Валерий Лобачев - И печатью скреплено. Путешествие в 907 год
– Но дальше, за Херсонесом, живут печенеги, – вставил университетский хранитель. – Не называть же море Печенежским!
– Печенежское море – это степь, – сказал Абу Халиб.
– Ты что же, был во всех этих землях? – спросил его лангобардец.
– Нет, но знаю их по книгам. Правда, книги можно дописывать бесконечно. Не меняется лицо земли, но меняется лицо стран. Меняются со временем и названия морей. Но пока, насколько я слышал, все так, как я назвал.
– Придется ромеям исправлять вашу науку или, как ты говоришь, лицо стран! – Филоктет озлился и, поскольку прямо сейчас исправить ничего было нельзя, вышел из-под Царского портика.
«Говорили, что год назад славяне и ромеи поспорили на базаре Города и посекли друг друга мечами, – вспомнил Абу Халиб. – Не о названии ли моря они спорили? Или, может быть, о смысле названий?.. Далеко заходят научные споры в наше время».
«Перемирие»
К Стратимиру привели Рулава. Рассказали, как он попал в славянскую лодью.
– Прямо и не знаю, что с тобой делать, – сказал Стратимир. – Мне кое-что хочется узнать. Пожалуй, я спрошу у тебя.
– В вопросе стыда нет, – сказал Рулав.
– А ты наглый малый. Все вы, варяги, разбойники.
– Я не разбойник, ты знаешь. Я служу василевсу.
– Нашел чем хвалиться. Знаешь, у лошадей, которые дают на себе ездить, есть такое… седло. Так седло, оно тоже служит. И бывает дорогое, красивое. Но как оно знает жизнь? По тяжести седока, и только!
– На седло еще, – не очень уверенно заметил Рулав, не слишком разбиравшийся в кавалерийских делах, – на него еще голову кладут. Ночью, в походе.
– И голову оно знает только по весу, – махнул рукой Стратимир. – Ты где служишь?
– В этерии.
– Знаю эту этерию. Седло и есть, как я говорил. Только что к голове и вправду ближе.
– Если вы думаете, что я пленный, попробуйте меня взять. Если же я гость в вашем стане, зачем говорить так?
– Не торопись. Я шел сюда дольше, чем ты. Тебе что – прыгнул со стены и уже здесь. А мне от Киева! Знаешь, сколько?
– Знаю.
– Ну вот. Тебя славяне встречают как честного воина, а мне ромеи цепи перед носом повесили. Хорошо это?
– Эпарх приказал. – Рулав понял, наконец, что интересует Стратимира, и сказал, какая в этом тайна…
– Эпарх?
– Анатолий. Говорят, он приказал ночью.
– А гонца ночью во дворец не было?
– Нет.
– Хитрый у вас эпарх. И больше ты, стало быть, ничего не знаешь?.. С дерева, конечно, не так уж далеко видно, а слышно еще меньше. Ладно. Оставайся в пределах моего полка. Дальше не ходи.
– А если воины Города выйдут из ворот на вас?
– Тебя это пусть не волнует. Мы им эти ворота на уши повесим! А с тобой у нас пока перемирие. Все.
Решение корпорации константинопольских нищих в связи с осадой города
(обсуждалось ночью на улице Меси под портиком Михаила)
1. Корпорация считает город неприступным, настаивает на этом мнении и должна распространять его среди всех ромеев от последнего ремесленника до высших лиц империи.
2. Если осада будет затягиваться, корпорация должна позаботиться о скорейшем заключении мира. Для этого она будет показывать, что население города доведено до крайности (специальные эпизоды и сцены на пути следования по городу влиятельных лиц).
Синклит корпорации снесся с эпархом и пришел к таким выводам:
в случае вспышек недовольства в городе не поддерживать выкриков против лично эпарха и лично… (фигура умолчания относится к личности василевса). В остальной смуте по случаю осады члены корпорации принимают участие только по единому плану, который должен быть составлен синклитом корпорации за время не большее, чем нужно скороходу, чтобы пройти от площади Августеон до Амастрианской;
заверить эпарха, что нужные ему слухи будут безотказно распространяться в городе силами корпорации;
если у корпорации возникнет надобность распространять и другие мнения и рассказы, она будет это делать, не нарушая тем не менее договоренности с эпархом;
договор с эпархом покупается гарантией эпарха в случае крайней нужды оказать корпорации платную помощь водой (резерв цистерны Филоксена[3]).
Члены корпорации молятся о наступлении мора среди славян и о течи в их кораблях.[4] Для успешных молитв корпорация выделяет средства.
Если славяне войдут в город, нищие покидают центральные кварталы. Старосты извещают о месте, где они будут находиться, как высших, так и низших.
Бегство без этого условия считается преступлением против корпорации.
Слухи (ложные), предназначенные к распространению
(от эпарха – корпорации нищих)
1. Неожиданность появления славян объясняется просто: они шли, по договору с василевсом, для войны с арабами в Киликию, но нарушили договор, ибо им показалась мала плата за союзничество. Когда славяне поймут неприступность Города, они пойдут в Киликию выполнять свои обещания.
2. Олег, князь славян, тяжело заболел.
3. Николай Мистик, увидев славян в Босфоре, упал с башни и утонул.
Слухи, циркулирующие в городе стихийно
1. Николай Мистик устроил так, что о походе славян вдоль берегов болгарских и ромейских не сообщили в столицу.
Славяне хотят восстановить Николая Мистика в сане патриарха и сами примут христианство из его рук.
2. Воды в городе очень мало.
3. Славяне научились ходить по дну моря.
4. Слышали, что юродивый Григорий Белый кричал: «Пропонтида сгорит, и славяне погибнут».
Печенежские заповеди
Степь нигде не кончается, и за морем лежит степь.
Война никогда не кончается, перейти реку – и начнется другая война.
Договор с другим народом – все одно что договор с солнцем: прилетела туча и солнце скрылось.
Удар копья в поле убьет одного, удар копья из засады убьет двоих.
Бараний жир на котле должен быть толщиной в палец, рука печенежского князя – длиною в степь, прыжок коня не должен иметь предела.
Без коня под твоим седлом и копья в твоей руке не выживут в этом мире твои жена и дети.
Ночь. Пропонтида
Странные дела творились на Пропонтиде. Начавшись утром, никак не кончались. Вдоль извилистого берега, с юга, к русскому лагерю шли лодьи, шли плоты, горели над ними толстые свечи и слышалось конское ржание.
Печенежские кони привыкли к воде – правда, не такой просторной. Пропонтида пугала их. Одни всадники перекидывали поводья в лодью, садились туда сами, а конь плыл за лодьей, увлекаемый силой гребцов, ему было не тяжело. Другие кони жались друг к другу на плотах, им было легче, но страшнее.
Все это не очень нравилось печенегам, но награда была обещана хорошая. Русский князь не поскупился и на подарки вперед.
Замысел был прост: движение людей и коней в Пропонтиде должны были заметить из Города. Но понять, что к чему, ромеям будет трудно. Славяне перевозили печенегов не так уж далеко – из-за рощи в свой лагерь, вдоль берега. Но берег был здесь сложный, извилистый, а движение людей и плотов еще хитрее, так что из Города должно было казаться: перевозят конницу с другого берега Пропонтиды, и, может быть, числом немалую.
Свечи позаимствовали в ближайшем монастыре.
– Воск – наш товар, славянский, – сказал старик-новгородец. – Не будет наших купцов в Царьграде, не будет свечей у ромейского бога.
Подкрепленная мечами и копьями, криками конников во дворе, эта истина восторжествовала над монахами.
Огней над плывущим войском было много, Пропонтида их отражала. Качались блестящие мокрые конские морды. Тяжелые длинные морды, коротковолосые стоячие гривы – на таких конях в былые века мчались скифы, теперь – печенеги. Но никогда не заносило еще этих выносливых и упрямых лошадей в волны Пропонтиды.
– …Отпусти поводья подальше, грести неловко, веслом лошадь накрою! – повторял печенегу славянский гребец.
– …Плот перевернется, если конь спрыгнет! Погоди, ближе к берегу подойдем, – останавливал другой славянин на плоту печенега, который хотел свести коня в воду и поплыть на нем. Держал упрямого степняка за руку. Начиналась возня, кони на плоту шарахались…
– Хорошо еще, море спокойное, – сказал сквозь зубы Радомир, любечский воевода. – А то бы мы их потопили всех в волне ромейской. Рыбам на корм.
Новгородец не слышал его, потому что как раз закричал в этот момент на какую-то из лодий по-печенежски:
– Здесь скалы под водой! Кони ноги побьют! Дальше выводи, вон у того мыска!..
Видно было, как печенег, услышав его, полез обратно из воды в лодью, накручивая на руку длинные поводья, заводя лошадь к правому борту, подальше от берега.
– За такое дно – особая плата! – кричал он новгородцу.
– Будет! – кричал новгородец. – Но только на одного коня, тебе это не в опасность.
– Жадный какой!.. – хрипел печенег.
– Хорошо еще, не в Босфоре идем, там бы совсем против течения, – продолжал перечислять Радомир, как им повезло. – И ветер с севера утих. А то бы пришлось топить их всех…
