Семь престолов - Маттео Струкул
Тот день было решено посвятить соколиной охоте, и в кожаную перчатку девочки глубоко впивались острые коготки Иерихона — ее любимого сокола, самого ловкого, никогда не упускавшего добычи.
Он взлетал в небо, неторопливо парил в вышине, а потом безошибочно пикировал прямо на добычу, и от этого полета захватывало дух. То, настолько он прекрасен в своей смертоносной грации, неизменно очаровывало Катерину. Конечно, она знала, что сокол убивает ни в чем не повинных птиц, но понимала и то, что, будучи хищником, он следует врожденному инстинкту, которому невозможно противостоять.
Сокол не думает об удовольствии или жажде крови, эти черты присущи только человеку. Вот почему Катерина предпочитала ловчих птиц охоте с собаками, на которой люди, движимые желанием убивать, загоняют кабанов и оленей часто не ради пропитания, а исключительно для собственного развлечения.
Она внимательно изучила чудесный трактат Фридриха II Штауфена «Об искусстве охоты с птицами» и теперь знала множество видов пернатых — водоплавающих, наземных, хищников и дичи. Девочка также выучила наизусть все правила соколиной охоты и порядок дрессировки ловчих птиц: пешком, на лошади, на привязи.
Больше всего ей нравились сапсаны, и поэтому для себя она выбрала Иерихона. Бледное оперение, длинный хвост, внимательные желтые глаза, острейшее зрение — все в нем было преисполнено такой благородной красоты, что Катерина не могла на него налюбоваться.
Вместе с отцом они доехали до болотистого луга: над ними открылась прозрачная синева неба. Ее собака, легавая, побежала изучать поляну и добралась до той части, где почва становилась болотистой и начинались заросли камыша. Там она, видимо, что-то учуяла и вскоре вспугнула крупную куропатку, которая мигом взмыла в воздух.
Катерина тут же стянула с Иерихона кожаный колпачок, и птица мгновенно, гораздо быстрее своей хозяйки и кого бы то ни было еще, вычислила путь добычи в небе.
Сокол сжал когти, будто привлекая ее внимание. Катерина подняла руку, и Иерихон тут же поднялся в воздух.
Взмахивая мощными крыльями, сапсан набрал высоту. Его движения были спокойными, похоже, птица никуда не торопилась. Описав круг по небу над головой Катерины, сапсан начал преследовать куропатку, которая заметила его слишком поздно.
Перепуганная птица отчаянно пыталась оторваться от хищника, но сокол ловко выбирал себе дорогу в небе и без видимых усилий неуклонно приближался к дичи.
Наконец измученная куропатка стала опускаться. В этот момент Иерихон спикировал и, когда добыча должна была вот-вот коснуться земли, схватил ее, вонзив когти в упругую мягкую плоть. Держа окровавленную птицу в когтях, он подлетел к Катерине и опустился на землю рядом с ней.
— Какая великолепная атака! — сказал герцог дочери.
Катерина покраснела от гордости и удовольствия. Иерихон не подвел ее.
— Вы прекрасно выдрессировали его, несмотря на свой возраст, малышка.
— Отец, я лишь постаралась воспользоваться вашими уроками, а также советами бабушки Бьянки Марии.
— И поступили правильно, Катерина. Ваша бабушка, несмотря ни на что, была необыкновенным человеком.
— Да, — подтвердила девочка, — я многим ей обязана.
— Как и все мы, малышка. — Катерине показалось, что в голосе отца прозвучала нотка сожаления.
— Время излечило ваши обиды на нее?
— Я был глуп, дорогая моя. И до сих пор не могу простить себе, что последние слова, которые я ей сказал, были наполнены злобой.
— Бабушка простила вас, отец, я уверена в этом. Она была сильной и щедрой и бесконечно любила вас.
— Авы откуда это знаете?
— Она сама сказала мне перед смертью.
Катерине показалось, что отец искренне тронут. На краткий миг у него на глазах заблестели слезы.
— Пойдемте, а то ваш сапсан сам съест всю добычу, — сказал герцог.
— И это будет справедливо, отец, ведь это он ее поймал.
— А ведь вы правы, — отозвался Галеаццо Мария.
1474
ГЛАВА 116
ПУБЛИЧНАЯ ЭКЗЕКУЦИЯ
Миланское герцогство, площадь Ветра
Колу Монтано приковали к позорному столбу. Желающих посмотреть на экзекуцию собралось столько, что на площади Ветра яблоку негде было упасть. Галеаццо Мария Сфорца восседал на деревянной трибуне и наблюдал за приготовлениями палача: преступнику предстояло понести образцовое наказание.
— Кола Монтано! — провозгласил Чикко Симонетта, поднявшись со своей скамьи, стоявшей рядом с герцогской. — Сегодня печальный день для нашего города. Все мы стали свидетелями проявленной вами неблагодарности и неуважения к герцогу Милана. Шесть лет тому назад он без малейших сомнений доверил вам кафедру словесности университета. А вы чем отплатили ему за это?
Чикко подождал, пока его слова произведут нужный эффект на толпу. Мужчины и женщины на площади не отрывали от него глаз и затаили дыхание. Однако Чикко вовсе не собирался давать право слова опасному ученому, который пытался опорочить герцога, сея вокруг ненависть и сомнения в его власти. Он выдержал паузу и сам ответил на свой вопрос:
— Я скажу вам чем! Распространял клевету и ыебмме речи, зарождая в душах гнев и зависть. Не вам ли принадлежат эти слова? Animo gravi et /опилило aiiguod praeciantm facinus cog Hare inciperem guampiurimorum Athenicnsium, Carthaginiensium et Romanorum vestigia imitando guos pro patria fortissime facientes fusse laudem aeternam conseguutos[26]. И вы отлично знаете, что они означают! Вы же все-таки преподаватель латыни. — Чикко зло усмехнулся. — Но для общей пользы позвольте мне освежить вашу память, объяснив столь безумные речи простыми словами: эта фраза на латыни, произнесенная вами во время занятий, означает, что тот, кто, следуя древним учениям, совершает злодеяния во благо собственной страны, заслуживает вечной славы. Всем абсолютно очевидно, — продолжил Чикко, — что подобные высказывания нацелены исключительно на разжигание ненависти по отношению к нашему любимому герцогу Галеаццо Марии Сфорце с целью свергнуть его с законно занимаемого престола. Поскольку подобные действия являются совершенно неприемлемыми, герцогский суд постановил подвергнуть вас наказанию в виде тридцати ударов плетью. Пусть боль и унижение помогут вам вспомнить, что подстрекательство к восстанию — тяжелейшее преступление, караемое смертью. Только заступничество герцога, который всегда уважал вас и вручил вам кафедру, с которой вы так вероломно оклеветали его, спасло вашу жизнь! Понятно?
Кола Монтано стоял, повернувшись обнаженной спиной к толпе, его руки привязали к столбу. Одетый в лохмотья, со
