Сергѣй Штернъ - Въ огнѣ гражданской войны
Придется, конечно, еще считаться съ тѣмъ, что монополизировавшая вліяніе въ деревнѣ партія с.-р. какъ будто бы не склонна порвать съ фразеологіей аграрнаго соціализма. Это свидѣтельствуетъ о томъ, что еще не изжиты цѣликомъ мечты о воцареніи соціализма въ русской деревнѣ и что, слѣдовательно, и послѣ большевизма придется еще бороться съ искусственными прививками соціализаціи земли и т. д. Борьба эта будетъ, невидимому, облегчена тѣмъ, что само крестьянство перестаетъ прислушиваться къ фразамъ о необходимости ликвидаціи личнаго владѣнія землей. Но, все же, странно, что и послѣ всего пережитого, находятся еще люди, которые, по своему, но искренно иронизируютъ надъ склонностью «либераловъ» къ индивидуальному хозяйству, которые утверждаютъ, что Россія вышла уже изъ рамокъ буржуазно-капиталистическихъ отношеній и т. д. Новыя условія соціально-политической жизни Россіи, раскрѣпощеніе въ ней труда и воцареніе соціальной справедливости рисуются, при этомъ, непремѣнно параллельно съ рѣшительнымъ и всеобщимъ отказомъ отъ началъ «индивидуально-буржуазнаго порядка».
Въ странѣ произошелъ глубокій сдвигъ народной психологіи и колоссальное потрясеніе всѣхъ соціальныхъ отношеній, но сдвигъ и потрясенія эти выражаются не въ томъ, что рисуется неисправимымъ романтикамъ эсеровской школы. Смута XVII вѣка закончилась переходомъ власти отъ бояръ къ дворянамъ, революція XX вѣка сводится къ переходу власти и, главное, земли отъ дворянъ къ крестьянамъ. Въ этомъ — центръ «сдвига» и сущность «потрясенія». Ничто не указываетъ, при этомъ, что владѣніе землей рисуется крестьянамъ непремѣнно на коллективныхъ началахъ.
Пора отказаться отъ наивной вѣры въ то, что экономически отсталая и разоренная войной и большевизмомъ Россія сумѣетъ перескочить черезъ капиталистическое развитіе, прямо отъ крѣпостничества къ соціализму! Но нужно, не искажая исторической перспективы, воздать «кесарю кесарево» и опредѣлить историческую отвѣтственность тѣхъ, кто зажегъ костеръ аграрной революціи, кто положилъ начало аграрной демагогіи, кто пустилъ въ оборотъ легенду о томъ, что Россія созрѣла для аграрнаго соціализма. Представители партіи с. р. съ энергіей, достойной, по истинѣ, лучшаго примѣненія, «углубляли» земельную революцію. Типичнымъ представителемъ подобнаго рода «углубителей» явился небезызвѣстный на югѣ эсэровскій публицистъ С. С. Закъ, многократно выступавшій на крестьянскихъ съѣздахъ, писавшій популярныя брошюры и листовки и т. д. Одинъ изъ съѣздовъ крестьянъ Херсонской губ. состоялся въ 1917 г. въ одесскомъ городскомъ театрѣ. Обширный залъ былъ сверху до низу наполненъ крестьянами. Г. Закъ въ своемъ докладѣ щедрой рукой раздавалъ «безземельному пролетаріату» и «трудящимся» землю. Щедрость эта поразила одного мужика, который быстро смекнулъ, что не можетъ хватить земли при столъ безграничной раздачѣ ея «всѣмъ, всѣмъ, всѣмъ». И вотъ, изъ одной изъ ложъ раздается вопросъ, адресованный докладчику: «Да земли-то хватитъ ли, если всѣмъ раздавать станете». Въ восклицаніи этомъ, основанномъ болѣе на чутьѣ, чѣмъ на точномъ знаніи вопроса, было вполнѣ правильное пониманіе несоразмѣрности обще-россійскаго земельнаго фонда съ размахомъ обѣщаній и раздачъ, практиковавшихся с.-р. На вопрошавшаго устремляется со сцены насмѣшливо-ироническій взглядъ, движеніемъ руки его спѣшатъ успокоить, а съ устъ докладчика срывается безапелляціонное: «не безпокойтесь, товарищъ, хватитъ, на всѣхъ хватитъ, я точно подсчиталъ». Ораторъ, сказавъ эти мудрыя слова, окинулъ залъ горделивымъ взоромъ и, конечно, удостоился аплодисментовъ. Не знаю, аплодировали ли крестьяне, но, во всякомъ случаѣ, «ловкой» репликой остались весьма довольны присутствовавшіе сотоварищи докладчика по партіи. «Углубители» безспорно играли съ огнемъ, сыпали искры на пороховой погребъ, не вѣдая, быть можетъ, что творятъ и, во всякомъ случаѣ, не слишкомъ задумываясь о послѣдствіяхъ. Эта преступная игра послужила прекраснымъ интермеццо для послѣдующей большевистской симфоніи, оказавшейся для самого русскаго крестьянства не только патетической, но и трагической. Любопытно, что послѣ 4-лѣтняго владычества надъ Россіей и коммунисты поняли и стали открыто признаваться въ склонности русскаго крестьянства къ индивидуальной собственности. Чуть ли не 50 мѣсяцевъ подрядъ, изо дня въ день, большевики твердили объ органической тягѣ крестьянской массы къ коллективному владѣнію землей. Потомъ, участились насмѣшки и издѣвательства надъ «мелко-буржуазной стихіей», «хозяйчиками» и «кулаками». Наконецъ, дошли и до открытаго признанія упорной тяги крестьянства къ мелкой земельной собственности. Въ органѣ центральнаго комитета коммунистической партіи «Бѣднота» чернымъ по бѣлому было напечатано (№ 887, отъ 29 марта 1921 г.): «совѣтская власть и коммунистическая партія нисколько не закрываютъ глаза на тяготѣніе крестьянъ къ единоличному хозяйству (курсивъ подлинника)». Глаза раскрылись у деревни, многіе крестьяне, побывавъ, кто заграницей въ плѣну, кто во время войны — на болѣе культурныхъ окраинахъ, — иначе стали смотрѣть на всѣхъ и все. Стало проявляться больше сознательности, больше стремленія жить такъ, какъ живутъ другіе народы. Расширеніе кругозора деревни за время съ 1914 г. безспорно, и оно уже наложило свой отпечатокъ на борьбу крестьянъ за свои права и интересы. Процессъ этотъ, въ нѣкоторой степени, парализуется, впрочемъ, тѣмъ, что безпрерывныя семилѣтнія мобилизаціи крестьянской молодежи отучили ее отъ труда, прививъ духъ хулиганства и жестокости. Съ этими явленіями деревенской интеллигенціи придется упорно и серьезно бороться.
Таковымъ рисуется намъ круговоротъ, завершенный главной дѣйствующей силой русской жизни и русской революціи — крестьянствомъ. Перейдя почти непосредственно отъ самодержавно-дворянскаго строя къ коммунизму, крестьянство теперь, силою вещей и горькимъ опытомъ, приходитъ къ той промежуточной стадіи, которую оно первоначально обошло — къ демократической государственности. Возможно, что не во всѣхъ частяхъ Россіи въ одинаковой мѣрѣ сказывается сдвигъ въ психологіи крестьянства, но, по имѣющимся даннымъ, процессъ этотъ почти всеобщій и протекаетъ приблизительно въ томъ же направленіи. Спущенный съ цѣпи рабъ, проявивъ звѣрскія черты человѣческой натуры, начинаетъ превращаться въ человѣка-гражданина. Послѣ вакханаліи деревенской анархіи, такой безсмысленно-жестокой и кровавой, такой нелѣпо-разрушительной и некультурной, трудно, конечно, требовать немедленнаго и полнаго перевоплощенія и гражданскаго перевоспитанія, но важны и первые шаги на пути обще-человѣческой и гражданской культуры.
Крестьянство составляетъ 90 % населенія Россіи и его роль, какъ одной изъ главнѣйшихъ двигательныхъ силъ революціи, естественно, была громадна. Не нужно бытъ слишкомъ строгимъ ригористомъ, чтобы признать отрицательной роль крестьянства, какъ массы, въ теченіе революціи. Благо еще, что впереди имѣется хоть нѣкоторый просвѣтъ надежды на исцѣленіе и использованіе уроковъ кроваваго прошлаго.
V. в. Помѣщики
Помѣстное дворянство, несмотря на то, что оно сравнительно давно уже успѣло накопить опредѣленные культурные навыки и познанія, не выявило, въ общемъ, своей культурно-примиряющей роли въ революціи. Напротивъ того, помѣщичій эгоизмъ, жадность и узость проявлялись все время параллельно съ эгоизмомъ, жадностью и узостью крестьянъ. Какъ элементъ внѣшне культурно-отполированный, помѣщики, конечно, отстаивали идею государственности, но вносили при этомъ столько классоваго, столько личнаго, что сводилась на нѣтъ вся цѣнность приверженности буквѣ государственности, ибо искажался ея духъ, требующій принесенія въ жертву частныхъ интересовъ общимъ. Но даже и при подобномъ, узко-тенденціозномъ подходѣ къ государственной идеѣ, большинство помѣщиковъ не умѣло оказать помощь государственной власти, не умѣя, въ то же время, и пойти на уступки духу времени. Помощь власти оказывалась обычно «съ хитрецой», съ затаенной задней мыслью, съ тайной надеждой обойти и, затѣмъ, осѣдлать въ свою пользу коня репрессій. Духъ максимализма мѣшалъ частичнымъ хотя бы уступкамъ, не допускалъ отказа отъ большинства правъ и преимуществъ ради спасенія хотя бы части (въ видѣ, напр., усадьбы или дачи).
Какъ это ни странно, но 60 лѣтъ раньше въ средѣ русскихъ владѣющихъ классовъ сказалось меньше проявленій крѣпостническаго духа, чѣмъ теперь. Можетъ быть, дикій разгулъ аграрныхъ погромовъ 1905 и 1917—1918 г.г. убилъ ростки идеализма, можетъ быть, крушеніе иллюзій иныхъ владѣльцевъ дворянскихъ гнѣздъ и вишневыхъ садовъ парализовало въ этой средѣ стремленіе проявить гуманность культурнаго человѣка и гражданина-патріота, можетъ быть, общій духъ меркантилизма вызвалъ у обреченныхъ историческимъ ходомъ развитія страны на постепенное уничтоженіе — особо-упорное стремленіе къ самозащитѣ и самоохранѣ, но фактъ остается фактомъ. По чувству человѣчности бываетъ жаль обреченныхъ, романтики и фанатики пытаются поддержать ихъ существованіе, но длительно продлить его все равно не удается и зря только бередятъ рану и манятъ несбыточными надеждами.
