Николай Задорнов - Капитан Невельской
Утром осматривали полуостров. Судя по прошлогодней карте, большей части его не хватало.
— Вода снесла! — сказал Позь.
Он показывал на следы наводнения; на берегу лежали, скрытые в траве, деревья с илом в голых ветвях. «Что же это за вода была! — думал капитан. — Устье чуть не занесло, острова и мысы смыло!»
На устье речки, выбегавшей из сопок, — гиляцкая деревня. Когда шлюпка подошла к ней, навстречу выбежал по отмели молодой человек с косой.
— Да это наш Чумбока! — обрадовался капитан.
…Возвратившись из Аяна на Петровский пост, Невельской огорчился, узнав, что Чумбока ушел. Он заметил Орлову, что тот напрасно отпустил амурского гольда.
Невельской полагал, что Чумбока может оказать пользу экспедиции. К тому же гольд нравился ему. Сейчас при виде его капитан обрадовался. Сумрачное настроение как рукой сняло. Было что-то особенно приятное в том, что он встретил человека, об уходе которого пожалел. Это показалось хорошим предзнаменованием.
Деревня, к которой подходила шлюпка, состояла из трех юрт со свайными амбарами, построенными под обрывом. Берег, крутой, высокий, выступал в реку гористым мысом, похожим издали на старого медведя с пегой головой, склоненной к воде. Над обрывом — хороший березовый лес. За мысом река шире, она образовывала там огромный залив, расположенный между сопок и во всю длину свою соединенный с Амуром.
За юртами в чаще кустарников — речка. Позь сказал, что по берегу этой речки идет тропа до перевала через горы, что перевал низок, пройдя его, попадешь как раз к верховью речки Иски. По берегу, тропа пойдет вниз до самого залива Иски.
— Так из этой деревни сухой путь к нам в Петровское? — спросил капитан.
— Да, отсюда…
— Значит, сюда прибудут топограф и олени?
Об этой прямой дороге от Петровского поста на Амур Невельской знал. Уходя с Иски, он приказал прислать по ней на Амур к первому августа топографа и двух матросов с тем, чтобы заснять полуостров Куэгда, на котором сегодня ночевали. Эта сухопутная экспедиция должна была прибыть на оленях, на которых приехал весной Орлов. Искийские гиляки прежде оленей не заводили. Орлов еще в позапрошлом году узнал, что в верховьях речки Иски есть ягель, и поэтому рискнул добираться сюда на оленях. Он советовал капитану к зиме закупить для экспедиции у тунгусов целое стадо оленей.
Позь сказал, что от залива Счастья сюда можно добраться горой за два дня, а можно и за день…
Тут гораздо теплей. Сегодня жаркое солнце. Ярко-синяя река широка. На другой стороне ее тучные густо-зеленые сопки.
После отъезда капитана из Петровского Чумбока перестал рубить лес. Ему уже рисовались картины изгнания маньчжурских купцов. Он мечтал о возвращении домой, в стойбище гольдов, в родную семью, туда, где похоронен отец, где живет брат.
Дождаться, когда капитан вернется, он мог бы, но не желал сидеть сложа руки. Ему не терпелось. Он решил, что надо помогать капитану, и, явившись к Орлову, сказал, что хотел бы отправиться на Амур, и добавил полушутя, что надо взбунтовать там людей.
Орлов, человек немало пострадавший в жизни, не склонен был к таким штукам. Он знал, что надо действовать очень осторожно. Речи Чумбоки показались ему опасными и сам он — личностью, от которой нужно держаться подальше. Он уклончиво ответил, что надо дождаться капитана.
Чумбока обиделся. «Зачем же терять время даром? — думал он. — Надо идти на Амур, там сказать всем людям, что через несколько дней придет капитан». Чумбока ездил всю весну с Дмитрием Ивановичем и замечал, что тот не очень благоволил ему. Орлову больше нравился богатый и серьезный Позь… Пусть Позь ему нравится, это неплохо. Чумбока не завидовал.
Он в душе был недоволен, что его не взяли в Аян, но понимал, что ведь он амурский, не гиляк, чужеземец, гиляки своих послали. Они всегда Позя слушают. «А ведь я придумал, я первый сказал Позю — съезди в Аян, попросись, скажи там капитану все… А Позь еще замялся, сначала не решился. Он тоже как Дмитрий. Только потом, когда сами русские до этого додумались, Позь стал говорить, что хочет ехать!»
Чумбока обратился к Орлову не за разрешением. «Я сам могу без Дмитрия идти куда хочу». Ему хотелось, чтобы русские подкрепили добрым словом да снабдили его своими вещами, он хотя бы самым дряхлым старикам подарил бы по ножу. Но он лишний раз убедился, что люди не понимают и не слушают его. Чумбоке уже приходила в голову мысль, что русские не совсем понимают, какими они должны быть.
«Жаль, конечно, ехать без подарков для стариков! У русских так много хороших вещей. Но не беда!» — решил Чумбока. Он отдал Орлову топор, сказал что уезжает, лес рубить больше не будет, и без лишних разговоров ушел из палатки.
Свои вещи у него были собраны. Приятель перевез его через залив, и Чумбока, закрыв уши белым накомарником, пошел по долине речки Иски в горы.
Была еще одна причина ухода Чумбоки. Он решил больше не жить в семье своего спасителя Питкена, которого прежде звали Тыгеном.
Ему не хотелось больше жить около Питкена и считаться его младшим братом. Хивгук, которую теперь звали Лаола, нравилась Чумбоке. Питкен по закону, как младшему брату, в свое отсутствие разрешил Чумбоке спать с ней.
Но что в этом хорошего! Приезжает муж с охоты и она идет к нему! И приходилось обманывать своего спасителя, отговариваться, что не можешь идти с ним на охоту, что совсем больной или что видел сон, не предвещающий успеха. Такая жизнь надоела.
Вот теперь Чумбока опять привык к Хивгук-Лаоле, пока Питкен от имени всех гиляков совершает важное путешествие. А приедет Питкен из Аяна и она опять будет с ним? Нет, лучше этого не видеть! И как смешно русские называют Питкена! Они зовут его Паткен!
Лаола уговаривала Чумбоку остаться. Но Чумбока ушел.
Через два дня он был в стойбище Новое Мео на Амуре, на устье речки Каморы. Там жили знакомые гиляки. Он сказал, что скоро маньчжурским торгашам и разбойникам конец, пришли на Иски русские и скоро будут здесь, начнут строить свой город.
Речь Чумбоки полилась. Прорвалась вся его ненависть к маньчжурам. Он стал рассказывать про русских. Тут он заметил, что одна толстощекая румяная гилячка все ему улыбается. С ней — ребятишки… Оказалось, что она хозяйка одной из юрт, молодая вдова. У мужа братьев не было, и поэтому после его смерти она одинока. У нее гостили дядя и тетя с устья Амгуни. Дядя ее, старик Чедано, оказался очень почтенным человеком. Чумбока рад был познакомиться с таким хорошим семейством.
— Ты, пожалуйста, скажи русским, когда они придут, чтобы приходили к нам, — сказал Чумбоке дядюшка Чедано. — Жаль только, что ты не привез ни одной русской вещи…
Чумбока на мгновение смутился. Опять ему обидно стало, что Орлов поскупился…
— Тут жил неподалеку Фомка. Он ушел, говорит, что боится русских, — сказал один из старых гиляков.
Кудрявцев, беглый из России, скрылся. Это был верный признак, что приходят лоча.
Уезжая, дядюшка Чедано посоветовал гилякам стойбища Мео быть порадушнее с Чумбокой, а племяннице сказал, чтобы она пригласила его жить в свою юрту. Он серьезный человек и говорит так, что его ни в чем дурном невозможно заподозрить, у него не баловство на уме и поэтому пусть живет. Чумбока заметил, что его хозяйка хороша собой, очень весела. «Почему она так весела? — думал он. — Ведь у нее муж помер». Чумбока уехал из Мео, потом вернулся, потом опять уехал. Повсюду он вдохновенно рассказывал людям в соседних стойбищах о грядущих событиях.
Накануне приезда Невельского он опять вернулся в Мео. Хозяйка пекла ему с утра лепешки из купленной у маньчжурских торгашей муки. Чумбока услышал от нее, что уж дней пятнадцать как на Иски пришел корабль, привез страшного зверя — корову, проезжали вчера люди с Иски… И еще, говорят, пушки на Иски привезли, солдат и двух русских женщин.
— Вот бы мне посмотреть на них! — говорила Мумтьгха.
Утром, легок на помине, явился сам капитан. Он обнял и поцеловал Чумбоку. Вот и шлюпка его, паруса, матросы в куртках, даже маленькая пушечка на шлюпке, товары с собой, красное сукно, ситец, ножи.
Чумбока чуть не плакал от радости. Все так, как он говорил! Теперь люди видят, каковы русские, какой славный, добрый, веселый и простой человек их капитан! Он улыбается всегда, когда с гиляками говорит, он только в одиночестве печален… Даже сам Чумбока не ожидал, что Невельской привезет такие товары и что на шлюпке у него будет пушка.
На отмели происходил торг. Конев уже набил руку в меновой с гиляками. Невельской сам, как простой приказчик, менял в доме старого гиляка топоры, ножи, иголки, зеркала. Кричал, спорил, угощал, съел кусок собачины, рассматривал меха.
— Забавный какой этот лоча! — удивлялись люди.
Чумбока и Позь объяснили, что через несколько дней придут сюда русские на оленях. Один из меоских гиляков — Эльтун — обещал проводить их на Куэгду, где топограф должен был производить съемки.
