Сергей Катканов - Рыцари былого и грядущего. Том 3

Они не успели всё это толком осмыслить, не успели даже заинтересоваться замком, который освободили от осады, как его ворота с тихой музыкой распахнулись. О, эти удивительные дверные петли нездешней страны — они издают не скрип, а музыку. Наверное, потому, что здесь любая открывшаяся дверь — большое событие. Так было и на этот раз.

Через открывшиеся ворота к ним вышли девять прекрасных девушек, каждая — в одежде своего цвета. Одежды, похоже, что шёлковые, были начисто лишены каких–либо элементов отделки — ни рюшек, ни оборочек — элегантная аристократическая простота, к тому же весьма целомудренная — платья до земли, руки и шеи полностью закрыты, лишь прекрасные длинные белокурые волосы слегка колыхал лёгкий ветерок. И никаких драгоценностей.

Рыцари, как заворожённые, смотрели на эту процессию. Лица девушек дышали такой чистотой, что они казались земными ангелами, а может быть и неземными, в нездешней стране всё могло быть. Когда девушки приблизились к тамплиерам, одна из них произнесла чистым ангельским голосом:

— Мы благодарим благородных рыцарей, избавивших нас от смертельной опасности. Сегодня Господь даровал вам победу, а нам — спасение. Как вы уже могли убедиться, в нашем замке гарнизона нет, в нём никогда не было необходимости. При приближении врагов мы поднялись на башни, с тем, чтобы броситься вниз, когда они завладеют замком. Но Господь послал нам защитников. Ныне мы счастливы.

— Кто вы? — не очень галантно прохрипел не на шутку разволновавшийся Сиверцев.

— Подруги, — очаровательно улыбнулась одна из них. — Живём вместе. У каждой в этом замке своя башня. Все мы некогда принадлежали к древнейшим аристократическим родам и по положению своему были принцессами, нам надлежало стать королевами, но мы отвергли эту участь, потому что решили жить в чистоте и целомудрии, вдали от придворной суеты. Мы соблюдаем все монашеские обеты, хотя монахинями себя, конечно, не считаем, но наша маленькая община живёт только Христом. В отличие от настоящих монахинь мы занимаемся искусствами, у каждой свой талант — поэтический, музыкальный, живописный и так далее. Всё свободное от молитвы время мы отдаём творчеству, а наш замок даёт нам всё необходимое для жизни, избавляя от бытовых забот, так что служанки нам не нужны. Больше всего мы любим молится вместе, у нас есть прекрасный храм, вот только священника нет, так что больше всего на свете мы мечтаем о том, что бы в нашем храме совершалась Божественная Литургия, но Господь пока не даровал нам этого счастья. Среди вас нет священника?

— Нет. Мы — простые монахи. Рыцари–монахи.

— Рыцари–монахи? Неужели тамплиеры? Настоящие тамплиеры?

— Надеемся, что настоящие.

— Как это замечательно! Ну конечно же. Господь наш Иисус Христом послал нам Своих верных слуг–тамплиеров. Только целомудренные воины–монахи могли стать нашими спасителями. Теперь вы, наверное, станете нашими рыцарями, а мы — вашими прекрасными дамами, ведь не случайно же и вас и нас — девять. Наши отношения будут чисты и целомудренны. Вы будете нас защищать, а мы — шить для вас плащи, а видеться лишь изредка, может быть даже — издали. Думаю, что Господь дарует вам замок где–нибудь неподалёку. Впрочем, я размечталась. Извольте же благородные рыцари пожаловать в наш замок и отведать угощение, которое дарует нам Господь.

Сиверцев уже готов был принять предложение. Девушки были столь чисты, а их речи столь благопристойны, что здесь невозможно было усмотреть никакого подвоха. Но не успел Андрей открыть рот для ответа, как вместо него заговорил Годфруа де Сент — Омер:

— Мы благодарим вас за приглашение, но нам пора в путь.

— Куда же вы направляетесь?

— К горизонту. Более точных сведений о нашей цели у нас нет.

— Но отобедайте, по крайней мере, ведь вы же голодны.

— Мы не голодны. Господь питает нас хлебами, которые дал нам пресвитер Иоанн.

— Вы видели пресвитера Иоанна?

— Да.

— А мы, его подданные, никогда не видели правителя нездешней страны. Неужели вы не расскажете нам о пресвитере?

— Мы — плохие рассказчики. К тому же впечатление, которое производит пресвитер… неизъяснимо. Люди в сто раз лучше нас владеющие словом и то, пожалуй, не смогли бы толком рассказать о пресвитере Иоанне.

— Но, может быть, вы хотя бы дадите нам по кусочку от его хлебов?

— Конечно. Мы очень рады, что эти хлеба дарованы нам не только для нас.

Андрей, не пытавшийся вмешиваться в этот разговор, кивнул братьям, они достали из мешков хлеба, как всегда целые, и, отломив каждый по половине, приблизились к девушкам. Те, с поклоном приняв половинки хлебов и поцеловав чудесное подношение, опустили глаза.

— Сегодня в нашем замке будет самая чудесная трапеза из всех, которые здесь когда–либо были, — грустно сказала старшая девушка.

— Во славу Божию, — сказал Андрей. — Простите нашу невоспитанность и слишком угловатые манеры. Мы далеко не соответствуем рыцарскому идеалу, как впрочем и монашескому. Прощайте, и храни вас Бог.

Братья шли по дороге мрачные, как никогда. На душе у всех было уныло. Андрей, так же, как и все, чувствовал, что ему не по себе. Он не хотел говорить с Годфруа, хотя вовсе не считал себя униженным от того, что тот принял решение за маршала даже не посоветовавшись. Это было как раз нормально, в боевой обстановке тоже не приходится спрашивать разрешения на каждый взмах меча, и если Годфруа взял на себя ответственность, значит не счёл возможным поступить иначе. Это Орден, а не армия. Но Андрей долго не хотел говорить с древним братом, потому что этот разговор казался ему не по силам, очень уж муторно было на душе. Де Сент — Омер так же не считал нужным как–либо комментировать свой поступок. Андрей, как смог, помолился, ему стало легче, и тогда он обратился к Годфруа:

— Эти девушки явно не имели дурных намерений. Или я плохо почувствовал ситуацию? Может быть они были бесами во плоти?

— Вот уж не думаю. Славные девчонки. Искренние, честные и чистые. Считать их воплотившимися бесами можно с таким же успехом, как и самих себя. Они вовсе не имели ввиду раскидывать перед нами сети и были для нас не опаснее, чем мы для них.

— Так в чём же дело?

— А ты посмотри на наших братьев. Неужели ты не видишь, в каком они состоянии? Жаль ещё, что зеркала не могу тебе предложить.

— Да, ребята явно не в себе, и я, пожалуй, тоже. Но вот скажи мне, Годфруа, разве это грех, защищать беззащитных девушек, даже не приближаясь к ним?

— Нет, это, конечно, не грех, но это может быть путь ко греху.

— Да мало ли что может быть? Каждый поступок, каждое слово, каждая мысль могут стать путём ко греху, но если живёшь — невозможно не жить.

— Жить можно по–разному. В равной степени благочестивые способы жить заметно отличаются друг от друга. Если бы мы были светскими рыцарями, так почему бы нам и не защищать этих девушек, почему бы и не посвятить этому часть своей жизни? Можно было бы и повздыхать немножко о прекрасной даме. Грех не велик. Но мы рыцари–монахи, мы не можем служить прекрасным дамам, даже если их намерения, равно как и наши, обоюдно чисты. Можешь быть уверен, эти девчонки не потащили бы нас в постель, но могли бы в значительной мере завладеть нашими душами, а души тамплиеров должны быть целиком и полностью отданы Христу. Ты пытался молиться после того, как мы расстались с девушками?

— Пытался, — буркнул Андрей.

— Ну и как?

— Хуже, чем когда–либо.

— Так неужели ты до сих пор ничего не понял? Эти чудесные создания уже в значительной мере завладели нашими душами. При этом они ни в чём не виноваты, всё дело в нас самих. Если бы мы остались там, мы изменили бы своему предназначению, превратившись в рыцарей прекрасных дам, что, может быть, для кого–то и неплохо, а для нас — погибель. Скажи, что я не прав, маршал.

— Ты прав, Годфруа. Спаси тебя Господь.

Дорога опять исчезла, и вместе с ней окончательно исчезли деревья, потом красивые холмы, а потом и зелёная трава. Они шли теперь по бескрайней каменистой пустыне. Лев шёл впереди, они не рисковали заблудится, но случилась другая напасть. Неожиданно взошло солнце и бесконечно долго оставалось в зените, палило немилосердно. Волшебная страна, судя по всему, закончилась, начался чисто тамплиерский переход через пустыню, жёсткий и безжалостный. Они шли по земным меркам, наверное, уже много суток, солнце всё так и стояло в зените, ночь не была им дарована. Впрочем, они чувствовали себя вполне бодрыми и не нуждались в отдыхе, но от этого было только тяжелее. Как истязаемый под пытками мечтает потерять сознание, так и они очень хотели бы провалиться в сон, даже на солнцепёке, поставив над головой небольшую палатку из тамплиерского плаща. Но силы не покидали их, отдыхать не имело смысла, и они, казалось, целую вечность брели по бесконечной каменистой пустыне, жестоко страдая от зноя и не имея возможности провалиться хотя бы в тяжёлое забытье теплового удара. К хлебам они давно не прикасались, есть не хотелось, лишь изредка пили воду из фляг. Вода не заканчивалась, и смерть от жажды им не грозила, но вода была такой горячей и неприятной… Несколько глотков такой воды восстанавливали силы, но не приносили облегчения. Воду предлагали и льву, но он лишь мотал гривастой головой, видимо не нуждаясь в воде.