Делай, что должно - Маргарита Нерода
Раиса только пожала плечами. Не будь это миной, так обычная рядовая операция. Она не нашлась что ответить.
До землянки, где они жили, от палатки-операционной метров двести, не больше. Вход в стенке неглубокой промоины, несколько ступенек. Но пока Раиса шла, она ясно почувствовала, как с каждым шагом почему-то тяжелеют ноги и кровь все сильнее колотится в висках.
В землянку она вошла, уже держась за стенку. Села на свою постель и вдруг поняла, что не может даже расстегнуть ремень: пальцы трясутся так, что за пряжку не ухватишься. “Что со мной? Ведь все уже кончилось”. Ее охватила тяжелая крупная дрожь, как от приступа малярии, такая, что чуть не стучали зубы. Уже не было той мины, саперы подорвали ее в соседнем овражке, закрепили рядом гранату и длиной веревкой дернули за чеку. Вот почему два взрыва. Все хорошо. И с ними, и с капитаном, которому теперь прямая дорога в госпиталь для легкораненых. Но почему сейчас Раису колотит так, будто взрыва все еще не было, и он может случиться прямо сейчас? Сию секунду, вот здесь.
Кто-то вошел в землянку. Раиса не сразу поняла, что это Лескова, пока та не села рядом с ней и не обняла крепко, обхватила за плечи мягкими, но очень сильными руками и прижала к себе как ребенка, пока вся сотрясавшая дрожь не впиталась в ее тело и не погасла в нем.
Когда Раиса немного опомнилась, она поняла, что ее укачивают как маленькую, смутилась и попробовала освободиться. Галина Алексеевна сразу разжала руки:
— Полегчало?
— Да… Что со мной? Я же…
— Все-все, это у всех бывает, — Лескова погладила Раису по голове, — Ты же безносой в глаза смотрела, мало что не поручкалась с ней. Это ни для кого даром не проходит. Думаешь, зря тебя отдыхать отправили? Отдышаться надо. Шутка ли, со смертью в чет-не-чет играть.
— А… как же командир?
— Ольга Никаноровна? Ну, она тоже не всегда стальная. Но все-таки покрепче нас с тобой будет. А сейчас — отбой, душа моя, — Лескова вручила ей кружку, отпустила не раньше, чем поняла, что Раиса крепко ее держит, — Пей и отбой. Не упирайся, это тебе лекарство.
От первого глотка Раиса чуть не поперхнулась. Лекарство лекарством, но что ей плеснули валериановой настойки не разбавляя, все восемьдесят градусов, можно было бы предупредить. Проглотила в два приема, запила водой и в груди будто развязался какой-то тугой узел. Дрожь отступила, но накатила такая усталость, что сродни наркозу. Возьмись сейчас считать до десяти, на третьем счете собьешься…
Раиса мягко сползла на свою постель, и повернув голову увидела бревенчатую стену землянки с фотокарточками. “Бабье царство”. Родионова с сыном на руках, Лескова с двумя мальчишками, семья Ведерниковых с девочкой. Внезапная мысль пришла и на мгновение даже отогнала сон: вот почему Прокофьева решилась оперировать только с Раисой.
Когда-то Алексей Петрович рассказывал, что в Империалистическую, да и раньше тоже, командиры старались не посылать на опасные задания тех, кто единственный сын в семье или у кого дома маленькие дети. Все правильно. Случись Раисе самой выбирать, она бы наверняка поступила точно так же: пусть никто из этих малышей на карточках не останется сиротой. Впервые ее бездетность обернулась чем-то нужным… Пусть так и будет, она согласна.
----
* Рауш, или оглушение — эфир в такой дозировке, которая вызывает только спутанность сознания и отсутствие боли, но не глубокий сон.
** Сейчас выделяют до семи возбудителей гангрены, во время Великой Отечественной считалось, что их четыре.
*** Малые дозы крови переливали при гангрене со стимулирующими целями.
Глава 24. Санотдел и медсанбаты 51-й армии. 4 августа 1943 года
Едва был отдан приказ о переходе к обороне, как начсанарм собрал командиров медсанбатов дивизий на совещание. Прокофьева ехала туда с неприятным докладом о противошоковом методе Штерн: ни разу она не увидела от него заметного эффекта. Рекомендованный метод должен был помогать при тяжелых степенях шока, но на деле не давал ничего, кроме беспокойства раненых и порой очень неприятных явлений, вроде кратковременной слепоты при введении раствора. По счастью обратимой, но раненые успевали испугаться и даже решить, что их пытаются убить. Словом, не работал метод прославленной Лины Соломоновны! С собой, кроме отчета, Прокофьева везла письмо на имя академика Штерн. Почти злое письмо. Она редко позволяла себе эмоции в такой переписке. Но не могла понять, как можно за несколько лет клинических исследований не заметить того, что ей самой стало очевидно за неполных две недели. Увиденное настолько жгло, что это настроение передалось письму, пусть даже подробному, с тщательным описанием всех проявившихся симптомов.
Но прежде письма хотелось послушать, что скажут о методе врачи из других дивизий. До сих пор майору Прокофьевой было не до обмена опытом. Что ж, совещание собрали как нельзя кстати!
Ольга Никаноровна, словно командир перед атакой, окинула взглядом широкий двор перед приземистым одноэтажным зданием, какой-то бывшей конторой, кирпичной, с исклеванными осколками стенами, где размещалась сейчас санслужба 51-й армии. Любой визит к начальству так или иначе был для нее боевой операцией. Тем более, что требовать и добиваться сегодня точно придется. Медсанбат отчаянно нуждался в пополнении. Именно сейчас, в короткий период затишья, каждый день которого дорог. Кочеткову восстанавливаться не меньше месяца. Нужен еще один хирург, нужен срочно. Значит, после совещания у нее будет непростой разговор с начальником санслужбы армии.
В санотделе собрались командиры медсанбатов шести дивизий. Минимум одного из них, крупного с лихими буденовскими усами подполковника она помнила еще по конференции в Ростове. Сейчас он о чем-то беседовал с незнакомым Прокофьевой немолодым майором медслужбы, рослым, подтянутым, с новеньким орденом "Красной звезды" на гимнастерке и медалью “За оборону Севастополя”. “Не забыть, — пометила себе мысленно Прокофьева, — Узнать о представлении Поливановой”. Тем более, что еще один майор, тоже, по выправке, из кадровых, но молодой, как она заметила, был с такой же медалью.
На крыльце курили совершенно незнакомые Прокофьевой командиры. Единственным знакомым оказался начальник санслужбы соседней дивизии полковник Демин. Удивительно — в первый раз не затянутый натуго в ремень и портупею. На ее приветствие он ответил вяло, без своего обычного шика, и вид имел озадаченный и какой-то подавленный.
Командир АПАЛ Ивашов приветствовал Ольгу Никаноровну очень дружески и как всегда по-граждански пожал руку. Ему она тоже писала о том, что вышло с противошоковым методом. Хотела знать, что тот увидел
