Иван Вазов - Под игом
—Не знаю.
—А все же кто, по-твоему?
—Турки.
Огнянов с сомнением посмотрел на друга.
—Да, да, турки, — настаивал доктор. — Недаром знамя появилось именно вчера, когда Тосун-бей возвращался из Клисуры, собираясь напасть на Бяла-Черкву и превратить ее и груду развалин. Говорили, будто он угрожал Бяла-Черкве еще тогда, когда шел на Клисуру. Теперь ему нужен был только повод. С той же провокационной целью кто-то посеял слухи о многочисленных подкреплениях, будто бы идущих к нам. А на самом деле это шли орды Тосун-бея.
—Стало быть, он теперь в Бяла-Черкве?
—Да.
—Там, должно быть, творятся неслыханные ужасы? — взволнованно проговорил Огнянов.
—Ужасов нет, — ответил доктор, — но подлости хоть отбавляй. Сегодня я посылал в город человека, и он рассказал, что Тосун-бей помиловал Бяла-Черкву, когда навстречу ему была выслана торжественная депутация. Тот же человек проходил мимо конака и своими глазами видел во дворе огромную кучу оружия: оно было сдано самим населением… Туда же попала и черешневая пушка… Бедный дядюшка Марко, его жаль больше всех.
Огнянов вздохнул.
—Да, жаль Марко, за него особенно душа болит, — продолжал Соколов, — Он пал жертвой гнусного предательства… И Кандов тоже.
—А кто выдал Кандова и его товарищей? — спросил Огнянов.
Глубокие морщины избороздили его лоб.
—Как, разве я тебе не сказал? Их выдал Юрдан Диамандиев… Глупая старуха пойди да и расскажи о них по секрету попу, а поп — Юрдану. Юрдан сам кричал башибузукам снизу, с площади: «Стреляйте! Чего канителитесь? Разбойников не принимаем в свой город, султановы вороги нам не нужны!»
—Боже, боже! Бедный Кандов! Он геройски сражался на клисурских позициях и здесь пал смертью героя… Какое страшное потрясение пережил я ночью, когда увидел его мертвым!.. Ну, а ты как вырвался в конце концов?
—Меня спрятали в одном доме… И где бы ты думал, Бойчо?
—Очевидно, у какого-нибудь друга, — не у чорбаджи Юрдана, конечно.
—Нет, друзья и товарищи прогоняли меня самым бессовестным образом, — желчно ответил доктор. — Впрочем, я уже рассказывал тебе об этом. Передо мною захлопывались все двери.
—Но кто же тогда?.. Расскажи.
—Ладно! — продолжал доктор. — Погоня приближалась, а я уже дошел до последней черты. И тут я принял отчаянное решение — сделать попытку прорваться сквозь стражу, что охраняет выход из города, и бежать в открытое поле. Я был между двух огней, и у меня остался один лишь этот шанс на спасение… Мне оставалось этак шагов тридцать до двора Вылко, где у старого деревянного забора стояла в засаде стража, когда приоткрылись чьи-то ворота… Я услышал скрип и остановился… Присмотрелся и узнал, — оказывается, я у ворот Милки Тодоркиной, и она сама стоит на пороге. Я к ней и говорю: «Милка, погоня бежит за мной по пятам. Можешь ты укрыть меня?» — «Входите, господин доктор!» — отвечает она. Я вошел. Минуту спустя погоня промчалась мимо ворот и побежала дальше.
—Значит, это Милка тебя спасла? — воскликнул Огнянов.
—Да, Бойчо, Милка, распутная Милка!.. На этот раз провидение воплотилось в Милку Тодоркину, погибшее создание, отверженную и презренную Милку Тодоркину… Бедняжка! Впрочем, ей, пожалуй, и бояться-то нечего. Что ей терять, о чем жалеть?..
—Все равно, — заметил Огнянов, — высок героизм этой блудницы, когда всюду так много добродетельной низости… Боже, боже! Так вот где только и могла найти убежище доблесть!
—Меня все еще ищут; в Бяла-Черкве, надо полагать, во все норы заглядывают… Но шалишь, не найдут!
—А теперь что ты собираешься делать, доктор? Куда путь держишь?
—В Румынию, конечно.
—И я было собрался туда, да вот знамя заставило меня спуститься с гор.
—А меня, наоборот, — подняться в горы… Но как тебе идти в таком наряде?.. Шапки и той нет!
—Затем-то я и послал к тебе Марийку с письмом, чтобы ты мне принес все, что требуется. Странно, куда она могла деваться?..
- Теперь все это не к спеху, — сказал доктор. — Как стемнеет, пойдем на Хамбареву мельницу, и Лилко тебя снабдит всем, чем нужно. У меня, к счастью, есть еще один старый паспорт… Пригодится для тебя… А в мешке кое-какие съестные припасы.
—Отлично! Я, правда, не для того пришел сюда, чтобы снова бежать… Я думал, что здесь уже началось восстание.
—А вместо восстания получилась какая-то каша, — ожесточенно прервал его доктор. — Подняли шум, а дела не сделали, только беду на город накликали.
—А насчет других городов вы имели сведения?
—Ходили какие-то туманные слухи. Повсюду одни и те же проклятые неудачи… Восстание не смогло широко распространиться… Всюду провалы… Да ты, надо думать, больше меня знаешь.
—Я видел с горных высот пожары. Они пылали чуть не в двадцати местах одновременно, — отозвался Огнянов.
—Да, брат, не созрел еще наш народ для такого дела!.. Обманулись мы, страшно обманулись… — сказал доктор. — Тяжкие жертвы приносит теперь Болгария, и, главное, понапрасну.
— Что мы обманулись, это правда… Но революция была необходима, а жертвы неизбежны. Я даже хотел бы, чтобы их было еще больше, чтобы зверства были еще чудовищнее. Мы не можем своими силами сокрушить Турцию, но можем снискать сочувствие всего мира хотя бы своими великими страданиями, мученичеством и кровавыми реками, которыми истекает тело Болгарии… Все-таки это признак того, что мы существуем. О мертвецах никто и думать не станет. Только живой имеет право на жизнь. Если теперь европейские государства за нас не заступятся, то они не заслуживают названия христианских и цивилизованных!.. Но если бы даже ничего этого не было, нам не в чем раскаиваться… Мы выполнили наш гражданский долг, мы кровью своей попытались завоевать свободу… Не вышло… Об этом приходится жалеть, но стыдиться нечего… А вот если мы теперь будем сидеть сложа руки, если мы станем оплевывать свой идеал, если забудем про кровь и пламя пожаров, в которых теперь гибнет Болгария, это будет позор и преступление.
—Огнянов, — сказал доктор после короткого молчания, — сдается мне, что одни мы с тобой так думаем в этот час: вся Болгария проклинает нас за то, что мы обрушили на нее эти бедствия… Послушал бы ты, что говорят. Всякий теперь считает, что прав был Стефчов.
XIV. Важный разговор
Впервые услышал сегодня Огнянов имя Стефчова и поморщился.
—Как, он еще дышит, эта презренная тварь?
—Презренная тварь? — прервал его доктор. — Да Стефчов у нас теперь умнейший человек, преданнейший родине… им гордиться надо! Жаль, не удалось мне испить его крови… Знаешь, ведь я было хотел натравить на него свою медведицу Клеопатру… Он теперь торжествует вместе с чорбаджи Юрданом. Его теперь почитают спасителем города. А нас, как собак, передушат, если найдут…
—Подлая тварь!.. Бедная Лалка, наверное, очень несчастна…
—Как? Разве ты не знаешь? Лалка умерла.
—Умерла? Что ты говоришь?
—Умерла восемнадцатого апреля, — глухо проговорил доктор.
—Сколько несчастий за такое короткое время!.. Это он ее убил, подлец! — крикнул Огнянов.
—Да, он ее убил.
