустят, и не желая терпеть унижения с первых же слов. – Василевс передал: он хорошо отплатит за зрелище. Василеве посылает со своего стола угощение искусным в войнах и забавах и князю – царское угощение и благодарность. Василеве передал: пусть считают, что они на моем пиру. Ему просто негде рассадить стольких гостей. – Фома с подчеркнутой любезностью показал жестом на широко раскинувшийся русский лагерь.
– Пища от человека, который нарушил слово и мир, – отрава. Покормите этим константинопольских крыс. – Велемудр с удовольствием рассматривал Фому – логофет не ожидал таких слов.
– Мы дадим попробовать ту же еду нашему человеку, – опомнился он. На лице появилось выражение оскорбленного достоинства: отрава!.. Про «слово» и «мир» он предпочел не расслышать.
– Попробовать дадите? Значит, в Константинополе уже люди работают крысами!
– Я логофет дрома, – сказал Фома, – и говорю от имени василевса.
– Ответ князя киевского звучит так: пища человека, который нарушил слово и мир, – отрава.
– Нельзя тому быть, – крикнул Стратимир, – чтобы русских купцов губили на константинопольском базаре!
– Вы об этом… Русские купцы были с мечами, без мечей они не ходят. В ссоре они убили десять ромеев. Десять ромеев за пять славян – уже очень много.
Велемудр распахнул руки:
– Здесь русских столько же, сколько ромеев в Городе. Если мы начнем считать так же и дальше – двух за одного, то в Константинополе не останется ромеев. И еще столько же будет нужно для расчета. Но за недостающих мы согласны взять деньгами. А если живущие в Городе хотят и сами сохранить жизнь, мы за каждого из них тоже возьмем деньгами. Мы старые купцы.
– Я же сказал, – надулся Фома, – что василевс наградит славян, которые пришли под стены Города.
– Мы не служим из награды у ромейского правителя. Если в Константинополе еще есть василевс, то должен, наверное, существовать пока и закон. О законе торговли мы и пришли узнать.
– Мы не знаем закона торговли, который бы заключил с нами русский князь Олег.
– Закон в Руси заключает Киев и князь Киева, как василевс в Ромее. Киевский договор вечен, это мы и пришли подтвердить, – Велемудр опять распахнул руки, показывая на русские войска.
– Я передам эти слова василевсу, – сказал Фома.
Возникло молчание: стороны сомневались, надо ли сейчас продолжать разговор.
Стратимир заметил за спиной доместика стражника Гуннара. Лицо варяга он помнил, тот служил в Киеве. Гуннар куда-то пристально смотрел и вроде бы даже знаки кому-то делал. Стратимир повернулся в сторону и увидел недалеко от себя Рулава.
– Разрешим поговорить двоим воинам этерии! – сказал Стратимир доместику. Тот кивнул.
Гуннар подошел ближе.
– Верно ли известно в этерии, как я попал сюда? – спросил Рулав.
– Известно. Не удалось найти, кто это сделал… За тебя хотят выкуп, какой?
– Нет, я здесь будто не в плену.
Стратимир поморщился:
– Выкупом за воина могут быть только его голова и меч. И то и другое при нем.
Гуннар наклонил голову, соглашаясь.
Логофету было все равно, что будет с Рулавом, он смотрел, нет ли здесь шпионской интриги. Вообще-то они с Велемудром делали вид, что не присутствуют при этом разговоре.
А положение создалось запутанное: выкупить воина нельзя, выменять не на кого. Оставить как есть – накладно для константинопольской гордости. Но вопрос был уже назван, и отвечать было надо.
Тогда доместик третьей тагмы сделал царский жест. Он снял перстень с огромным изумрудом.
– Посольство не бывает без знаков посольства, – сказал он и протянул перстень Стратимиру.
Воевода взял, надел изумруд на здоровенный мизинец. Посмотрел на Рулава. Тот вынул из перевязи свой двуручный меч и поставил острием на землю рядом со Стратимиром. Воевода накрыл рукоять меча ладонью. Рулав, не удержавшись, легко вздохнул и, сделав два шага, перешел в свиту логофета.
Доместик третьей тагмы даже выгнулся от гордости. Он и так имел добрую славу в гарнизоне, но теперь, после того что сделал для Рулава, он знал – его репутации у воинов позавидует любой архонт.
Фома не любил военных выкрутасов. Он только с естественным сожалением посмотрел на чудесный зеленый камень: «Ценности уже начали уплывать из Города к славянам…»
Первые переговоры кончились.
Рулав
Во дворце Рулава вызовет к себе Самона. Рулав скажет, что ничего не может сказать о славянах, кроме того, что видно из Города. Да если бы и мог, добавит он, то должен был бы промолчать до окончания переговоров с Русью.
И Рулав умрет под пытками. Не станет в Городе человека, указывая на которого, могли бы говорить: «Это тот самый Рулав, за которого доместик третьей тагмы подарил свой изумруд русскому воеводе».
Этериарх не решился жаловаться василевсу на Самону. Паракимомен был в большой силе – именно он ездил к Николаю Мистику и привез василевсу отречение патриарха. Но год спустя после нашей истории, когда Лев сошлет в монастырь Самону, запутавшегося в собственных подметных письмах и наговорах, командовать его конвоем этериарх назначит Гуннара. И конечно, Гуннар был благодарен этериарху, а Самона нет.
Решение синклита корпорации нищих
В Городе увидели повозки с царским угощением, вкатывающиеся обратно. Пошел слух, что переговоры не удаются. Под портиком Михаила срочно собрался нищенский совет, гордо именовавший себя синклитом.
– Скороход вышел от святой Софии, – сказал тот, кто должен был следить за временем, – отправил воображаемого скорохода.
– В Городе недовольны логофетом Фомой, – сказал председатель.
Члены синклита стали говорить в очередь по кругу:
– Переговоры со славянами начались. Будем же довольны.
– Логофет может проиграть большие деньги русским. Это ударит по нас.
– Фома знает свое ремесло, но с русскими трудно договориться – их много.
– Эпарх не делал объявления Городу – значит, дело плохо. Надо поторопить их. Не будем мешать волнению.
– Кто заменит Фому на переговорах? Араб Самона?..
– Скороход прошел площадь Константина.
– Славяне едят нашу рыбу, – сказал председатель. – Переговоры должны закончиться как можно быстрее.
– Стоит ли ввязываться?
– Если Город недоволен Фомой, значит, кто-то хочет его сменить…
– Пусть Фома остается. Поддержим его.
– А если он не сможет договориться с Русью?
– Эпарх не любит Фому – может быть, это он замутил воду?
– Смена Фомы может задержать переговоры. Или славянам понравится, что его сменили? – спросил председатель.
– Скороход вышел на площадь Тавра!
– Значит, Фому не хотят славяне, эпарх и еще кто-то?..
– Мало знаем. Не лучше ли поверить в то, что происходит само собой, поддержать волнение?
– То, что хорошо славянам, хорошо ли нам? Пусть ведет переговоры Фома.
– Пусть ведет.
– Не будем во всем потакать эпарху. Пусть остается Фома.
Председатель встал:
– Фома самый лучший логофет дрома, какого только знали ромеи. Идите и объясните это всем.
– Скороход на Амастрианском рынке. Время.
Синклит разошелся.
Переговоры
(сказания участника похода)
«…Ромеи, видно, решили, что нам нужны только их деньги. Слепые умы: неужели бы из-за одних ромейских денег мы отправились в поход таким числом кораблей? За правдой идут далеко. И как бы ни был далек путь, правда лежит еще дальше. Нет ее в Константинополе, нет в Золотом Роге. А договор о том, как принимать купцов из Руси, который бы был правдой, ромеи заключать не спешили. Тяжело татю бросить свое ремесло…»
«Славяне и закон»
(запись совещания у василевса)
Лев VI: «Все свое царствование я забочусь о приведении в систему законов империи. Своды ромейских законов должны быть похожими на систему сводов святой Софии – недаром это храм мудрости божественной. Надо установить порядок торговли со славянами на века, я должен это сделать для империи. Но давать привилегии варварам – не в традициях Ромеи».
Александр: «Какой это закон – не брать пошлины с варваров! Варварский закон. Не доросли славяне до закона».
Имерий, друнгарий флота: «Они против и Родосского морского права, которое признают на берегах всех морей света. Они требуют, чтобы имущество славян, выброшенное морем на берег, возвращалось владельцу разбитого судна или на Русь, его наследникам. С таким законом люди не захотят жить на берегу, они потеряют старинный источник дохода».
