Жанна д'Арк из рода Валуа. Книга 2 - Марина Алиева
Жанна, наконец, очнулась.
В первый момент хотела спросить, откуда её светлость знает про Клод, но потом вспомнила, что перед ней мать Рене, и только рассеянно кивнула.
Молчание, которое воцарилось потом, было красноречивее всех слов герцогини. Почему-то именно теперь, когда речь зашла о Клод, для Жанны всё снова вернулось на исходную точку – к тому первому вопросу: «если не я, то кто?». И слова мадам Иоланды, сначала звучавшие как вежливо завуалированное «не мешай», получили, вдруг, совсем иное толкование. Она словно давала понять: истинная посланница Божья идёт следом за Жанной. И пока мирская часть миссии не будет выполнена до конца, пока не будет сломлен хребет «здравомыслия», Клод не найдётся места среди людей, и Жанна не имеет права захлебнуться грязью того мира, сквозь который им предстоит пройти.
– Я огорчила тебя? – тихо спросила герцогиня.
– Нет, – подумав, ответила Жанна. – Я благодарна вам за заботу.
– Я знала, что ты меня поймешь.
– Вот только… – Жанна запнулась, не зная, как лучше спросить. – Вы говорили о какой-то силе… Я не совсем поняла. Если не вера, то что заставляет высокородных господ идти за мной?
Мадам Иоланда опустила глаза.
– Так вышло, Жанна, что я знаю о тебе больше, чем ты думаешь.
Девушка взглянула с таким отчаянием, что было не разобрать, надеется она или боится.
– Это значит… Это можно понимать, что вы что-то знаете о моих родителях?
Герцогиня замялась. Солгать ничего не стоило. Но она вспомнила вдруг собственные слова о лжи, которой запачканы подножия престолов, и короткое «нет» застряло в горле…
Мадам Иоланда снова сцепила пальцы, борясь с желанием погладить девушку по голове… Нет, видимо, не всё она знает о Жанне, если испытывает в её присутствии это странное смущение… Или те сведения, которые у неё имелись, далеко не самое главное?
– Я точно знаю одно – у Господа были все основания обращаться именно к тебе, Жанна, – уклончиво ответила герцогиня – Когда придёт время, ты сама это поймёшь.
– Но почему я не могу узнать сейчас?!
– Потому что сейчас ты деревенская девушка из Домреми. Твою мать зовут Изабелла де Вутон, а отца – господин Арк. И других отца и матери пока не существует.
Герцогиня в очередной раз поборола желание приласкать девушку и вышла, задержавшись почему-то в дверях и неловко поклонившись.
Дверь так и осталась закрытой не до конца.
Она медленно, со скрипом покачнулась от ветра, гулявшего по галереям замка, и поползла, открываясь дальше, словно растягивая полоску света, падавшего из комнаты Жанны.
Эта полоска замерла всего в шаге от заляпанных конским навозом сапог, обладатель которых едва успел вжаться в стену, когда герцогиня Анжуйская вышла.
Он задержал дыхание и долго стоял так, прислушиваясь у удалявшимся шагам. Но как только вернувшаяся служанка закрыла за собой дверь, и света на галерее не осталось, обладатель грязных сапог, облегченно вздохнув, бесшумно заскользил прочь, приговаривая на ходу:
Ну всё! Теперь-то я и отомщу!
ТУР – БЛУА
(апрель 1429 года)
«… Королевскому оружейнику в Туре за полные доспехи для означенной Девы – 100 турских ливров…. Ксавье Полньи, живописцу, живущему в Туре, для того, чтобы окрасить и обеспечивать материалы для большого знамени и маленького для Девы – 25 турских ливров…».
Отец Паскерель вздохнул. Суета… Мирская суета не прекращаема даже в дни Чуда Господнего. Все верят, все воодушевлены и тут же наживаются на свалившейся на голову благодати. Где же это видано, чтобы за доспехи на такую хрупкую девушку требовать 100 ливров!
Шум за окном заставил священника отложить счета и пойти посмотреть, что происходит.
Нет, он вовсе не занимался всеми этими финансовыми делами, просто зашел к преподобному Мишелину, которого недавно назначили вторым духовником и казначеем Девы, увидел принесенные бумаги и полюбопытствовал. В конце концов, рисунок для знамени они с Жанной придумали вместе, и отец Паскерель помнил, с каким трепетом девушка относилась к каждой детали. Кое-кто, правда, посчитал, что знамя получилось больше похожим на хоругвь для крестного хода. Но разве весь их поход на Орлеан не есть крестный ход во славу Божьей справедливости?! И разве дОлжно было измерять деньгами то, что станет святыней на все времена и веки вечные?!
Отец Паскерель выглянул в окно. Шум, который там поднялся, вызвало появление Жанны. Она как раз возвращалась из мастерской оружейника, и сбежавшаяся толпа умоляла позволить коснуться её руки и взглянуть на сияющий меч Мартелла…
С того дня, как проверка была закончена, закончилась и оседлая жизнь. Жанна с триумфом переехала в Тур, рассчитывая пробыть там совсем недолго – ровно столько, сколько потребуется для подгонки доспехов и окраски знамени. Но поскольку из дофина, как из рога изобилия, так и сыпались милости, снова пришлось задержаться, чтобы должным образом принять все почётные знаки внимания.
Теперь у Девы составился целый двор.
Помимо двух духовников, один из которых исполнял ещё и обязанности казначея, к ней как к «руководительнице боевыми действиями» были приставлены два герольда24 и два пажа, одним из которых была Клод под именем Луи Ле Конта, а вторым некий Раймон – тихий, набожный и почти незаметный молодой человек, рекомендованный герцогиней Анжуйской через своего поверенного. Кроме того, поскольку женщин в свите не было, в ближний круг Девы входили оба её «брата» и цистерианский монах по имени Николя Вутон – родственник мадам Изабеллеты. Всех их следовало экипировать для военного похода, поставить на довольствие, а братьев Жанны ещё и подучить ратному делу.
Приготовления затянулись до двадцатого числа. А двадцать первого, наконец, полностью экипированное войско выступило в Блуа, где формировалась французская армия.
По масштабам предыдущих сражений это было не самое большое, но мощное формирование, составленное из шести-семи тысяч хорошо вооружённых, хорошо обученных воинов, в котором отдельными отрядами командовали прославленные капитаны: де Гокур, Ла Ир, де Ре, де Буссак, де Вокур и многие другие. Но всё же это была не та армия, которая блистательным броском могла бы выбить противника с его позиций. И отец Паскерель, отправляясь в Блуа, терзался тревогами. Ему казалось, что силы будут слишком неравны, учитывая, какие средства вложены в осаду англичанами. Однако как только они вступили в город, как только проехали по его улицам под приветственные крики, которых не удостоился бы и король, тревоги преподобного улеглись сами собой. Это, действительно, была уже не прежняя армия – сонная и ничем толком не объединённая. Теперь выходящие им навстречу солдаты вызывали в воображении крепко сжимающийся кулак! Более того, с
