Джеймс Клавелл - Тай-Пэн
Ваша стихия – море. Моя – земля. Море я оставляю вам, Тай-Пэн. – Взор Сергеева затуманился. – Сегодня днем мы наблюдали великий поединок. И заклад был любопытный. Крайне любопытный.
Струан улыбнулся, глубокие линии, прорезавшие его щеки, стали еще глубже.
– Жаль, что схватка закончилась вничью. Теперь мы так и не узнаем – не правда ли, ваше высочество, – кто же из бойцов был лучшим?
– Вы нравитесь мне, мистер Струан. Я бы хотел быть вашим другом. Мы могли бы очень пригодиться друг другу.
– Я почту за честь быть вам полезным везде и во всем.
Сергеев расхохотался, обнажив ослепительно белые зубы?
– Времени впереди достаточно. Единственное преимущество, которое Азия имеет перед Европой, кроется в отношении азиатов ко времени. Мой род происходит из Караганды. Город лежит по эту сторону Урала, так что, возможно, я отчасти азиат. Мы казаки.
– Я не понимаю. Урал?
– Горная цепь, которая тянется от Северного Ледовитого океана до Каспийского моря. Она делит Россию на восточную и западную части.
– Я так мало знаю о России… да и о Европе, если уж на то пошло, – сказал Струан.
– Вам непременно нужно побывать в России. Подарите мне шесть месяцев своего времени и позвольте быть вашим гостеприимным хозяином. У нас есть, на что посмотреть: города… бескрайние моря колышущейся травы. Поездка могла бы оказаться очень выгодной. Огромные рынки для чая, шелка и вообще всех видов товаров. – Его глаза весело сверкнули: – И женщины просто несравненны.
– На этой неделе я немного занят, но вот, может быть, на следующей?
– А теперь давайте оставим шутки и поговорим серьезно. Прошу вас, подумайте о моем предложении. На будущий год или через год. Я полагаю это очень важным. Для вас, для вашей страны и вообще для будущего. Россия и Британия никогда не воевали друг с другом. На протяжении веков мы были союзниками, и у нас обоих постоянно возникали трения с Францией, нашим традиционным противником. Россия располагает громадными земельными ресурсами и миллионами людей, сильных людей. У вас земли мало, поэтому вам нужна ваша империя, и мы ничего не имеем против этого. Вы правите морями, мы признаем и одобряем это. Ваша промышленная мощь возросла неимоверно и приносит вам огромные богатства. Это доставляет нам искреннее удовольствие. Вы имеете товары и средства их доставки, мы имеем рынки. Но у нас тоже есть товары, которые могут пригодиться вам: сырье для ваших невероятных машин и пища для вашего поразительного народа. Вместе мы несокрушимы. Вместе мы сможем держать Францию в узде. И не только ее, но и священную Римскую империю, и Пруссию, и турецких нехристей. Вместе мы сможем установить прочный мир. И расти и процветать на благо всех.
– Да, – столь же серьезно ответил Струан. – Я тоже за это. Но вы рассуждаете в масштабах целой нации. С исторической точки зрения. Это ничего не дает на практике. И я не считаю, что можно винить французов в честолюбии их королей. Или оправдать обращение турков в христиан посредством огня и меча. Я уже высказал свои взгляды за обедом. Если говорить о всех государствах сразу, то я уверен, что без какой-либо формы контроля за действиями королей – и королев – войн окончательно не избежать. Его превосходительство сегодня очень удачно выразился на этот счет. Короли – да и вообще любые вожди – проливают не свою кровь, а кровь других людей. Говоря же о практической стороне, я мало что могу сделать. Мой торговый дом не решает государственных проблем – и я не обладаю никакой реальной властью в парламенте, как вам хорошо известно.
– Но во всем, что касается Азии, к вашему мнению прислушиваются очень внимательно. А власть – и огромная власть – есть у меня в Санкт-Петербурге.
Струан глубоко затянулся сигарой, потом выпустил длинную струю дыма:
– Что вам нужно в Азии?
– Что вам нужно в Китае?
– Торговля, – ответил Струан тут же, словно не задумываясь, хотя внутренне весь собрался, чтобы случайно не выдать своей истинной цели. Существует, черт возьми, огромная разница, сказал он себе, между Азией и Китаем.
– Я, возможно, сумел бы добиться, чтобы «Благородному Дому» было даровано исключительное право поставлять чай на рынок всех трех Россий. И такое же право на вывоз пушнины и зерна изо всех трех Россий.
– В обмен на что? – спросил Струан, ошеломленный огромностью этого предложения. Подобная монополия означала бы миллионные доходы. И столь сильная позиция обеспечила бы ему влиятельное положение в английских политических кругах и подняла бы его престиж на недосягаемую высоту.
– Дружбу. – ответил Сергеев.
– Это слово включает в себя множество значений, ваше высочество.
– У него есть только одно значение, мистер Струан. Хотя, конечно, существует много способов, как друг может помочь другу.
– Какую конкретную помощь вы конкретно хотите получить в обмен на конкретное соглашение с моей компанией?
Сергеев рассмеялся.
– Этак у нас получится слишком много конкретностей для одного вечера, мистер Струан. Но, согласитесь, мое предложение стоит того, чтобы над ним поразмыслить и серьезно его рассмотреть. А также обсудить, выбрав для этого конкретный момент, а? – Он устремил взгляд мимо кораблей через гавань на материк. – Вы непременно должны побывать в России, – повторил он.
– Когда вам понадобится перевод, ваше превосходительство? – Горацио поднял глаза от бумаги, которую минуту назад протянул ему Лонгстафф.
– В любое время, мой милый. Скажем, как-нибудь на днях, ну? Только поставьте китайские иероглифы над английскими словами, хорошо?
– Слушаюсь, сэр. Мне следует отправить его кому-нибудь?
– Нет. Просто вернете его мне. Разумеется, дело это приватное. – Лонгстафф отошел, довольный тем, как продвигается вперед его план. Письмо гласило: «Его превосходительство английский капитан-суперинтендант торговли желает приобрести пятьдесят фунтов семян тутового дерева или тысячу саженцев, которые должны быть доставлены ему как можно быстрее». Все что ему останется сделать, когда Горацио вернет текст переведенным, это подставить «чая» вместо «тутового дерева». С этим он и сам справится: китайский иероглиф, обозначающий чай, можно найти на каждом ящике, который отправлялся домой. А потом он будет ждать, пока не решит, к кому можно и обратиться с таким посланием.
Оставшись один, Горацио перечел письмо. Интересно, зачем это Лонгстаффу вдруг понадобились тутовые деревья? Десятки тысяч этих деревьев вместе с шелковичными червями росли на юге Франции, и было бы проще простого получить семена оттуда. В то время как в Китае раздобыть их будет совсем не просто. Или Лонгстафф намерен посадить рощу этих деревьев прямо здесь? Но зачем ему тогда пятьдесят фунтов семян? Это же громадное количество, а он никогда не увлекался садоводством. И зачем подчеркивать, что это частное дело и не должно разглашаться?
– Горацио?
– А, привет, Джордж. Как поживаешь?
– Прекрасно, благодарю тебя.
Горацио заметил, что Глессинг был весь в поту и заметно нервничал.
– Что случилось?
– Ничего. Просто, видишь ли… ну, в жизни каждого человека наступает день… когда он должен… ну, ты вдруг встречаешь кого-то, кто… нет, я говорю все не то. Это касается Мэри. Я хочу жениться на ней, и мне нужно твое благословение.
Горацио вспыхнул, но тут же заставил себя успокоиться и сказал то, что уже решил сказать. Сегодня он весь вечер особенно остро ощущал то внимание, которое Глессинг оказывал Мэри; и вспоминал выражение лица капитана в самый первый день на острове. Он ненавидел Глессинга за то, что тот осмелился осложнить жизнь ему и Мэри, осмелился возомнить, будто Мэри хотя бы на мгновение может им всерьез заинтересоваться. – Я крайне польщен, Джордж. И Мэри тоже будет польщена. Но она… видишь ли, я думаю, она еще не вполне созрела для супружеской жизни.
– Да что ты! Конечно же, она к ней готова, давно готова, тут и думать нечего. А у меня прекрасные перспективы, и мой дед собирается отказать мне родовое поместье. Достаток у меня будет весьма приличный, и служебная карьера выглядит чертовски заманчиво, к тому же…
– Поостынь немного, Джордж. Мы должны очень тщательно все обдумать и взвесить. Ты уже говорил об этом с Мэри?
– Господи милостивый, нет. Хотел сначала узнать о твоем отношении. Как же иначе.
– Тогда дай мне время во всем разобраться. Я и не предполагал, что у тебя серьезные намерения. Боюсь, я должен попросить тебя запастись терпением – для меня Мэри всегда была гораздо младше, чем на самом деле. Да ведь и совершеннолетия она еще не достигла, – небрежно добавил он.
– Значит, в общем и целом ты одобряешь? Так я понимаю?
– О да… просто мне никогда не приходило в голову, что… ну, в положенное время, когда она станет совершеннолетней, я уверен, она почтет за честь и с радостью примет твои ухаживания.
– Так ты считаешь, что мне следует подождать, пока ей исполнится двадцать один?
