Шапи Казиев - Крах тирана
Они вернулись в Кумух. Их встречали как героев, а они считали героями кумухцев, не покорившихся Надир-шаху и изгнавших его из Лакии вместе с другими горцами.
Лекари старались, делали все, что могли, но раны Муртазали не заживали. Через несколько дней Муртазали умер.
Глава 120
Проклиная все на свете, Надир-шах стремился поскорее покинуть ужасные дагестанские горы. Уходя от преследователей, каджары разбрасывали за собой золото и серебро, надеясь, что это поможет им оторваться от грозных мстителей. Но горцев не останавливали эти деньги, они думали лишь о том, как расправиться с заклятыми врагами. Повсюду кызылбашей ждали засады, обстрелы и камнепады. Объятые паникой, они несли потери в каждом ауле, в каждом ущелье, через которое проходили. Весь Дагестан поднялся против Надира, и каждый шаг шаха был оплачен кровью его воинов.
Калушкин, который молился на Турчидаге о победе горцев, теперь молился о том, чтобы его самого миновала пуля или стрела, которые беспрестанно сыпались на каджаров. Но о службе он не забывал. Сначала составил подробное донесение о том, как горцы сокрушили непобедимого доселе Надир-шаха, а затем принялся описывать, как уносили ноги каджары:
«И таким ускоренным маршем, который по справедливости за побег счесть можно, немалый вред себе нанес, ибо великое число в войске его хворые и пешие имелись, так же и те, у которых лошади были худы и за ним поспешить не могли. Таковые, оставаясь позади, все в руки неприятельские достались. От всего этого, а более всего от погрома, который учинили над ним горцы, его величество пребывал в трепете и страхе, а сверх того – плакал от злости и возводил хулу на самого Бога».
К каждому донесению Калушкин не забывал прибавить слова о том, как важна и полезна для России победа горцев над Надир-шахом, как это событие ослабит персидское влияние, о том, что с горцами, спасшими Россию от нашествия, замышлявшегося шахом, надобно верную дружбу иметь.
Кроме пленных, горцам досталась богатая добыча: оружие, палатки, ковры, украшения, сундуки денег, брошенные пушки и кони, не считая обозных верблюдов и мулов с навьюченным на них добром.
Трофеев было так много, что уже носились слухи, будто перед бегством Надир-шах закопал где-то на Турчидаге огромные сокровища, накрыв это место камнем с изображением подковы. Клад найти не удалось, но трофеев и без того хватило на всех.
Калушкин пытался в точности подсчитать потери Надир-шаха, но сбивался со счета и решил оставить эту опись до Дербента, куда еще надо было добраться живым.
В довершение ко всем своим несчастьям Надир-шах получил насмешливое письмо от Хунзахского нуцала Мухаммад-хана:
«Ты упрекаешь меня в том, что я не явился к тебе на поклон. Я воздержался от этого потому, что ожидал твоего прибытия к себе, чтобы принять и проводить тебя по нашему дикому горскому обычаю. Я слышал, что между тобою и нашими пастухами произошла драка. Уверяю тебя, что наши добрые воины не участвовали в этом, и я не мог бы допустить этого, ибо драться с пастушьим сыном подобает лишь пастухам. Именно поэтому, увидев в руках наших пастухов огромное количество персидских баб, пленных, верблюдов, мулов, лошадей и драгоценностей, наши добрые воины обвиняют меня в том, что им ничего не досталось. Для чего ты пришел к нам в горы и оставил здесь столько богатства? Не мы же имели дело с твоим братом, его убили джарцы. Он был человек такой же бешеный, как ты, и потерял свою голову в горах. Я советую тебе: иди скорее назад в Иран и больше не приходи к нам, а то мы тебя пошлем в пекло, чтобы ты мог там найти своего брата. Правда, мы слышали о твоих великих делах и вначале опасались тебя. Но твоя слава миновала. Теперь тебе самому видно, что ты не такой страшный человек, чтобы нельзя было справиться с тобой».
Ярость Надир-шаха после столь оскорбительного послания стоила его свите нескольких голов.
Но и на этом злоключения шаха по пути из Аварии в Дербент не закончились. Кайтагский уцмий Ахмад-хан вышел навстречу Надир-шаху, сожалея о его неудаче и предлагая свою помощь. Надир обрадовался, что подозрения о том, что уцмий отложился от шаха, не оправдались, и поручил ему поскорее вывести один из своих отрядов к Дербенту. Ему же он повелел, чтобы кайтагцы приготовили его войску продовольствие на зиму. Уцмий заверил шаха, что со старанием исполнит его повеления. Однако, заранее предупрежденные Ахмад-ханом, кайтагцы уже поджидали каджаров в засаде. Они горели желанием покарать врага за все его бесчинства на их земле. Нападение было неожиданным и сокрушительным. Отряд был разгромлен наголову, а обоз захвачен. Жалким остаткам отряда чудом удалось бежать и достичь Дербента.
Когда Надир-шах добрался, наконец, до Дербента, оказалось, что в битвах с горцами он лишился большей части своего войска. Калушкин же, прельстив деньгами потерявших в походе свое имущество придворных, вызнал, что всего Надир-шах потерял в горах более сорока тысяч человек, а прочего и сосчитать было невозможно. К бумагам, отсылаемым начальству в Петербург, Калушкин приписал, что нигде не слыхано о потере стольких людей, богатств и оружия и что поход Надира был не что иное, как бездельная потеря войск.
Немного придя в себя, Надир-шах первым делом приказал палачам казнить придворных астрологов и прорицателей, предсказывавших ему великую победу. Их страх перед повелителем был так силен, что даже отрубленные головы сохраняли на лицах печать подобострастия.
Затем шах велел позвать Сен-Жермена, полагая, что его эликсир и в самом деле спас Надиру жизнь. Но оказалось, что француз исчез. Поверженные владыки Сен-Жермена не интересовали. Он перебрался в Европу, где было достаточно коронованных особ, желавших обрести бессмертие.
Не уследившие за французским чародеем чиновники тоже были казнены. Скоро в крепости выросла высокая башня, в которую между камней замуровывались головы всех, кого Надир-шах счел виновными в неудаче похода в Аварию.
Между этими расправами Надир-шах то впадал в мертвенное оцепенение, то в безумное неистовство и кричал:
– Персия скверная, достойна ли ты такого великого государя иметь? Един бог на небе, а мы единый государь на земле, ибо ни один монарх на свете о нас без внутреннего страха слышать не может. Если бы теперь саблю нашу на Россию обратили, то легко бы могли завоевать это государство; но оставляем его в покое по той причине, что нам от этого завоевания пользы не будет: во всей России больше казны расходится, чем сбирается, о чем я подлинно знаю; следовательно, надобно такое государство искать, где бы нам была прибыль.
Шах искал утешения у своих жен, но, не найдя успокоения, снова кричал, что счастье начинает от него отступать, а потому или сам он пропадет и все свое войско погубит, или добьется того, что весь Дагестан обратит в пепел.
Глава 121
В Андалале праздновали победу, возносили хвалу Аллаху и славили героев. Только теперь становилось известно, что происходило в каждом ауле, как самоотверженно дрались горцы, собравшиеся со всего Дагестана, сколько удивительных подвигов они совершили, отражая нашествие и ломая хребет полчищам Надир-шаха.
Предводители называли имена героев, а те говорили, что рядом с ними дрались еще большие герои. Да и кто теперь не был героем? Женщины и те заслужили славу доблестных воительниц. Даже Дервиш-Али теперь ходил победителем, обвешанный трофейным оружием, которое у него никто не решался отобрать. А его петух и вовсе сделался легендарным, и Дервиша-Али в который раз просили рассказать, как петух клевал пшено на глазах у ошеломленного Надира.
В Андалале хоронили погибших. Порой хоронили целыми семьями. Почти в каждом доме скорбели безутешные вдовы и осиротевшие дети, родители, потерявшие детей, сестры, потерявшие братьев, и братья, потерявшие сестер.
Мужчины, потерявшие друзей, жалели, что те не увидели великой победы, и им казалось несправедливым, что погибли их верные товарищи, а не они.
Вместе с молодыми воинами хоронили и аксакалов, среди которых были Абаш, кольчужник Абакар и старейшина Абдурахман.
Тела погибших приносили к мечети на носилках в виде лестницы. Но их было так много, что скоро был заполнен и весь майдан перед мечетью, и прилегающие улочки. Мужчины совершили погребальную молитву, затем погибших стали уносить на кладбище, где уже второй день рыли могилы.
Похоронив павших воинов и прочитав над ними молитвы, мужчины вернулись в мечеть, где Пир-Мухаммад после совершения намаза начал ритуал зикра. Он пел молитвы, воздавая хвалу всевышнему, и просил наделить благами рая погибших в священной войне. В определенных местах собравшиеся стократно повторяли за перебиравшим четки кади «Ла-илагьа-иллаллагь» – «Нет Бога, кроме Аллаха» и другие полагающиеся фразы.
Женщины собирались в «комнатах слез», где оплакивали покойных и тоже совершали зикр.
