Королевский выкуп. Капкан для крестоносца - Шэрон Кей Пенман
Темные глаза Беренгарии впились в его лицо.
– Я хочу тебе верить. Только не понимаю, почему ты так снисходителен к этим безбожным, испорченным людям. Как ты это объяснишь, милорд граф?
– Они вовсе не безбожные и не плохие, миледи. Церковь называет их священников perfecti[16], но сами они называют себя «добрыми людьми» или «добрыми христианами». Именно так катары рассматривают себя. Их глубоко уважают за чистоту жизни, причем даже те, кто не принадлежит к числу «верующих». Они похожи на ранних христианских отцов: презирают процессии и материальные блага, отвергают плотские желания, стремятся исключительно к славе Господа и помогают соседям. Катары никогда не лгут и осуждают всякое насилие, не допускают даже убивать животных. Никогда с момента появления своего на свет я не встречал более миролюбивых созданий. Я не разделяю их верований. Но не понимаю, почему за эти верования их полагается сжигать на кострах. Они не причиняют вреда никому, кроме самих себя, ибо лишают себя шанса на спасение. Разве это не достаточное для них наказание?
Ни Раймунд, ни Беренгария не заметили, что остальные начинают подтягиваться к ним, чтобы слышать. Эти двое смотрели друг на друга серьезными взглядами: двое людей, стремящихся навести мост через зияющую пропасть, разделяющую их.
– Но ведь эти верования лживы, милорд граф, – возразила королева, но без осуждения, скорее с печалью. – Они оскорбляют Бога. Разве ты не понимаешь? Не осознаешь угрозы, заложенной в них?
– Мне рассказывали, что твой господин супруг свел в Святой земле дружбу с сарацинами. И тем не менее я не сомневаюсь в крепости его христианской веры и не считаю, что он поддался искушению их лживым богом. Ричард понимает, что даже неверный может быть человеком чести. Так ли это отличается от воззрений, которых придерживаюсь я?
– Да. Потому что сарацины – неверные. Но не еретики. Угроза, исходящая со стороны сарацин – военного свойства. Они захватили Священный город Иерусалим, но не губят души побежденных ими христиан. Еретики многократ более опасны, потому что это враг, нападающий изнутри. Почему ты не видишь этого, милорд граф?
– Потому что он сам заражен их пагубной ересью, мадам.
При звуке этого холодного, враждебного голоса, Раймунд и Беренгария обернулись. К разросшемуся в числе кружку слушателей присоединились кардинал Мелиор, архиепископ и виконт. Кардинал пробрался через толпу и встал рядом с Беренгарией.
– Даже если он не исповедует открыто их ересь, она глубоко проникла к нему в душу, затуманив рассудок и подточив веру.
Впервые Джоанна увидела, как Раймунд гневается. Глаза его, обращенные на папского легата, потемнели.
– Ты никогда не задумывался, господин кардинал, почему проповедь катаров так тепло принимают в этих южных землях? Народ видит, что католические священники заводят подружек и наложниц, епископы погрязли в мелочных склоках и используют отлучение как оружие в политической борьбе. Видит, что церковь поражена коррупцией настолько же, насколько вы считаете нас пораженными ересью. Быть может, если бы вы меньше переживали насчет «лисиц в винограднике»[17], а придерживались Христовых заповедей о бедности, мужчинам и женщинам Тулузы не показалась бы такой восхитительной и привлекательной чистая жизнь катарских священников.
– Я не отрицаю, что деревенские кюре малообразованны и плохо знают латынь, а епископы пренебрегают своими обязанностями, редко посещая свои диоцезы. Но Святая церковь – это единственная преграда, стоящая между христианами и победой зла. Когда эти альбигойские еретики заявляют, будто спасения можно достичь только через их учение, они совершают худшее из богохульств. Что еще более непростительно, они обрекают на гибель души тех заблудших людей, которых соблазнили своей ересью. И вот за это я виню людей подобных тебе, господин граф, поскольку ты обязан возвысить голос в защиту правды. А вместо этого ты бережешь свой покой, пока эти лжепророки склоняют темных и заблудших к отступничеству.
Джоанна давно поняла, что кардинал Мелиор – красноречивый оратор. Теперь она уяснила, что есть в нем и задатки законника: он очень ловко отразил обвинения Раймунда в разложении церкви, признав частичную их справедливость. Раймунд, как удалось ей заметить, понял, что его переиграли, потому как вернулся к изначальному своему аргументу.
– Мой народ не рассматривает катарских «добрых людей» как злодеев, господин кардинал. Они не вносят в Тулузу смуты, не бражничают и не дерутся в тавернах. Никогда не пристают к женщинам на улицах, не крадут и не обманывают, а на обиду отвечают мягким увещеванием. И проповедуют только тем, кто сам хочет их слушать…
– И что же они проповедуют, господин граф? Отрицают божественную природу и воскресение Христа, отрицают, что Иисус – сын Божий, рожденный Пресвятой Девой. Кощунствуют, говоря, что римская церковь – церковь сатанинская. Они учат, что человек может быть спасен, только если пройдет через обряд, который называется у них «консоламентум», и даже допускают женщин проводить этот обряд.
Кардинал сделал театральную паузу, чтобы аудитория успела прочувствовать всю мерзость подобных верований.
– Не сомневаюсь, что эти их «совершенные» именно такие сладкоречивые и любезные, какими ты их изображаешь. Именно так дьявол сбивает с пути истинно верующих. Писание предупреждает: «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные»[18]. Ты насмехаешься над озабоченностью Святой церкви лисицами в винограднике, а тем временем твои волки терзают невинных. Что ты возразишь на это?
– Я не разделяю верований катаров, господин кардинал. Но не думаю, что их учение действительно опасно для церкви. Катарские священники немногочисленны и не призывают к бунту. Преследуя их, вы только придаете им значимость, которой иначе они бы не имели. Не лучше ли было для церкви вместо борьбы с этими ересями навести порядок у себя в доме? Не будь распутных попов и продажных епископов, все проповеди катаров пропали бы втуне.
От таких аргументов кардинал Мелиор утратил на миг дар речи – настолько чужды они были учению его церкви. Он в искреннем недоумении воззрился на своего молодого собеседника, ибо кто, кроме сумасшедшего, мог высказать мысль о терпимости к ересям?
– В Писании сказано четко и недвусмысленно: «Мечом и голодом будут истреблены эти пророки»[19]. Твое предложение, господин граф, не просто
