Йожо Нижнанский - Кровавая графиня
Андрея Дрозда все знали, он всюду был свой. Но теперь, когда он проскакал на любимом коне графини, он показался каким-то далеким и чужим. Он выглядел непомерно могучим, огромным, словно высоко вознесся над ними, чуть ли не сделался господином, и теперь даже в замке трепещут перед ним.
Вскоре за Андреем Дроздом помчалась ватага преследователей.
Любовь, способная на всеПавел Ледерер проснулся поздним утром с тяжелой головой. Трактирщица, принесшая завтрак, узнала его лишь сейчас. Ночью, при свете свечи, когда он едва выговорил, что нуждается в ночлеге, она приняла его за чужестранца.
— Так это ты, Павел! — обрадовалась она. Еще учеником он полюбился ей: не раз она выказывала ему знаки привязанности, которыми бездетные женщины обычно награждают чужих детей.
Павел Ледерер натужно улыбнулся — сердце его после перенесенного удара не способно было даже радоваться встрече.
— Ты уже все знаешь? — спросила она, тщетно пытаясь его развеселить.
— Знаю, — сумрачно ответил он.
Трактирщица сочувственно поглядела на него и немного погодя сказала:
— Господь уже покарал ее за измену…
Эти слова встревожили его, но он не стал задавать вопросов. Молча вышел на улицу, не заглянув даже в конюшню — проверить, накормил ли батрак его лошадь. Он бродил по знакомым местам. Шумела ярмарка, улицы кишели приезжими. Никто не замечал Павла. А если кто, словно узнав, и обводил его изумленным взглядом, то в следующее мгновение, натолкнувшись на взгляд — отчужденный, равнодушный, — проходил мимо, уверенный, что случайное сходство обмануло его.
Одну только улицу он огибал стороной. И все же в конце концов свернул и в нее. Двигался неуверенно, словно подгоняемый неодолимой силой.
Вот этот дом. Много лет тому назад сюда привел его отец и отдал на попечение мастеру Репашу — пусть сделает из него человека. Здесь ему улыбнулось счастье, здесь в сердце родилась нежданная любовь, отсюда он ушел в мир, чтобы, вооружившись опытом и знаниями, держать в чести свое ремесло. Вот оно, это странное, темное, круглое пятно на стене, у ворот! Это след от деревянных цеховских часов, что показывали день и час, когда уважаемые цеховые мастера должны были являться на сход. Куда же подевались часы? Может, они теперь дом украшают?
Окно открыто, розмарин в нем зеленеет как и прежде. Тот же розмарин, только теперь он толще, выше. Что, если сорвать веточку на память, да заглянуть в горницу?..
Только он подошел к окну, как вздрогнул, точно вор, застигнутый врасплох.
— Павел! — донесся из окна пронзительный крик, и в нем показалось потрясенное лицо Барборы.
Сперва он замер, потом его охватило великое желание пуститься наутек и уж никогда больше не видеть этого лица, не слышать этого голоса… Но тут настежь распахнулись двери, и Барбора выбежала на улицу. Она бросилась к нему на шею, обнимала его, целовала со слезами на глазах и горестно приговаривала:
— Павел, милый, ты все же вернулся!..
Неожиданная ласка смутила его. Молнией пронзило его чувство ожившего счастья. Он обнял любимую и щедро ответил на ее поцелуи. Но сладостное опьянение продолжалось недолго. Беспощадная действительность сразу отрезвила его.
— Слишком поздно я вернулся, — тяжко вздохнул он и нежно, но решительно вырвался из ее объятий. — Прощай! — сказал он глухо и собрался было уйти.
Но Барбора Репашова схватила его за руку. Она потащила его во двор, потом в горницу. Он сопротивлялся, но тщетно.
В доме они были одни.
Он молча глядел перед собой. Печаль сжимала сердце чуть ли не до слез. Словно губительную лаву, хотел он выплеснуть на неверную возлюбленную тысячи упреков, скопившихся в бессонные ночи у него на душе, но в ее печальных, наполненных слезами глазах и дрожащем голосе сквозило такое горе, что слова укоризны поневоле сменились словами утешения.
— Я думал, что ты счастливее меня!
— Я несчастна, я никогда не была счастливой! Но теперь буду, потому что ты вернулся. Я люблю тебя, и ты должен меня любить.
— Но ты клялась в верности и любви другому.
— Притворялась, а на самом деле любила только тебя.
— Почему же ты тогда вышла замуж за Мартина Шубу?
Она упала перед ним на колени. Обняла дрожащими руками и заговорила со слезами на глазах:
— Ты не знаешь его, не знаешь, что это за злой и подлый человек. Как только ты ушел, он стал подольщаться ко мне, пытался купить меня красивыми словами, всякими посулами. Потом угрожать стал. Обещал дом поджечь, а меня отдать в служанки чахтицкой госпоже. Я не поддалась его угрозам. На какое-то время он отстал, а потом вдруг опять является и показывает острый кинжал. «Видишь, как блестит. Только не всегда он останется таким. Не пойдешь за меня — подожду, пока вернется Павел, и кинжал обагрится его кровью!..» Вот я и пошла за него. А то бы убил тебя из-за угла… А теперь ты вернулся, и я буду твоей!
— Любовь принесет тебе одни страдания. Мужа ты не можешь и не смеешь бросить.
— Нет, я брошу его, — решительно заявила она. — На край света уйду за тобой. Сил не хватит умирать от тоски по тебе и жить рядом с мужем, которого ненавижу. Куда угодно пойду за тобой, и везде буду довольна и счастлива.
— Не бывать этому! — воскликнул Павел. Строгое воспитание и добрые наставления мастера были сильнее любви. — Нет, никогда не возжелаю я жены ближнего или чего-то, что принадлежит ему. Для меня ты мертва, ты должна забыть… Наши пути разошлись навсегда…
Он вырвался из ее судорожных объятий и зашагал прочь.
— Павел, не бросай меня, — взмолилась молодая женщина. — Жизнь без тебя не имеет смысла. Только о тебе я думала, только тебя ждала, ждала, как избавителя от всех мук и страданий. Наконец ты здесь, и для меня взошло солнце. Нет, ты никуда не уйдешь! Не хочешь чужую жену — подожди одну ночь, и я стану вдовой…
Павел Ледерер замер на пороге. Лицо Барборы изменилось неузнаваемо — слезы исчезли, нежные черты посуровели, в них отражалась неумолимая решительность женщины, готовой бороться за свое счастье и благополучие.
— Барбора, ты что, ты могла бы…
— Да, я бы смогла…
Опомнившись от потрясения, он твердо проговорил:
— Дочь почтенного мастера Репаша не смеет даже в помыслах обагрить руки кровью ближнего. Барбора, дьявол искушает тебя и отравляет твою душу. Мы должны разойтись, иного выхода нет. Терпи, как терплю и буду терпеть я, но с поднятой головой и чистой душой. Я покидаю тебя не во гневе, а жалеючи, я несчастен, потому что у тебя нет счастья…
— Павел! — умоляюще кричала она. — Я иду с тобой!
Но дверь за ним уже захлопнулась, и его быстрые шаги по узкой улочке стали вскоре стихать вдали…
Вдова Репаша, вернувшись с рынка, нашла дочь в слезах. После долгих расспросов, Барбора наконец ответила:
— Он вернулся и снова ушел…
А после минутного молчания добавила решительно:
— Но я все равно пойду за ним!
Встреча на опушке лесаДалеко за Чахтицами, когда Вихрь был уже весь в пене и из-за деревьев выглянули башни врбовского храма, Андрей Дрозд придержал коня и огляделся. Далеко вокруг — ни единой живой души, разве что кое-где надсаживался одинокий пахарь, целиком погруженный в работу Преследователи потеряли след: сразу же за Чахтицами Андрей свернул с дороги и поскакал через поля, луга и пастбища. Окольным путем он попал на противоположную сторону Нового Места. Гайдуки видели, как разбойник несется через поля, но встречаться с ним у них не было никакого желания.
Пока скакун спешил вольным аллюром, Дрозд утирал вспотевший лоб. Атаман улыбался, представляя себе удивление товарищей, когда он прискачет на знаменитом коне чахтицкой госпожи и расскажет обо всем пережитом. Он начал весело насвистывать, но тут же умолк.
Из-за поворота дороги, петлявшей по лесу, нежданно-негаданно появилась девушка на коне.
Он изумленно остановился, девушка тоже. На безлюдной дороге эта встреча была уж совсем неожиданной.
Но Андрей Дрозд тут же опомнился и тронул коня.
А девушка продолжала стоять, с удивлением разглядывая незнакомого всадника на знакомом коне.
Вихря она сразу узнала.
Дрозд припомнил, что он нередко видел в Чахтицах это стройное милое создание в врбовском уборе и в красных сапожках. Он знал и имя ее, но поскольку о женщинах меньше всего задумывался, оно стерлось в памяти.
Но его остановил раздраженный голос:
— С добрым утром, почтенный господин!
Андрей Дрозд не только остановился, но повернул коня в сторону девушки и засмотрелся на нее. Она также повернула своего бегуна и гневно уставилась на Дрозда. Сперва он не знал, чем вызвано ее недовольство, но потом понял.
— Так ли ведет себя всадник, встречая на пустой дороге одинокую всадницу, даму? Ни шляпу не снимет, ни доброго утра не пожелает? — крикнула девушка и в гневе дернула ногой в стремени. Будто капризно топнула о землю.