Розалинда Лейкер - Золотое дерево
— Ты только что видел нашего Императора, — сказала она, обращаясь к Андрэ и вновь усаживая его на сиденье. — Что бы тебе ни говорили впоследствии и какие бы события в дальнейшем ни произошли, запомни, сынок, что этот человек сделал для Лиона и Франции больше, чем любой другой француз.
Хотя Наполеон покинул город на следующий же день, празднества по случаю его приезда продолжались. Габриэль очень не хватало Гастона, мастерски управлявшего лошадьми. Он сдержал свое слово, данное ей в плену, и уехал куда-то на юг Франции, на побережье. Их прощание было очень трогательным, оба глубоко переживали предстоящую разлуку.
— Я сообщу вам свой адрес сразу же, как только устроюсь на новом месте, — пообещал он.
— Ты уверен, что тебе удастся это сделать? — с сомнением спросила она, — Я имею в виду, устроиться на новом месте? Ты ведь не привык к оседлому образу жизни — сначала были военные походы, а затем наше опасное путешествие…
Гастон попытался улыбнуться, но улыбка у него вышла довольно жалкой, слишком много горечи было в его глазах.
— Каждый старый боевой конь мечтает о мирных пастбищах. Вот и мне пора уже остепениться. Прощайте, мадам. Я счастлив, что имел честь служить вам.
Габриэль не хотела отпускать его с пустыми руками. Она дала ему хорошую лошадь, новую одежду и позаботилась о том, чтобы он до конца своих дней получал скромное содержание. Он уехал и долгое время о нем не было ничего слышно. А затем Габриэль узнала, что Гастон устроился в Каннах, маленькой, мирной деревушке, где присматривал за лошадьми в усадьбе у одного отставного полковника, который, несмотря на то, что потерял руку и ногу в сражении при Арколе, служа своему Императору, прекрасно ездил верхом. Габриэль написала своему старому слуге, но не получила ответа. Возможно, он решил навсегда распрощаться со своим прошлым и ему это удалось сделать. Габриэль не хотела быть назойливой и перестала писать, надеясь, что Гастон вполне доволен своей новой жизнью. Теперь же Габриэль беспокоилась о своем старом друге, тихому образу жизни которого, по-видимому, пришел конец, как, впрочем, и мирному существованию отставного полковника. Дело в том, что свой первый бивуак бежавший из изгнания Император вместе с тысячью оставшихся верными ему солдат разбил именно в Каннах. Может быть, после пятнадцати месяцев жизни на лоне природе, в полном покое и довольстве, Гастона вновь потянуло на военную службу?
Сама Габриэль с наслаждением вдыхала сейчас свежий воздух полей, за окном кареты мелькали холмы, перелески и тихие деревушки. Она старалась забыть все тревожные события последних дней. В эту поездку Габриэль взяла с собой свою горничную, сдержанную, молчаливую девушку, и потому она могла хорошо обдумать свой предстоящий визит.
Габриэль держала путь в большую усадьбу, расположенную в нескольких милях от Лиможа, стены комнат которого были обиты тканями Дома Рошей. Для стен столовой Габриэль выбрала роскошный шелк в тон большому фарфоровому сервизу, которым пользовались только в торжественных случаях. Все шло хорошо, но Габриэль по своему опыту знала, что при отделке дома могут возникнуть непредвиденные трудности, неизбежные в любом большом деле, и потому спешила к своим клиентам для того, чтобы дать им необходимые рекомендации. Конечно, если бы у Габриэль не было Мишеля, на которого она всегда могла положиться, ей вряд ли удалось бы самой ездить к своим заказчикам, и это в свою очередь сказалось бы на качестве работы. Дом Рошей не имел бы столько заказов, а ткачи Габриэль постоянного заработка. Однако, если разразится война, ее производству снова грозит остановка или, во всяком случае, сокращение рабочих мест. В случае начала военных действий Лиону угрожает экономический кризис, поскольку он — самый уязвимый из всех французских городов.
— Не хотите ли подкрепиться, мадам? — спросила горничная, открыв дорожную корзинку со съестными припасами, в которой лежали паштет, белый хлеб, фрукты и бутылки вины.
— Все это выглядит так аппетитно. Да, я действительно проголодалась. Давайте перекусим.
Они немного поели, но настоящий обед состоялся в усадьбе, в прекрасной столовой, стены которой были обиты тканями Дома Рошей. Это была камка с ярким узором, на котором по темно-розовому фону были изображены стилизованные букеты из алых, изумрудных, кремовых и сапфировых цветов, этот узор повторял роспись традиционного лиможского фарфора. В тон обивке стен были выполнены ткани для портьер и обивки двадцати кресел.
Габриэль гостила в усадьбе больше четырех недель, проводя совещания со старостой рабочей артели. Она хотела убедиться, что ремонт будет завершен в сроки. Здесь она услышала, что Императору был оказан в Париже восторженный прием после того, как король Людовик поспешно уехал в Бельгию. От хозяина усадьбы, который имел связи в Париже, Габриэль узнала, что во Дворце Тюильри со стен ободрали шелковую обивку с изображением белых лилий, символа Бурбонов; и вновь заменили ее драпировками с узором, изображавшем императорскую пчелу. Возможно, вскоре ей придется достать со склада ткани, изготовленные для Версаля, однако Габриэль не испытывала по этому поводу особой радости, ее преследовали мрачные мысли о надвигающемся кровопролитии, которое унесет множество человеческих жизней. Газеты пестрели сообщениями о том, что Император собрал под свои знамена уже триста тысяч человек верных ему французов. Каждый день в ряды его армии вливались сотни добровольцев.
Вскоре Габриэль выехала в замок, расположенный в Оверни. Там уже заканчивались работы по отделке жилых покоев. Хозяева были в отъезде, и поэтому Габриэль могла сосредоточить все свои усилия на работе, не отвлекаясь на посторонние разговоры. Когда была поставлена последняя точка, Габриэль обошла весь замок комната за комнатой, этаж за этажом. Спальни были обиты роскошным шелком спокойных расцветок — лазурно-серебристых, бело-золотистых, кремово-персиковых и светло-зеленых тонов. Стены музыкальной гостиной покрывал белый атлас с рисунком из лир в обрамление гирлянд роз. На стенах большой гостиной красовались рубиновые райские птицы на золотом фоне, а на обивке мебели в этой комнате были изображены те же самые птицы, вписанные в узорные ромбы. Обивочные ткани комнат, располагавшихся рядом с этой гостиной, сочетались по цвету с ярким орнаментом парадного помещения, но были менее пышными. Все было в полном порядке, и Габриэль с легким сердцем могла возвращаться домой в Лион.
Но дома ее ждали плохие новости. Город был наводнен военными, шла срочная Мобилизация. В Бельгии сосредотачивались британские и прусские войска. Военный конфликт был неизбежен. На востоке Австрия и Россия готовили свои вооруженные силы для того, чтобы поддержать союзников. Франция вновь была окружена врагами.
Габриэль вернулась домой поздно вечером и поэтому не стала забирать Андрэ, решив заехать за ним утром. Как она и ожидала, за это время скопилось много корреспонденции. Габриэль устала с дороги и решила отложить чтение писем до утра. Но когда она, приняв ванну и переодевшись, села в голубой гостиной за легкий ужин, ее горничная принесла ей одно из срочных посланий, пришедших в ее отсутствие.
— Я подумала, что вам стоит взглянуть на это письмо, мадам. Мне сказали, что за это время какой-то джентльмен шесть или семь раз приходил в ваш дом, надеясь, что вы уже вернулись. Вчера он оставил вот это письмо и потребовал, чтобы вам передали его немедленно, как только вы вернетесь домой.
Габриэль равнодушно взяла письмо из рук горничной, уверенная, что его написал какой-нибудь чересчур назойливый торговец красками для ткани или ткацким оборудованием, но тут сердце замерло у нее в груди: она узнала почерк Николя. Габриэль глубоко вздохнула и, подождав, пока останется в комнате одна, распечатала письмо. В жизни Николя произошли важные события, о которых он спешил сообщить ей.
«Джессика умерла от чахотки шесть недель назад. Она долго и мучительно болела все это время. Позже я узнал, что она страдала этой болезнью в детстве, но затем поправилась, и родители думали, что к ней пришло полное выздоровление. И вот неожиданно новый жестокий приступ болезни свел ее в могилу. Я буду вечно помнить то мужество, с которым она переносила страдания, а также ее исключительную преданность мне, своему мужу. Надеюсь, я сделал все возможное для того, чтобы скрасить ей последние месяцы жизни. Она умерла у меня на руках. Я всегда уважал ее и чувствовал к ней глубокую привязанность, поэтому, думаю, она понимала, что значила многое для меня, хотя обстоятельства могли убедить ее в обратном. Перед смертью все ее мысли были только обо мне, она беспокоилась о моей дальнейшей жизни и хотела, чтобы я был счастлив. В Джессике не было ни тени эгоизма. Я хочу сообщить тебе, что вернулся во Францию в надежде вновь увидеть тебя. Может быть, у нас еще есть шанс соединить свои судьбы и прожить остаток жизни вместе после того, как я улажу одно дело».
