Над Нейвой рекою идем эскадроном - Олег Анатольевич Немытов
Прошло ещё полтора месяца. Эти счастливые недели были поистине медовым временем для Романа, уставшего от ударов судьбы. Началась пора сенокоса, и вместе с Ульяной, старшей хозяйкой, и работником Митрохой накосили сена и сметали стога. А по вечерам Роман гулял с Ульяной, теперь уже своей законной женой, по берегам реки Зерентуй, слушал её быстрое течение, и журчание перекатывающего камни горного потока. Иногда они ставили «морды» и ловили рыбу. И тогда на Федорахина накатывали воспоминания о его детстве и юности на берегах другой реки – родной Нейвы…
Глава 3
Агония белого Забайкалья
Пока белые бойцы зализывали свои раны, а Роман Федорахин обрел нежданное семейное счастье, в июне-июле 1920 года произошло печально судьбоносное событие: японцы договорились с советской Россией о создании на территории Забайкалья буферного демократического государства, и в обмен на буфер согласились вывести свои войска. Однако, как показал опыт, как только союзники оставляли ту или иную территорию, ее тотчас же занимали советские войска. И оставленная японцами часть Забайкалья не стала исключением. Части каппелевцев и семёновцев уже не могли противостоять многотысячной и хорошо оснащённой 5-й Красной армии, у которой к тому же в тылу действовали партизаны, свои же местные жители, купленные дешёвыми популистскими посулами большевиков. Таким образом, судьба и этого клочка русской Белой земли была решена…
Как-то в начале августа приехал Фёдор Сизов и почти одновременно с ним заявился его старший сын Игнатий. И в это же время с нарочным Роману было передано предписание от местного воинского начальника явиться на медицинское переосвидетельствование на станцию Оловянную, где находился 2-й Сибирский корпус. Как раз за неделю до этого Ульяна, положив руку Федорахина на свой живот, сообщила ему радостную новость о том, что скоро их молодую семью ожидает пополнение.
Вместе с Романом и сыном Сизов-старший обошёл всё своё хозяйство, годами и нелёгким трудом обустроенное.
– Я вот, что решил: Игнатия комиссовали по старому ранению, а посему завтра тут будет неизвестно что. Так вот, ты, Игнатий, со скотом отправляешься в Трёхречье, будешь нас там ожидать и обустраиваться.
– Ульяна беременна! – краснея, вставил своё слово Роман.
– Ульку тоже забирай! Я бы так и так сказал ей ехать вместе с Игнатием, нечё здесь ждать у моря погоды! А ты, Евдокия, пока остаёшься дома! Оставим тебе коровёнку да лошадь вон эту, сивую, на неё не позарятся ни партизаны, ни семёновцы. Если что, сама до Трёхречья доберёшься либо я заеду! – сказал Фёдор Григорьевич голосом, не терпящим возражения.
Видно было, что его жена была беспрекословной хозяйкой в доме, тогда как здесь, в хозяйстве, полновластным хозяином был казак. Ульяна было начала противиться решению отца. Но тут, жёстко обрубив, вставил своё слово Федорахин:
– Здесь вот-вот начнутся боевые действия! Я не хочу потерять ни жену, ни ребёнка!
На этом была поставлена точка.
– Строевой конь тебе сейчас все равно ни к чему, отдашь вон ему, – указал Сизов на зятя.
Игнатий нехотя повёл Романа знакомить с конём.
– Обращайся с ним по-хорошему, и он умрёт за тебя, а не выдаст! – говорил старший брат Ульяны. – Он меня раненого из-под носа у краснюков вынес! Вот…
Погладив и потрепав коня по холке, Игнатий добавил:
– Вот, Буланко, передаю тебя в руки сродственника! Служи ему так же, как и мне, и он любить тебя будет, аки свою жену! – И, потрепав боевого друга еще раз, отошёл в сторону.
Федорахин заметил блеснувшую в глазах шурина слезу…
Сложив в перемётные сумы немного еды, попрощавшись и троекратно напоследок поцеловав Ульяну, Федорахин выехал в сторону станции Оловянной. К полудню он был уже там. Члены комиссии, осмотрев Романа, признали его годным и отправили в штаб корпуса за назначением. Подойдя к станционным постройкам, где располагался штаб, Федорахин услышал женские крики и мужскую ругань. Роман свернул и зашёл за блокгауз. Перед его глазами предстала раздетая женщина, ноги которой привязывали к рельсам двое семёновцев, а третий руководил их действиями. Не замечая подходившего офицера, третий начал раздеваться.
– Что здесь происходит! – громко спросил подпоручик.
Некоторое время длилось молчание. Казаки растерялись.
– Ничего! Вот большевичку поймали, – пояснил тот, что руководил.
– А сейчас что делаете? В свою веру ее из большевизма обращаете? Встать! – крикнул Роман, выхватив пистолет.
– Ей же всё равно подыхать, господин офицер!
– Подыхать ей или нет, не тебе и не здесь решать! Отойти от оружия!
Семёновцы нехотя отступили от лежавших на земле карабинов.
– Дальше! – Федорахин, взведя курок, направил наган в лоб ближе всех стоявшего к оружию казака.
Те ещё сделали несколько шагов, и тогда Роман взял один из карабинов и тоже взвёл курок. В это время появился пожилой вахмистр, чем-то напомнивший Федорахину тестя. Тот, подойдя, взялся было за эфес шашки, но Роман предупредил:
– Спокойно, вахмистр! Я первый успею.
– А что случилось-то, вашбродь? – вопросил в свою очередь пришедший.
– А вы не видите, вахмистр?! Ваши подчинённые путём изнасилования женщину в свою веру обращают! Развяжите женщину да помогите ей одеться! – приказал подпоручик.
– Она большевичка! – начал опять оправдываться один из казаков.
– Это ты зря, офицер! Это не мои подчиненные, а какие-то нехристи! Какой станицы будете? – развязывая женщину, обратился пожилой казак к стоящим под карабином семёновцам.
– Заиграевской, – гнусавя, откликнулся рябоватый казак.
– То-то же, не нашей! Вас в церкви крестили? Что же вы делаете, подлецы?! Недоумки! – ругался вахмистр.
Вскоре женщина, поставленная на ноги, надела изорванное платье, грязную кофту и помятую юбку. Роман три раза выстрелил вверх. Тотчас же со станции на выстрелы прибежали солдаты комендантской команды.
– Кто из старших чинов есть на станции? – спросил солдат Федорахин.
– Генерал Смолин со штабом, – ответил унтер-офицер.
– Руки этим связать – и к генералу!
– Может, лучше к нашему, к казачьему начальству? – спросил вахмистр.
– Нет! – отрезал Роман. – Вы тоже идёте с нами для показаний! И вы! – сказал он пошатывающейся женщине, ещё не пришедшей в себя.
Солдаты, во главе с унтер-офицером подвели их к одному из классных вагонов, стоявших на станции. После разрешения войти Федорахин, отдав честь, рассказал о происшествии. Генерал, сопровождаемый штабс-капитаном, вышел из вагона, осмотрел, троих арестованных и сделал своё заключение:
– Следствие и полевой суд тут не нужен! Мерзавцы налицо! Всех по законам военного времени! Подпоручик, выполняйте!
– Что, мне их расстреливать?! – удивлённо спросил Роман.
– Зачем же! Назначьте расстрельную команду – и вперёд!
– Слушаюсь! Ты! – ткнул он в