Бернард Корнуэлл - Столетняя война
— Помните старую поговорку, моя госпожа? — проговорил он лукаво. — Поставь кошку стеречь стадо, и волки будут сыты.
При этих словах Жанетта затряслась от злобы.
— Вы переходите границы, месье Бела, — ледяным голосом проговорила она и отпустила его.
А на следующий день к Ла-Рош-Дерьену подошли англичане. Жанетта, взяв из кладовки, где хранила свои сокровища, арбалет умершего мужа, присоединилась к защитникам на стене. К черту советы стряпчего! Она будет сражаться, как мужчина, и презиравший ее герцог Карл научится восхищаться ею, он поддержит ее и вернет имения умершего мужа ее сыну.
Вот так Жанетта стала Черной Пташкой, и англичане гибли под стенами, и совет стряпчего Бела был забыт, и теперь, считала Жанетта, защитники города так потрепали англичан, что осада скоро будет снята. Все будет хорошо. С этой надеждой Черная Пташка впервые за неделю крепко уснула.
* * *
Томас сидел на берегу реки. Он проломился сквозь ольшаник к реке и здесь стянул сапоги. Лучше идти босиком, решил он, чтобы сапоги не увязли в грязи. Наступал холод, мороз, но Томас не мог вспомнить более счастливого времени. Ему нравилась такая жизнь. Воспоминания о Хуктоне, Оксфорде и отце почти стерлись.
— Снимите сапоги, — велел он сопровождавшим его двадцати стрелкам, — и повесьте мешки со стрелами на шею.
— Это еще зачем? — вызывающе спросили из темноты.
— Чтобы удавиться! — рявкнул Томас.
— Чтобы стрелы не намокли, — услужливо объяснил кто-то.
Томас повесил свой мешок на шею. Стрелки, в отличие от охотников, не носили колчанов. Колчаны сверху были открыты, и стрелы могли вывалиться, когда лучник бежал, спотыкался или перелезал через забор. В колчане стрелы намокали во время дождя, а с мокрым оперением летели криво. Поэтому настоящие стрелки пользовались вощеными холщовыми мешками, которые не промокали. Такие мешки затягивались шнурком. В них вставляли лозу, расправлявшую холст, чтобы не помять оперение.
Уилл Скит подошел к краю берега, где дюжина солдат настилала плетень. Он поежился от дувшего с реки холодного ветра. Небо на востоке еще оставалось темным, но от сторожевых огней в Ла-Рош-Дерьене падал какой-то свет.
— У них там тихо и спокойно, — сказал Скит, кивнув головой в сторону города.
— Помолимся, чтобы они спали, — ответил Томас.
— К тому же на кровати. Я уже забыл, что такое кровать, — проговорил Скит и отодвинулся, пропуская еще кого-то к воде.
Томас удивился, увидев сэра Саймона Джекилла, который так пренебрежительно держался с ним в шатре графа.
— Сэр Саймон хочет поговорить с тобой, — проговорил Скит, едва скрывая презрение.
Рыцарь сморщил нос от вони, издаваемой речной грязью. Большую часть ее, видимо, составляли городские нечистоты, и он радовался, что ему не нужно шлепать босиком по этой жиже.
— Ты уверен, что пройдешь через частокол? — спросил сэр Саймон Томаса.
— Иначе бы и не пошел, — ответил тот, не утруждая себя почтительностью.
Его тон возмутил рыцаря, но он сдержался.
— Граф, — сухо проговорил сэр Саймон, — оказал мне честь возглавить атаку на стену.
Он замолк. Томас ждал продолжения, но рыцарь только раздраженно смотрел на стрелка.
— Значит, Томас возьмет стену, — наконец проговорил Скит, — чтобы обеспечить безопасность вашим лестницам?
— Чего я хочу, — сказал сэр Саймон, игнорируя Скита и обращаясь к Томасу, — это чтобы ты не пускал своих парней в город раньше моих. Увидев вооруженных людей, мы, вероятно, будем убивать их, ты понял?
Томас едва не плюнул. Английские стрелки вооружены длинными луками, так что их трудно перепутать с защитниками города. Но он придержал язык и просто кивнул.
— Ты со своими лучниками можешь присоединиться к штурму, — продолжал сэр Саймон, — но под моим командованием.
Томас снова кивнул, и сэр Саймон, раздраженный этой затаенной дерзостью, повернулся и пошел прочь.
— Чертов ублюдок, — сказал Томас.
— Просто хочет сунуть рыло в корыто раньше нас всех, — откликнулся Скит.
— Ты дашь этой скотине воспользоваться нашими лестницами? — спросил Томас.
— Если хочет лезть первым — пусть лезет. Лестницы из невыдержанной древесины, Том, и если сломаются, то пусть лучше под ним, чем подо мной. Кроме того, мне думается, нам лучше пойти вместе с тобой по реке, но я не сказал об этом сэру Саймону.
Скит осклабился, а потом выругался — из темноты к югу от реки донесся какой-то треск.
— Проклятые белые крысы! — сказал йоркширец и исчез во мраке.
Белыми крысами называли бретонцев, хранивших верность герцогу Иоанну, так как они носили его герб с белым горностаем. Стрелков Скита усилили примерно шестьюдесятью бретонскими арбалетчиками. Их задачей было осыпать стену стрелами, когда приставят лестницы. Это они нарушили ночную тишину, и теперь шум все усиливался. Какой-то дурень в темноте оступился и толкнул другого арбалетчика с большим щитом за спиной — под такими щитами арбалетчики перезаряжали свое сложное оружие. Солдат ответил затрещиной, и внезапно среди белых крыс в темноте вспыхнула драка. Защитники, естественно, услышали и начали метать со стен охапки горящей соломы, потом церковный колокол ударил в набат, к нему присоединился другой колокол. Все произошло задолго до того, как Томас пустился через грязь.
Сэр Саймон Джекилл, встревоженный набатом, приказал начинать штурм.
— Тащите вперед лестницы! — ревел он.
По стенам бежали защитники города, и из Ла-Рош-Дерьена в свете яркого огня горящей соломы полетели первые арбалетные стрелы.
— Тащите же эти чертовы лестницы! — прорычал своим людям Уилл Скит и взглянул на Томаса. — Ты как считаешь?
— Думаю, эти ублюдки ополоумели, — сказал тот.
— Значит, пойдешь?
— Ничего не остается, Уилл.
— Чертовы белые крысы!
И Томас повел своих людей через грязь. Плетеные мостки отчасти облегчали путь, но не настолько, как он предполагал. Стрелки по-прежнему вязли, пробираясь к частоколу, и Томасу казалось, что от их шума проснулся бы сам король Артур со своими рыцарями. Но защитники производили еще больше грохота. На всех колокольнях били в колокола, пронзительно кричали трубы, вопили люди, лаяли собаки, кукарекали петухи, трещали и щелкали арбалеты.
Справа от Томаса маячила стена, и он гадал, там ли сейчас Черная Пташка. Он видел ее дважды, и его пленили ее яростное лицо и растрепанные черные волосы. Два десятка других стрелков тоже видели ее. Все они могли попасть в браслет со ста шагов, и все же эта женщина оставалась жива.
«Удивительно, — думал Томас, — что может сделать хорошенькая мордашка».
Он бросил последнюю плетенку и добрался до деревянных кольев, каждый из которых представлял собой вбитый в грязь ствол дерева. К Томасу присоединились другие стрелки и налегли на частокол — он сломался, как соломенный. При падении колья произвели страшный грохот, но его заглушил шум в городе. Возле Томаса оказался Джейк, косоглазый убийца из эксетерской тюрьмы. Справа виднелся деревянный причал с грубо сколоченной лестницей на краю. Светало, и в слабом сером свете на востоке вырисовывались очертания моста через Жоди. Это был красивый каменный мост со сторожевой башней на дальнем конце, и Томас испугался, что ее гарнизон может увидеть их. Но никто не поднял тревогу, и ни одна арбалетная стрела не перелетела реку.
Томас и Джейк первыми поднялись по лестнице на причал, за ними последовал Сэм, самый молодой из стрелков Скита. Бревенчатый помост служил складом строевого леса. Среди сложенных бревен бешено залаяла собака, но Сэм с ножом в руке скользнул в темноту, и лай внезапно прекратился.
— Хороший песик, — проговорил вернувшийся Сэм.
— Надеть тетивы, — велел Томас.
Он сам натянул пеньковую тетиву на свое черное оружие и теперь развязывал шнурок на мешке со стрелами.
— Терпеть не могу собак, — сказал Сэм. — Одна укусила мою мать, когда та была беременна мной.
— Вот почему ты такой тупой, — проговорил Джейк.
— Заткните пасти, — приказал Томас.
Все новые стрелки залезали на причал, который угрожающе качался. Томас увидел, что на стене, которую ему предстояло захватить, уже полно защитников. Посверкивая ярким белым оперением в свете зажженного горожанами огня, английские стрелы перелетали через стену и втыкались в соломенные крыши.
— Пожалуй, нам лучше открыть южные ворота, — предложил Томас.
— Идти через весь город? — в панике спросил Джейк.
— Это маленький городишко.
— Ты совсем рехнулся, — сказал Джейк, но его ухмылка говорила об одобрении.
— Я все-таки пойду, — проговорил Томас.
На темных улицах никто не должен заметить их длинные луки. Томас решил, что большой опасности не будет.
