Сплетение судеб - Александр Владимирович Чиненков
Александр Прокофьевич, Архип и Александр-младший на миг почувствовали, как молочная пелена застелила им глаза. А когда она исчезла, то они не увидели больше ясновидящей.
Удручённые, погружённые каждый в свои мысли Артемьевы вернулись на свою стоянку и расселись вокруг потухшего костра. Каждый из них вспоминал вопросы, какие хотел бы задать ясновидящей, но… было поздно. Головёшка ушла, но оставила после себя не пустоту и уныние, а нечто такое, от чего ликовала душа и вдруг начало подниматься настроение.
Проводник Хмелёв Гордей сладко потянулся и открыл глаза.
– А вы почто на ногах спозаранку? – удивился он, вскакивая. – Пошто меня не будили, господа хорошие?
– Да как-то вот без тебя обошлись, милейший, – ответил ему граф.
– Дык что, пожрём и бабу двинем искать? – засуетился Хмелёв, видя загадочные лица господ, но не понимая их загадочности.
– Нет, мы решили возвращаться и навестить Сакмарск, – ответил ему Архип.
– А разве Головёшку искать уже не будем?
– Мы её уже видели.
– Видели? Да быть того не могёт?!
– Не могёт, а было…
Архип подбросил в костёр дров и протянул котелок Хмелёву.
– Спустись-ка к реке за водой, Фома неверующий! – сказал он с улыбкой. – А мы пока вещи соберём.
Когда казак ушёл, Архип посмотрел на озабоченное лицо юноши и спросил:
– Ты о чём думаешь, сынок?
Тот смутился, покраснел и ответил:
– Всё над последними словами Головёшки думаю. Казалось бы, жалкая лесная бродяжка, а как сказала! Таких слов я не слышал даже во дворце царицы!
– И ты запомнил их, внучок? – спросил вдруг серьёзно Александр Прокофьевич.
– Да! – как-то возвышенно и одухотворённо ответил юноша. – Эти необыкновенные слова, полные любви к России, отложились в моей душе до конца жизни! И что удивительнее всего, сказаны они не кем-то великим, а маленькой несчастной женщиной!
– Это только внешне она маленькая и несчастная, – возразил Архип. – А внутри…
– Изнутри она великан! – добавил граф не менее возвышенно, чем его внук и сын. – Я долго думал над причинами небывалой стойкости России. А ответ на мои думы нашёл только сегодня. Сейчас! Своими детьми сильна РУССКАЯ ЗЕМЛЯ! Только РУССКИЕ ЛЮДИ способны так БЕЗОТЧЁТНО и ПРЕДАННО ЛЮБИТЬ СВОЮ РОДИНУ, КАК НИКТО ВО ВСЁМ ОСТАЛЬНОМ МИРЕ! А теперь собираем манатки, дети мои, и идем в Сакмарск. Я перестану уважать себя, если ещё разок не увижу Мариулу и не побеседую с ней!
– Отец, а почему Мариула будет ждать нас на кладбище, да ещё ночью? – спросил у Архипа Александр.
– Об этом мы узнаем на месте, – ответил за сына граф Артемьев. – Ты же слышал, что ясновидящая сказала?
– Слышал, – поморщился внук, заранее страдая от того, что придётся ночью идти на кладбище.
– Тогда собирай вещи в мешок и готовься к длительной прогулке до Сакмарска.
– А много придётся идти?
– Не бойся, не успеешь стереть до ушей свои ноги!
Ближе к полуночи граф Артемьев, Архип и его сын Александр подошли к воротам сакмарской крепости. Казак Матвей Куракин мирно спал на посту, сидя удобно на скамейке и привалившись спиной к частоколу.
– Видать, умаялся, сердешный, – ухмыльнулся Архип, подходя к старику с целью разбудить его.
– Не трогай его, сынок, – прошептал ему граф в ухо. – Пускай себе спит, служивый, ведь мирное небо над головой и ворота вон открыты.
– Видимо, Мариула уже давно дожидается нас на кладбище, – поморщился Архип, представив, что сейчас ему придётся идти к могилам и даже провести некоторое время возле них.
Артемьевы вошли на крепостной двор. На Могильной горе царила тишина, воздух был чист и прохладен. Они прошли от ворот к могилам и остановились, увидев Мариулу, сидевшую у свежего холмика, прислонившись спиною к кресту.
Артемьевы подошли к дожидавшейся их ведунье и остановились напротив. Яркий свет луны достаточно хорошо освещал её опечаленное, заплаканное лицо.
Архип смотрел на Мариулу, а сердце в груди его громко стучало. Он задержал взгляд на её неподвижном лице и невольно задрожал.
Мариула сидела без платка, белая как лунь, лицо осунувшееся и какое-то увядшее. А глаза… Света луны было недостаточно, чтобы рассмотреть их. Голову она откинула назад и, прислонившись затылком к кресту, казалось, смотрела куда-то вверх, на небеса и звёзды.
Артемьевы присели на корточки перед Мариулой, не отрывая от неё полные суеверного страха глаза.
– Вот вы и пожаловали наконец-то ко мне, голубки сизокрылые! – промолвила она, переведя свой взгляд с небес на Артемьевых. – А я уже заждалась вас. Мне уже уходить пора, а вас всё нет и нет. Подойдите ко мне ближе, соколики. Я лучше разглядеть вас хочу.
Александр Прокофьевич, Архип и Александр Артемьев-младший, опустив головы, послушно приблизились. Они встали перед старушкой на колени и ждали, что она собирается им сказать, или объяснить своё странное «приглашение» в совсем не подходящее для ночных бесед место.
– Мариула, почему ты позвала нас ночью на кладбище? – спросил Архип, не выдержав воцарившегося молчания. – Разве в избе твоей мы не могли бы поговорить более спокойно, чем здесь, среди могил!
– Я уже ушла из своей избы без возврата, – вздохнула она.
– Как это?! – воскликнул встревоженно граф. – Тебя что, из избы прогнали?
– Нет, я сама ушла, – остудила его пыл своим ответом Мариула.
– А кладбище здесь при чём? – спросил Архип, от волнения едва владея собой. – Ты что, в крепость жить перебралась?
– Слухайте меня, детки, – промолвила Мариула слабым голосом, – и не спрашивайте ни о чём. Я хочу насладиться встречей с вами сполна! Александр, подойди ко мне! – поманила она сына Архипа. – Я хочу прикоснуться к тебе, отрок Божий!
Юноша, бледный как лист бумаги, стуча зубами, всё же нашёл в себе смелость и подошёл к Мариуле.
Коснувшись его, она вздрогнула.
– Ты… ты… – прошептала Мариула, ощупывая его пальцами, словно её глаза не видели его. – Да, это ты, Сашенька! Как долго я хотела увидеть тебя. Хорошо хоть сейчас…
Она перестала ощупывать едва живого от страха юношу и повернулась лицом к не менее испуганным его отцу и деду.
– Я ухожу, дети мои! – сказала она очень тихо ещё больше ослабевшим голосом. – Я ухожу, а вы остаётесь!
– Мариула! – воскликнул Архип.
– Погоди, Архипушка, погоди, – продолжила она, – времячко бежит, а смертушка не ждёт. Я много сделала для людей, я жила ради них. Я не уношу
