Нил Стивенсон - Смешенье
Моголы не многим отличаются от других воинственных народов, владевших севером в прошлые тысячелетия; оружие и тактика, несокрушимые в пустынях и на равнинах, не помогли им пробиться через горы Сатпура. Но в отличие от тех, кто довольствуется завоеванным, моголы жаждали превратить весь Индостан в часть дар Аль-Ислама, поэтому двинулись на юг единственно возможным путём – тем, по которому мы сейчас едем. Прибрежные города, такие, как Бхаруч на Нармаде и Сурат на Тапти, они легко захватили и с трудом удержали. Однако к югу от Сурата внутреннюю часть Индостана отделяют от моря высокие Балагхатские горы, куда непокорные индусы – маратхи – всегда могут отступить, если не хотят сойтись с моголами в открытом бою на равнине. Подобным образом и Сатпура, и даже Раджпиплские холмы остаются оплотом маратхов. Время от времени моголы теснят их из холмов, потому что маратхи – как нож у горла могольской коммерции. Как вы знаете, вея торговля с Западом осуществляется через Даман, Сурат и Бхаруч, а предводители маратхов отлично знают, что могут отрезать связь этих портов с севером, спустившись с Раджпиплских холмов по ущельям Дхароли на Бхаручскую равнину – там, где мы сейчас, – и напав на караваны перед бродом через Нармаду. Сурат кишит их тайными сторонниками и соглядатаями; можете не сомневаться, что маратхам известен каждый наш шаг. – Можем ли мы быть уверены, что они нападут ночью? – спросил Джек.
– Только если нам хватит безрассудства выйти на южный берег Нармады в сумерках и двинуться вброд под покровом тьмы.
– Да будет так, – сказал Джек. – Умные стратагемы не по моей части, но если дело за безрассудством, то этого добра у меня хоть отбавляй.
Джек выехал вперёд, чтобы осмотреть поле боя при свете дня и расставить наёмников. При помощи местного проводника он нашёл участок реки, где можно инсценировать переправу. В нескольких милях выше того места, где Нармада расширяется, образуя эстуарий, она описывает букву Z, поворачивает, описывает букву S и продолжает путь на запад. В середине SZ между разнонаправленными отрезками реки образовался песчано-галечный полуостров в форме гриба на ножке. Как всегда на поворотах, течение подмыло берега; они возвышались над водой не более чем в рост человека, но были обрывистые и поросли кустарником. Всякий, подходящий к реке с юга, оказывался на четвертьмильном перешейке, который затем расширялся и полого спускался к излучине. Здесь, на вогнутой стороне петли, река была широкой и мелкой, но всякий, знакомый с реками, заподозрил бы, что противоположный берег – обрывистый и крутой. Джек, глядя на ту сторону, догадывался, что так оно и есть, хотя ничего не видел за тростниками. Проводник заверил, что верблюды, лошади и буйволы выберутся на северный берег, но только если попытаются сделать это в определённых местах, которые он готов показать за отдельную плату. В противном случае вьючные животные будут долго брести через тростники и в конце концов упрутся в крутой обрыв.
– Я заплачу тебе, сколько ты просишь, – пообещал Джек, – и вдвое больше за удовольствие несколько раз вытянуть тебя хлыстом.
Последние слова пришлось переводить долго и с трудом; но в итоге каждый мог видеть, как франк на лошади гонит несчастного проводника от самой излучины, охаживая того кнутом и костеря за жадность. Покончив с этим, он вернулся к броду и стал показывать наёмникам, где те должны встать.
Рекогносцировка имела одно неожиданное, но крайней удачное последствие: наёмники разделились. Ибо они присматривались к Джеку и тому, что считали его планом. Сделав выводы, они сбились в кучки, чтобы обсудить положение дел, после чего целые отряды повернулись спиной ко всей затее и припустили вниз по течению к Бхаручу или Анклешвару. Джек для виду бушевал, однако на самом-то деле остался очень доволен. Бегство стольких наёмников должно было представить караван ещё более уязвимым в глазах маратхов, которые, он знал, наблюдают за каждым их шагом; а на тех, кто не дезертировал, вероятно, можно было положиться.
Заговорщики сбились с ног, выискивая людей, владеющим древним и простым оружием – пращой. Таких набралось человек сорок. Почти никто из них не сбежал – они принадлежали к самой низкооплачиваемой и презираемой категории воинов. Джек разделил их на два взвода и отправил один в западную часть полуострова, другой – в восточную.
Из оставшихся наёмников некоторые были с саблями – им Джек велел окопаться в самой узкой части перешейка. Однако он предусмотрел для них возможность отступления, для чего поручил свободным пращникам вырыть несколько канав. Остальные наёмники были лучниками: их Джек поставил так, чтобы они могли стрелять поверх голов тех, кто будет защищать перемычку.
Прибыл авангард каравана с большим турецким шатром, его центральным колом, растяжками, колышками и тому подобным, а также упакованным в солому грузом. Шатёр поставили в центре полуострова, груз занесли внутрь и распаковали. Часть его раздали воинам с пращами. С наступлением сумерек они пробрались на позиции, которые занимали весь вечер, и спустились в воду, после чего по двое, по трое двинулись на юг к перешейку, где спрятались у подмытых берегов, укрытые растительностью и темнотой от чужих глаз. И вовремя: как раз подоспел весь караван – лошади, верблюды, буйволы и даже два слона вступали на узкий перешеек, разделялись перед шатром и скапливались перед излучиной. Джек определил, где на противоположный берег труднее всего будет выбраться, и отправил туда животных, которым это с наименьшей вероятностью удастся, – буйволов, запряжённых в повозки.
Даже с неидеального наблюдательного пункта, а именно из шатра, где он в это время натирался странно пахнущим маслом, Джек легко мог вообразить всё, что происходит не так, по рёву буйволов, бесполезному щёлканью бичей, разноязыкой брани и треску ломающихся спиц.
Однако ничто не могло заглушить шум маратхского наступления. Возможно, с гор мятежники и впрямь спускались тихо и незаметно, но в бою шумели, как любое другое войско, если не громче, поскольку питали любовь к барабанам, кимвалам и прочим средствам наведения ужаса на врага. Джек выглянул через дырку в шатре. Он сотни раз слышал, что маратхи используют в бою слонов, но только смеялся над подобными россказнями. Сколько бы диковинных стран ни повидал Джек, в нём по-прежнему жил лондонский жох, не способный поверить, что такое бывает на самом деле. И вот они надвигались: ходячие бастионы, озарённые факелами, сверкающие металлом, сплошь одетые в броню, и бивни их щетинились изогнутыми клинками дамасской стали. По пять в шеренгу вступили они на перешеек, а у их ног колыхался живой ковёр пехоты, кривые лезвия сверкали в свете луны преисподним уроком геометрии. Воздух гудел от стрел; стреляли и оборонявшиеся, но больше – маратхи. Несколько стрел пробили полог шатра.
– Пли! – сказал Джек, и через мгновение Вреж выстрелил из мушкета, подавая сигнал.
План был исключительно прост, и по одному сигналу произошло сразу многое. На северной стороне излучины местные проводники зажгли костры – маяки, указывающие, где на тот берег легче всего выбраться. Погонщики, зажатые между рекой и наступающими маратхами, не дожидаясь уговоров, устремились к огням. Вскоре по реке уже двигались четыре вереницы вьючных животных.
Наёмники с саблями начали отступать, ибо от слонов их отделяло лишь несколько ярдов. Как только грянул выстрел, все они выскочили из ям и распределились по двум траншеям, которые пращники выкопали по флангам предстоящего маратхского наступления. Лучники выпустили по последней стреле. Всё это плюс верёвки, натянутые между канавами, а также скученность людей и животных на узком перешейке замедлило продвижение маратхов. Редкие смельчаки пробивались за череду ям или даже перепрыгивали препятствия на лошади, однако они оказывались лёгкой мишенью для лучников и немногочисленных мушкетёров.
До сих пор бой, несмотря на своё ожесточение и запоминающуюся яркость, оставался в рамках того, что обычно происходит па поле брани. Ночные битвы – редкость, а битвы с участием слонов – диковинка (по крайней мере, для европейцев), но всё равно это была просто битва. По крайней мере, пока сотни светящихся бутылей с фосфором не взмыли из зарослей по обе стороны перешейка. Они падали, как метеоры, и разбивались среди атакующих. Залпов было несколько, и когда закончился последний, почти вся земля перед авангардом маратхов светилась, а кое-где и вспыхивала огнём.
Один из слонов выразил намерение повернуть вспять. Джек издалека не мог разглядеть, согласен ли с ним погонщик, но это не имело значения, так как слон уходил. Возможно, он был вожаком, поскольку идея распространилась со скоростью фосфорного огня. Когда несколько слонов с острыми, как бритва, клинками на бивнях решают совершить пируэт посреди скученной толпы, неизбежна сумятица. Произошла она и сейчас; Джек почти ничего не видел за фосфорным светом, но отчётливо слышал звуки: маратхи голосили так, будто все когда-либо написанные итальянские оперы исполнялись одновременно.
