Иван Ле - Хмельницкий. Книга третья
Приближалось утро. За мостом остановился Нечай, а за ним и его сотники, казаки. Они оглянулись на Красное — и их разгоряченные победой сердца похолодели от ужаса. Красное пылало со всех сторон, дым застилал горизонт, где должно было взойти солнце.
Снова поднялся невообразимый крик: отразили нападение только части вражеского войска, которое напало на Красное со стороны дороги, а остальные, воспользовавшись боем, окружили местечко.
Нечай окинул взглядом свой поредевший отряд сотников, казаков. И не видел, что от его бархатного жупана остались только забрызганные вражеской кровью клочья.
— Сотник Иван пал? — спросил у казаков.
— Пал, пан полковник…
— Проклятые шляхтичи!.. — простонал Нечай. — Сотникам Кривенко, Степко пробиться с полком через площадь к крепости. Ляхи перехитрили нас. А я разыщу брата среди погибших, потом догоню вас.
— Но, полковник, нет времени на поиски! Ляхи окружили село. Снова вернулись драгуны!
— Тут я полковник, а не ляхи! Сотники, приказываю: собрать казаков — и в крепость! Со мной пойдут только брацлавские сотни брата.
И Нечай снова погнал своего окровавленного коня. Тот несколько раз спотыкался о трупы, а все-таки выскочил на площадь. Там в луже крови, среди трупов, Нечай увидел своего брата Ивана. Он поднимался на четвереньках и снова падал. Лицо у него было посечено, правая рука отрублена, глаза заплыли кровью.
— Иван! — вскрикнул полковник.
— О брат, избавь меня от страданий! Мне теперь все равно. Прошу, казаки!.. Отрубите мне голову… О боже! — стонал Иван.
Данило Нечай на какое-то мгновение окаменел. Вокруг них сжималось кольцо смерти, ляхи вот-вот отрежут путь к крепости. А голос брата — это голос крови, которая текла из смертельных ран Ивана. За церковью, возле корчмы, на улицах казаки Григория Кривенко уже завязали бой с жолнерами Пясочинского. Краснянский сотник сражался, защищая улицу, чтобы удержать дорогу к отступлению Нечая с казаками в замок. Гусары завернули драгунов обратно и мчались прямо по трупам своих. С боковых улиц, со дворов прозвучали выстрелы.
— О брат мой, заклинаю родом нашим, добей меня… — в муках молил Иван.
И в самом деле, так лучше-будет для Ивана. Не лютые драгуны и гусары затопчут его копытами своих коней и утопят в луже крови. Данило Нечай не допустит этого!..
— Плохой услуги ты, брат, у меня просишь. Читай молитву!.. О матушка моя Закира!..
Только провел ладонью по глазам. Даже не оглянулся, как из-под его сабли покатилась голова брата…
Казаки брацлавской сотни уже рубились с гусарами гетмана Калиновского. Данило Нечай одним взмахом сабли рассек до седла гусара Игноция. В тот же миг почувствовал, как и у самого словно загорелась левая рука. Она немела, становилось дурно. Он уже было размахнулся для следующего удара, но его сабля скрестилась с ловко подставленной саблей Скшетуского. То ли в самом деле посыпались искры от сабель, то ли только в затуманенных глазах полковника. Под ним падал зарубленный конь, но у него уже не хватило сил освободить ноги из стремени. На мгновение вернулось к нему сознание, с большим усилием он открыл глаза и увидел, что враг тоже не удержался в седле, падал с коня с перебитой саблей.
Поручик Скшетуский выкарабкивался из-под убитого коня. Теряя последние силы, полковник Нечай все-таки узнал казака, который зарубил коня Скшетуского. И в тот же миг в его сознании молнией блеснула мысль о Гелене. А голова уже горела огнем, вот-вот исчезнет свет…
— Карпо! К Хмелю ее, проклятую кумушку, на суд!.. — умирая, воскликнул Данило Нечай.
31
Гелене нетрудно было понять весь ужас положения в Красном. Вначале она растерялась, побежала следом за женщинами в хату Кушнирихи. Она совсем иначе представляла свое спасение, которое обещал ей Ежи Скшетуский.
Обещанную грамоту из Москвы она передала Игноцию, устроила пирушку. Как и предупреждал Ежи, коронные войска внезапно напали на казаков в Красном. А что же дальше? Где Ежи Скшетуский, как ему дать знать о себе, куда обратиться? Пора и самой ловить свое счастье, коль начала искать пути к нему. Не прозевать бы ей коронных гусар!
Сама! Должна сама действовать!.. Потому что она еще не вырвалась из рук гетмана, покуда при ней находится его страж Карпо… Кучер ее хорошо знает дорогу на Бар, сама расспросила его об этом. На площади идет бой, она должна воспользоваться этим!
Гелена бросилась в конюшню.
— Скорей запрягайте коней! Видите, что творится? Поживее! — подгоняла она кучеров. Она даже успела в корчме набросить на себя керею.
— Геленка, у меня… — вдруг она услышала голос Скшетуского, который, шатаясь, словно пьяный, бежал от ворот.
Гелена резко обернулась и закрыла лицо руками: к Скшетускому подбежал Карпо.
Ротмистр замахнулся саблей. Но рассек только воздух, Карпо ловко отскочил в сторону. Вторым ударом сабли Скшетускому удалось ранить в плечо Карпа, но в тот же момент и сам он, рассеченный казаком, повалился. Подоспел и Явтух Голодрабенко, он-то и ударил саблей Скшетуского. Он же и схватил Гелену, которая бросилась к поручику.
…На площади еще шел бой, когда Карпо с Явтухом скакали на неоседланных конях, преодолевая последнее опасное место на пути из Красного. Привязанную к саням, как младенца в пеленках, увозили из Красного и Гелену. Рябой конь Карпа скакал рядом с санями, как подставной, тоже без седла и уздечки.
Гелена приходила в сознание и снова впадала в беспамятство. Во дворе она пыталась звать на помощь, но кто мог услышать ее в таком кровавом содоме? Когда ее связывали, она в отчаянии потеряла сознание, а очнувшись, не видела просвета. Перед ее глазами стоял рассеченный саблей Ежи Скшетуский. Стон бессилия вырывался у нее из груди, когда она думала о своей поездке обратно в Чигирин.
— Если бы моя власть, брат Явтух, на веревке привел бы ее, паскуду, к гетману, — даже зубами скрежетал Карпо. — Но он не велел мне казнить ее! Если бы только знала пани шляхтянка, с чего начинаются псалмы царя Давида о верности земле своей…
Но в Оратове Явтуху пришлось положить и Карпа рядом с Геленой: у него разболелась рана в плече, он весь горел, едва держался на коне. Гелену развязали, поскольку она дала слово, что не убежит.
К двоим коням, запряженным в сани, пристегнули и Карпового рябого. Мчались по снежному полю, держась ненаезженных дорог, чтобы до наступления оттепели приехать в Чигирин. Спешили еще и потому, что хотели застать дома гетмана и сдать лично ему, как судье, Гелену. Ведь так приказывал Богдан Карпу, отправляя его за Геленой.
Раненый видел, как смотрела на него Гелена. Она, казалось, заклинала всех злых духов, чтобы он не поднялся с этого ложа. Хотел было заговорить с ней: ведь ему интересно услышать, что она скажет в свое оправдание. Но не показалось бы это ей его прощанием перед смертью! О нет, казак Полторалиха еще не собирается помирать. Ему хотелось испытать хоть какого-нибудь счастья, о котором грезил, как и все люди… И промолчал, не потешил шляхтянку.
Раненое плечо Явтух прикрыл ему тем же мехом, которым были укрыты ноги Гелены. Трое лошадей, словно соревнуясь, мчались, управляемые опытной рукой кучеров-казаков. Комья снега вихрем летели из-под копыт, порой попадали и в сани. Один комок упал Карпу на лицо. Как ни вертел он головой, а комок сползал все глубже, холодил за ухом.
Карпо открыл глаза и заметил, как Гелена радовалась этому. Хоть мелким злорадством она отомстила ему за свою неудачу, ключ от которой находился в руках этого верного слуги гетмана.
— Гелене, очевидно, кажется, что мне мешает этот комок снега? А я забавляюсь им от нечего делать… — промолвил он.
Гелена порывисто отвернулась от него. А Карпо, собрав все силы, уперся правой рукой и поднялся. Снежный ком скатился в сторону. И в тот же момент Карпо, теряя сознание, упал в санях.
32
В Пятигорах Гелена посоветовала оставить Карпа в теплой хате у крестьян. Постепенно она переставала чувствовать себя невольницей, а с приближением к Чигирину держалась все более уверенно. Если отец спросит о грамоте московского царя, придется сделать удивленное лицо — не видела, мол, и не слышала… О том, что собиралась убежать от Карпа, не признается, а Явтуху гетман может и не поверить. Карпо ведь умирает, это для нее ясно, а с его смертью канут в Лету и ее преступления. Ока убежит к Чаплинскому вместе с Янчи-Грегором.
От таких мыслей она повеселела и даже стала давать советы Явтуху. И тот послушался ее, оставил Карпа в Пятигорах. Коня его не выпрягли из саней, а о согласии Карпа и не спрашивали.
Одного только не учла Гелена — казачьего побратимства. Как верный друг, Явтух отправил Гелену с кучерами, а сам остался в Пятигорах. Ведь еще в Красном в эту страшную ночь они поклялись друг другу быть побратимами. В бою с отрядами Пясочинского они обменялись саблями — Карпо узнал ценную саблю Игноция. Она служила залогом их вечной верности.
