Стивен Сейлор - Рим. Роман о древнем городе
С рычанием оттеснив остальных, он поднял меч и принялся наносить удары по шее Гая, пока не отделил голову от туловища. Кровь и ошметки плоти забрызгали и его сообщников, и каменный алтарь. Брызги попали и на лицо затаившегося в зарослях Луция, но он не посмел даже моргнуть.
– А с рабом что? – спросил кто-то, пнув ногой тело.
– Пусть валяется, он ведь ничего не стоит. А мы, друзья, вернемся в город: там еще осталось кого прикончить.
Сжигаемый гневом и парализованный ужасом, Луций не проронил ни звука и остался незамеченным. После того как преследователи ушли, он поднял руку, нащупал под туникой фасинум и, дивясь тому, что все еще жив, прошептал молитву, обращенную к той неведомой силе, что сберегла его.
* * *В последующие дни на основании чрезвычайного положения более трех тысяч римских граждан были преданы смерти, а движение Гракхов подавлено и уничтожено. Примечательно, что Луций пережил и эту гекатомбу. Много дней он сидел взаперти дома, с ужасом ожидая стука в дверь, но его имя в официальных списках врагов государства так и не появилось. Почему так получилось, он не знал, хотя в последнее время его отношения с Гаем носили более личный, нежели общественный, характер. В любом случае расправа миновала его, а уж что было причиной такого везения, так и осталось загадкой.
Луцию казалось, что в его судьбе нет ни логики, ни смысла. Он сторонился Тиберия с Блоссием и избежал их участи, к своему стыду и печали. Однако, смело связав себя с делом Гая, он также не разделил его участи, к ничуть не меньшему своему стыду. В конце концов Луций пришел к заключению, что его жизнь словно зачарована и защищена от обычных капризов непостоянной Фортуны. В оставшиеся дни и годы он полностью порвал с политикой и посвятил себя работе, занимавшей все его время, благо потребность в строительстве дорог была велика.
Кроме того, он стал гораздо более набожным. Каждый вечер, перед сном, неизменно читал благодарственную молитву богу фасинума, спасшему его, когда смерть была совсем рядом. В своей постели он и скончался много лет спустя – любимый муж и отец, заслуженный строитель дорог и почитаемый член сообщества всадников.
Консул Опимий со временем попал под суд за организацию убийств римских граждан, но был оправдан: указ о чрезвычайном положении признали законным актом, и это спасло его от наказания. Правда, впоследствии его обвинили еще и во взяточничестве в бытность послом при дворе царя Нумидии Югурты. Он умер в старости, всеми ненавидимый и покрытый позором, однако оставил Риму в наследство прецедент пресловутого чрезвычайного положения, которое, как и предсказывал Гай Гракх, в наступившие хаотичные и кровавые годы стало вводиться все чаще.
Подобно тому как поступил на закате дней ее отец, Корнелия покинула Рим и поселилась на вилле, на побережье Мисенского полуострова. Менению она взяла с собой в качестве компаньонки. Посетить ее виллу считали честью как высшие сановники, так и светила мысли. Сама же она еще при жизни стала легендой благодаря стоической силе духа, проявленной перед лицом столь великой трагедии. С удовольствием делилась со всеми, кто был готов послушать, воспоминаниями об отце, но еще более воодушевленно рассказывала о сыновьях, причем и о Тиберии, и о Гае говорила без слез и печали, словно речь шла о великих героях времен ранней республики. После смерти ей поставили в городе памятник, а ее гробница стала местом почитания для римских женщин.
Корнелия часто выражала желание остаться в людской памяти не дочерью Сципиона Африканского, но матерью Гракхов. Так оно и случилось. После смерти братьев их образы долго оставались такими же беззаветно любимыми и яростно ненавидимыми, как при жизни, а двойная трагедия их гибели превратила их в легенду. Как и их мать, они удостоились статуй, а на местах их гибели были установлены гробницы. В качестве примеров то воплощенного зла, то образцов доблести имена Тиберия и Гая Гракхов служили предметом споров и упоминались в речах политиков до тех пор, пока существовала сама республика.
Глава Х
Головы На Форуме
81 год до Р. Х
– Как можно было до такого дойти? – бормотал себе под нос Луций Пинарий, спеша через Форум.
Несмотря на мягкую весеннюю погоду, на нем был плащ с капюшоном. Он нервно теребил пальцами висевший на шее фасинум – родовой амулет, доставшийся от покойного деда, – и шептал молитвы, прося богов спасти и сохранить его.
Уже клонившееся к западу солнце заливало кровавым багрянцем крыши домов, отбрасывавших длинные тени. Проходя мимо Ростры, Луций ускорил шаг, ибо ныне ораторское возвышение украшали не только корабельные носы. Он старался не смотреть, но вопреки собственному желанию скользнул-таки взглядом по головам, выставленным на высоких шестах вокруг помоста. Некоторые из них находились на Ростре уже месяц, а то и два и пришли в такое состояние, что черты лиц казненных стали практически неразличимы. Другие еще сочились кровью и были помещены сюда так недавно, что их разинутые рты и выпученные глаза еще выражали потрясение и ужас.
Луций торопливо всмотрелся в эти лица и возблагодарил богов за то, что не нашел среди них знакомых.
Водруженное на высокий пьедестал, над Рострой нависало новое украшение Форума – конная статуя полководца. В свете угасающего солнца золоченая статуя полыхала красным огнем так ярко, что было больно глазам. Скульптор в совершенстве передал самоуверенный вид и смелые черты лица диктатора Луция Корнелия Суллы. Казалось, что изваяние взирает на отсеченные головы с улыбкой спокойного удовлетворения.
Выше и позади статуи Суллы можно было видеть еще одно свидетельство того, до чего дошел Рим: крутой склон и вершину Капитолийского холма с руинами древних храмов. Два года назад на Капитолии случился страшный пожар, уничтоживший все, включая старинный храм Юпитера. Этот пожар был дурным знамением, предвещавшим невыразимый ужас гражданской войны и отвратительной мести торжествующего победителя.
Луций отвернулся от Ростры и быстрым шагом поспешил к стене объявлений. Там уже собралась группа римлян, читавших последний список. Такие списки назывались проскрипционными, ибо содержали имена людей, официально объявленных врагами диктатора Суллы. Человек, попавший в такие списки, мог быть убит кем угодно, даже своими домочадцами. За его голову полагалась награда. Его собственность полностью конфисковалась и выставлялась государством на торги.
Читая очередной список, люди вздыхали с облегчением, немногие позволяли себе издать возгласы отчаяния. По большей части пришедшие скрывали лица. Луций и сам, проталкиваясь вперед, чтобы ознакомиться с листом, надвинул капюшон до бровей. Он страшился увидеть в списках имя младшего брата своей жены, но его там не было. Луций коснулся фасинума и прошептал благодарственную молитву.
– Что это там?
Человек, стоявший позади, потянулся через плечо Луция, всматриваясь в перечень, и вдруг, нарочито громким голосом, произнес:
– Возможно ли это? Кого я здесь вижу – Луций Пинарий!
Луций резко обернулся, сердце его сжалось. Громогласного болтуна он вроде бы знал – какой-то знакомый его знакомых, но имени его не помнил. Глядя на потрясенное лицо Луция, человек глумливо захохотал.
– Вот, пришел взглянуть, нет ли кого знакомых, а увидел тебя. Не в списке, а наяву!
– Ничего смешного. Тоже, нашел с чем шутки шутить, болван! Меня могли бы убить на месте, прежде чем я успел бы вымолвить слово.
То была правда, подобное случалось каждый день. Стоило человеку, пришедшему к стене объявлений и увидевшему в списке свое имя, выдать себя возгласом ужаса, как он становился жертвой отиравшихся поблизости негодяев, подстерегавших врагов диктатора, чтобы получить награду за убийство.
Орудуя локтями, Луций выбрался из толпы и зашагал через Форум настолько быстро, насколько осмеливался, – излишняя поспешность тоже могла привлечь нежелательное внимание. Крутая, но прямая тропа, проходившая позади храма Кастора, быстро привела его на вершину Палатина, откуда до его дома было уже совсем недалеко.
Луций свернул в узкую улочку и невольно вздрогнул: одного из его соседей силком вытаскивали из собственного дома. Бедняга цеплялся за дверь, но его оторвали и швырнули на землю. Изнутри дома доносились крики и плач близких.
Несколько случайных свидетелей тут же пустились наутек, но Луций, ошеломленный увиденным, словно прирос к месту. Послышался ужасный звук разрубаемой металлом плоти: жена и дети несчастного выскочили на улицу в тот миг, когда главарь убийц поднял за волосы его голову.
Луций узнал главаря: то был пользующийся зловещей славой приспешник Суллы по имени Корнелий Фагит.
– Можете поверить, – промолвил Фагит, обращаясь к своим подручным, – имя этого мерзавца внесли в списки больше месяца назад. И все это время он скрывался невесть где, пока не осмелился появиться дома. Думал ускользнуть от меня, тварь безмозглая! За врагов государства, долго избегавших заслуженной кары, положена особая награда. Когда мы доставим эту голову Сулле, за нее хорошо заплатят.
