Владек Шейбал - Лейла Элораби Салем
Сегодняшним днем Владислав не пошел отдыхать в номер, спать совершенно не хотелось, будто оставалось какое-то незаконченное дело, не терпящее отлагательств. Ноги его сами привели на вершину горы, откуда открывалась как на ладони прибрежная полоса земли с ее безлюдными пляжами и волнующимся теплым морем. Он стоял один, погруженный в собственные думы, окруженный безмятежной тишиной одиночества. Ему нравились такие часы, тогда и думалось легче, и дышалось свободнее. Сердце жадно впитывало окутавшее, наползавшее между ущелий словно в тумане безбрежное счастье, казалось, что не было до этого ничего - только долгий страшный сон, от которого в жилах стыла кровь, и вот он дома, ничего и никто не угрожает ему и более не стоит ни за что бороться, потому что то неизведанно-непонятное, далекое счастливое рядом, в руках - блестит-переливается радугой на ладонях, каплей росы стекает меж пальцев. Влад поднял глаза к небу, в синеве которого чередой проплывали кочевники-облака, сменяясь-переплетаясь в причудливые формы; казалось, что и облака, и травы, и деревья говорят с ним, только язык их он более не понимал и не вслушивался в их речи, слишком приземленно опустился на твердь, слишком вжился в роль обычного человека. В тайне приглушенной души еще сохранялся образ любимой матери - молодой, прекрасной,какой была она в его детстве. С запоздалым раскаянием оплакивал Влад глухую потерю, коря себя за то, что не смог оказаться подле нее у края могилы. Он приложил дрожащие руки к груди - там, где билось сердце, прислушался к его ударам: тихим, резким. И, счастливый от грустных сладостных воспоминаний, спустился вниз к протоптанной дороге, а дальше вниз по склону и вот гостиница - временный дом, а там его уже поджидает Алан с персиками в руках.
Глава тридцать первая
Ночная съемка. Это последний день. Огромный корабль на морских волнах, освещенный со всех сторон прожекторами. Джерри через громкоговоритель приказал Владиславу сойти с катера на маленький плот, который должен доставить капитана к Черному кораблю. Влад, облаченный в тяжелые средневековые одеяния, в широкополой шляпе и высоких сапогах - ночь стояла жаркая, душная, с замиранием сердца стоял на дне лодки - прямой, важный, чувствовал всем телом бегущую под дном очередную волну, боясь черную пропасть волн. И вот плот остановился рядом с кораблем - но расстояние между ними оказалось слишком большим, чтобы просто переступить. Владислав замер, не в силах сделать резкий прыжок, который при неудачи может стоит ему жизни.
Влад, почему ты стоишь? - крикнул Джерри в рупор. - Немедленно прыгай на корабль.
О чем ты говоришь? - воскликнул тот в ответ, начиная злиться. - Расстояние слишком велико, а мой костюм слишком тяжелый. Если я упаду в воду, кто спасет меня?
Ты умеешь плавать?
Этот вопрос, на первый взгляд простой, заставил Влада усмехнуться, вслух он проговорил:
Джерри, посмотри, во что я одет. В это костюме невозможно плыть, при намокании я сразу пойду ко дну, а мне не хочется пока что умирать.
Лодка качнулась над набежавшей волной. Владислав еле устоял на ногах, чудом избежав морской пучины. Режиссер пропустил замечание артиста, словно то было совершенно не важно: главное - закончить скорее долгий, долгожданный фильм.
Ты должен гордо стоять на плоту, устремив взор поверх камеры, а потом единым прыжком оказаться на корабле.
Влад не стал спорить: ни желания, ни сил на то не было, все равно завтра-послезавтра он улетит обратно домой. Он устремил взгляд в угольно-черные небеса, в которых белела полная луна, отражаясь в волнующем опасном море серовато-серебристой дорожкой. "Не думай о неизбежном, капитан Черного корабля, - сказал он внутри себя своему герою, - не бойся ничего, опасности нет, смерти тоже... покажи им, соверши прыжок: чему суждено, то станется".
Лодка приблизилась еще к кораблю. Несколько секунд, казавшиеся вечностью. Джерри что-то крикнул в громкоговоритель. Влад напрягся, чувствуя дрожь в каждой мышце тела. Отсчет назад. Он готов. Костюм тяжким грузом давит на плечи, ноги ноют в сапогах. Вот веревочная лестница - единственная надежда и спасение. Влад измерил расстояние - не так страшно, как казалось на первый взгляд. Он напрягся, глубоко вздохнул. Японский гребец, маленький, тонкий, с отчаянием взглянул на него, словно говоря: удачи тебе. Владислав на миг похолодел, легкая испарина коснулась его лба, две секунды и - вот, руки его в каком-то страшном отчаянии сжимают веревочную лестницу. Он сделал это, у него получилось! Еще несколько усилий и он уже на палубе Черного корабля: уставший, липкий от пота, но нестерпимо счастливый.
Джерри, отсмеявшись, воскликнул:
Браво, Влад! Ты смог, у тебя получилось.
Владислав улыбнулся в ответ вымученной, уставшей улыбкой. Горизонт порозовел, черное южное небо начало сереть. Ночь сменялась утром, и как этот свет осветил землю, так душа его озарялась легким, ставшим далеким счастьем.
Через два дня он вернулся в Токио, с нетерпением ожидая обратный билет. Единственное, что щемило сердце - так это последующее расставание с Аланом - не навсегда, но даже тех дней хватило, чтобы соскучиться по другу, мысленно представляя его образ в лабиринте длинного коридора - с тарелкой персиков в руках. Владислав знал, что так происходит всегда при потери - временной или безнадежной, когда что-то или кто-то, до боли привычно-знакомый, не находится рядом, то начинаешь мысленно искать, представлять его, с раскаянием мечтая, что он рядом, все еще теплый, родной, но уже далекий. Нет, сколько терял он безвозвратно любимых, так чего же переживать теперь, если Алан вскоре вернется в Лондон, они встретятся и тогда он со всей своей армянской гостеприимностью пригласит друга к себе в гости или сам навестит его, а заодно еще раз встретится с прекрасными очами его дочери Сары. Так успокаивал себя Влад, складывая в чемоданы те немногие вещи, что взял с собой. Единственное, чего он желал ныне - это свежих розовых персиков.
Перед отлетом в аэропорту Владислав обменял билет первого
