Владек Шейбал - Лейла Элораби Салем
Ничего не изменить, еще один - новый шаг сделан в жизни. Опять аэропорт, опять полет и вот он уже в Париже - городе столь же знакомом, как и Лондон, что много лет назад развернул его жизнь навсегда. Владислав прибыл в собственную квартиру-студию в центре города, приобретенную им несколько лет назад лишь для того, чтобы жить у себя, а не в отеле. Дом, родной маленький дом! Влад раздвинул тяжелые шторы, открыл окна, с наслаждением пустив свет и воздух в уютную гостиную. Нестерпимо хотелось есть, холодильник как всегда оказался пуст. Оставив не распакованный чемодан в прихожей, он надел солнечные очки и отправился в ближайшую лавочку за продуктами. Много покупать не стал - лишь самое необходимое на ближайшие два дня. На полке глазам его бросилась бутылка вина. Привлекла его не столь красивая обертка, сколь уже почти позабытые, но все же окутанные добрыми воспоминаниями буквы русского алфавита, и картины беззаботного счастливого детства ласточками пронеслись перед его мысленным взором. Рука сама потянулась к бутылке и вскоре он шагал по улице с двумя пакетами. Прохожие не обращали на него внимания: кто мог под солнцезащитными очками признать в этом человеке знаменитого артиста? И все же - а, может быть, так показалось, кто-то окликнул его, позвал по имени, и голос этот показался до боли знакомым. Владислав остановился и обернулся в сторону окликнувшего. Среди праздно гуляющей толпы парижан и туристов он приметил мужской силуэт в темном костюме.
Алан?! - удивленно, но с какой-то облегченной радостью воскликнул он.
Алан Бэдел быстрым шагом двинулся ему навстречу, друзья крепко обнялись, словно после их последнего расставания пролетели годы, а не два месяца, разговорились. Владислав пригласил Алана в гости, тем более, что пить вино лучше в обществе близких приятных людей, с которыми приходилось бывать недолгое время, но казалось, что прошли вместе огонь и воду.
В бокалах в лучах солнца переливалось вино - темно-красное, искристое. Владислав, взглянув на бутылку, сказал:
Я вырос на Украине в маленьком городке под названием Кременец. Все дома располагались в живописной долине между покрытыми густой травой холмами и великой русской степью. Земля там черная-плодородная, источающая ночами галлюционирующие запахи, столь родные, приятно-медовые. И люди там красивые и стройные, бедные, но гордые. Будучи пятилетнем ребенком, я слышал их пения - такие красивые, сильные голоса, вольные, одухотворенные, и сердце мое замирало в тот миг, не только слухом, но самой душой вслушивался я в эти радостные звуки, впитывал их вместе со сладковатыми запахами черной земли. В моей памяти остались все те воспоминания - еще свежие, будто происходило это не давным-давно, а лишь вчера. И там росли виноградники - много-много, по долине: из тех виноградных гроздей люди с давних пор изготавливают кагор. Это вино, что мы пьем сейчас, есть память о детстве - о рае, навсегда утерянным от меня, - Влад сделал два глотка, по его щекам потекли слезы при мысли, что все это так глупо, так по-детски пытаться вернуть время. все равно дорога к родным, знакомым до боли местам закрыта для него навсегда.
Алан ничего не ответил, даже не старался успокоить друга, ибо сознавал - это бесполезно. Он многое знал о Владиславе, слышал об его армянском происхождении, о бабушке-дворянке, о дяди-архиепископе, но лишь сейчас впервые узнал, что друг провел детство на Украине - в стране, столь чуждо-непонятной для англичанина, как и Россия.
Влад, повинуясь врожденному гостеприимству, не дал волю чувствам, оставил для одинокой тишины все переживания и воспоминания. Разговор постепенно приобрел более живой, дружеский оттенок: делились планами на будущее, вспоминали рабочие недели в Японии, что оказалось совсем не такой, какой ее представляли. Владислав не спрашивал Алана, зачем и для каких целей тот прилетел в Париж - если захочет, сам расскажет, тем более, что он наполовину француз и, возможно, просто решил посетить родственников после съемок в "Сегуне". Сам же Владек всей душой стремился в Лондон, с нарастающим нетерпением ожидая окончания французского проекта, когда дома его ожидали более интересные, более захватывающие планы. У него имелась собственная киностудия - не столь знаменитая и крупная, но зато своя, где он воплощал на пленку мечты. Сейчас в голове переплетались-развились рои мыслей: что показать на экране, каких артистов пригласить, как написать сценарий? Но встреча с Аланом, такая неожиданная, но столь приятная, радостная, повернуло время вспять в недавние воспоминания, сладостные-печальные грезы. Сразу по возвращению из Рима в Лондон он направился на соседнюю улицу - к дому Алана, желая рассказать его супруге о работе в Японии и что с мужем ее все хорошо, а на самом деле то был предлог для встречи с красавицей Сарой, поймать удивительный взгляд ее огромных голубых очей, полюбоваться на ее чудесную улыбку. Что-то вспыхнуло в его душе тогда, что-то потянуло-притянуло его к прошлому, от которого он столько лет старался сбежать, но судьба словно в насмешку то и дело возвращала его на круги своя. После расставания с Сарой и ее матерью Владислав отправился побродить час-другой по парку, отдохнуть вдоль аллей под сенью раскинувшихся деревьев. Тишина и покой окружали его, а мысли падали в облако несбывшихся надежд, хотя мог ли он знать тогда, переплетая свои пальцы с пальцами Янины, что в один миг их жизни изменяться навсегда - одна дорога вела в могилу, другая - более длинная в чужую страну, закрыв обратный путь домой? В лице Сары, в каждой ее черточке, в ее светлых локонах видел Влад Янину и ничего не мог с этим поделать. И снова шагал он по тенистому парку, а взгляд его старался уловить хотя бы частичку следа любимой - полузабытой, далекой, но оттого еще более живой, безнадежно родной, милой. Видел он лишь душой - тем внутренним взором, как от Янины, от ее образного воспоминания исходит ясная лучистая дорога, что манит-притягивает его, и тогда становилось ему тяжело и радостно одновременно, а сердце омывалось теплой сладостной
