Вольдемар Балязин - Верность и терпение. Исторический роман-хроника о жизни Барклая де Толли
Для того чтобы скрыть истинное направление отхода главных сил, оба русских арьергарда — на Рязанской дороге и у Боровского перевоза — продолжали вести бои с французами.
Противник был введен в заблуждение и на несколько дней потерял из виду семидесятитысячную русскую армию. Наполеон считал этот маневр вершиной воинского мастерства Кутузова и назвал его выдающимся.
Барклай дал исключительно высокую оценку этому маневру Кутузова, вошедшему в историю военного искусства под именем Тарутинского маневра, так как конечным его пунктом было намечено село Тарутино.
«От Дорогомилова, где мы переправились через Москву-реку, исполнили мы два фланговых перехода в Красную Пахру и нашли в оной Старую Калужскую дорогу, — писал Барклай. — Сие движение есть важнейшее, приличнейшее к обстоятельствам из всех, совершенных со времени прибытия князя. Сие действие доставило нам возможность довершить войну совершенным истреблением неприятеля. Удостоверение столь для меня успокоительное, что было в состоянии облегчить болезненное положение, изнурявшее меня с самого Бородина; невзирая на унижения, ежедневно меня угнетавшие, невзирая даже на обидную, ничего не значащую должность, исполняемую мною в армии, я единственно помышлял о непременном уничтожении неприятеля…
В это время, — писал Барклай, — вся 2-я армия, большая часть егерских полков 1-й армии, 1-й кавалерийский корпус составляли ариергард армии, расположенный частию на Московской дороге, под начальством генерала Милорадовича, а частию на Подольской, под командою генерала Раевского. Я напомнил, что надлежало выслать отряды в окрестности Можайска; тогда отряжен был генерал-майор Дорохов с некоторым числом войск в направлении к Вязьме». (А Вязьма находилась в полутораста верстах от Главной армии, и это был очень глубокий диверсионный партизанский рейд.)
Простояв два дня у Подольска, армия двинулась дальше — к Красной Пахре, где встала на привал, продолжавшийся целых пять дней.
Позиция у Красной Пахры показалась Барклаю не очень сильной, и он сначала посоветовал Кутузову укрепить ее фортификационными сооружениями, а потом предложил занять другую, находящуюся на правом берегу Пахры, чтобы река была перед фронтом.
Но Кутузов не принял совета Барклая. Он приказал армии сниматься с позиции и двигаться на юг по Старой Калужской дороге.
Его решение объяснялось тем, что Мюрат в эти дни наконец-то обнаружил главные силы русской армии, и Кутузов не исключал того, что вскоре к Красной Пахре может подойти и сам Наполеон со всеми своими войсками.
13 сентября Раевский сообщил о приближении неприятеля в тылу и на фланге армии. Это вызвало сильное замешательство и привело к серьезной передислокации русских войск. Барклай предложил атаковать французский авангард и ударить по его правому крылу, но Кутузов не согласился ни с одним из его предложений и не исполнил ни одного из представленных им маневров.
Утром 14 сентября Барклай встретил Беннигсена. Начальник Главного штаба был совершенно уверен в скором нападении противника и потому, подъехав к Барклаю, сказал:
— Боже мой! Шестой корпус еще не пришел. Я боюсь, чтобы неприятель не атаковал нас до его прихода.
— Успокойтесь, генерал, — ответил ему Барклай. — Неприятель не окажет вам сего удовольствия.
И действительно, 14-го весь день не было слышно ни одного пушечного выстрела.
Вечером Барклаю сообщили, что в пятнадцати верстах к югу, у деревни Мочинской, найдена удобная позиция и армия выступит туда завтра в пять часов утра.
Так оно и произошло, но во время этого перехода Барклай снова сильно заболел лихорадкой и опять не смог ехать верхом.
А 16 сентября ему донесли, что русский арьергард отступает под натиском французов и расстояние между ними сократилось до пяти верст. Михаил Богданович написал Коновницыну, чтобы он от его имени попросил Кутузова разрешить атаковать неприятеля и одновременно послать сильные отряды к окрестностям Можайска.
Кутузов согласился, и встречная атака была произведена силами 2-го корпуса и 1-й кавалерийской дивизии, но Беннигсен, лично руководивший этой операцией, по обыкновению, не уведомил об этом Барклая.
«Наконец помышляли о решительном нападении, — писал Барклай. — Три раза приказание было отдано, и три раза отменено; наконец, под вечер, Милорадович выступил вперед к Красной Пахре, атаковал сию деревню, занятую неприятелем, вытеснил его из оной, но отступил по наступлении темноты. Мы потеряли при сем случае четыреста человек гусар».
А еще через два дня, 18 сентября, обе стороны стали готовиться к решительным действиям. Русский арьергард примкнул к армии, которая выстроилась в боевой порядок, но нападения французов не произошло. Тогда в ночь с 18 на 19 сентября армия выступила в поход и 21-го прибыла в Тарутино, где и стала лагерем, завершив маневр, начатый полмесяца назад.
23-го французы в последний раз попытались оттеснить русский арьергард, но Милорадович нанес решительный ответный удар и отразил неприятеля на несколько верст.
Наступила тишина — необычная, настороженная, но боевые действия не возобновлялись…
Село Тарутино, расположенное в 80-ти верстах к юго-западу от Москвы, стало центром огромного лагеря, в котором остановилась 85-тысячная русская армия.
По фронту и с левого фланга лагерь прикрывали реки Истья и Нара. В тылу рос густой лес. Солдаты укрепили позиции, создав непроходимые засеки, выкопав рвы, насыпав валы и поставив рогатки.
Армия располагалась в четыре линии: первая — 2-й и 6-й пехотные корпуса; вторая — 3, 4, 5 и 7-й пехотные и 1-й кавалерийский корпус; третья — 8-й пехотный корпус и отдельные кавалерийские полки; и четвертая — две дивизии кирасир и артиллерия резерва. В авангарде стояли части 2-го и 4-го кавалерийских корпусов, а на флангах размещались семь полков егерей.
30 сентября 1812 года участник Тарутинского маневра Федор Глинка писал: «На месте, где было село Тарутино Анны Никитишны Нарышкиной, и в окрестностях оного явился новый город, которого граждане — солдаты, а дома — шалаши и землянки. В этом городе есть улицы, и площади, и рынки. На сих последних изобилие русских краев выставляет все дары свои. Здесь, сверх необходимых жизненных припасов, можно покупать арбузы, виноград и даже ананасы… тогда как французы едят одну пареную рожь и, как говорят, даже конское мясо! На площадях и рынках тарутинских солдаты продают отнятые у французов вещи… Казаки водят лошадей. Маркитанты торгуют винами, водкой. Здесь между покупщиками, между продающими и меняющими, в шумной толпе отдохнувших от трудов воинов, среди их песен и музыки забываешь на минуту и военное время, и обстоятельства, и то, что Россия уже за Нарою…»
В тот же день, когда Глинка написал приведенное выше письмо, в Главной квартире Кутузова вышли «Известия для армии» о пребывании русских войск в Тарутине:
«Главная квартира, деревня Леташевка. 30 сентября 1812 года.
Армия находится более недели близ села Тарутина на правом берегу Нары и, пребывая в совершенном спокойствии, получает от того новые силы. Полки укомплектовываются прибывающими из разных губерний формированными генералом от инфантерии князем Лобановым-Ростовским войсками. В лагере производится учение рекрутов, горящих рвением сразиться с неприятелем. Лошади нашей кавалерии, получая в довольном количестве фураж и стоя на здоровом водопое, приметным образом поправляются. Продовольствие устроено таким образом, что армия не терпит ни малейшей нужды, и большие, к армии ведущие дороги покрыты транспортами, идущими из самых хлебородных губерний, близ коих армия расположена. Ежедневно прибывают выздоровевшие офицеры и солдаты. Больные и раненные на поле чести, находясь среди России, между родных своих и сограждан, получают всякие пособия, какие только от матерей и жен, от братьев и детей ожидать можно.
Расстроенные силы неприятеля не позволяют делать ему против нас покушений. Удалением от пределов своих лишен он всех пособий; продовольствие его час от часу становится затруднительнее и пленные уверяют единодушно, что в их армии употребляют в пишу лошадиное мясо, несмотря на то что у них мяса более, нежели хлеба. Наипаче претерпевают лошади неприятельской артиллерии и конница их. Большая часть сей последней погибла в сражениях, особенно в знаменитый для российского оружия день 26 августа, а остальные кавалерийские полки терпят в фураже величайший недостаток, ибо неприятельская армия окружена со всех сторон нашими партиями, отрезывающими ей всякое сообщение. Неприятель столь стеснен в доставании себе фуража, что фуражиры его не отправляются иначе как под сильными прикрытиями, которые, однако ж, бывают всегда преодолеваемы нашими партиями. Сильные отряды наши находятся на Можайской, Санкт-Петербургской, Коломенской и Серпуховской дорогах, и редко проходит день, в который бы не приводили 300 человек и более пленных.
