Алексей Шишов - Четырех царей слуга
Однако вскоре Гордон лишился почти всего накопленного за последние два года имущества. Лейб-рота остановилась в какой-то брошенной панской усадьбе, и на ночь ландскнехты из-за холодной погоды набились со своими лошадьми в большие пустые амбары. Около часа пополуночи амбары охватил пожар. Многие наёмники выскакивали на улицу в одних рубахах, горевших у них на спине.
В этих амбарах у «везунчика» сгорело девять принадлежавших ему лошадей, вся конская упряжь, ранее награбленное у местной шляхты добро. До самого окончания шведско-польской войны он не смог «возместить» утраченное. Почти вся дворянская лейб-рота за одну ночь из конной превратилась в пешую. Но через несколько дней корнет сумел купить себе коня, на котором без седла отъездил несколько дней.
Вскоре Патрик, совершив несколько разъездов по округе, сумел раздобыть себе двух лошадей и лёгкую тележку для перевозки личного имущества. Под городом Люблином, объединившись со своим сослуживцем Александером Хьюмом и ещё несколькими ландскнехтами, вознамерился ограбить беглецов-шляхтичей, бежавших от шведов в болотистый лес. Мародёров остановило то, что по дороге они наткнулись в разных местах на трёх убитых союзников — кем-то обобранных до нитки гетманских реестровых казаков с длинными чубами.
Гордон решил было пробиться в густой ельник, где укрылись паны с семьями, но Александер Хьюм остановил его:
— Я считаю, мы безумцы, что забрались так далеко, — ведь это уже третий свежий мертвец из наших! Патрик, что будем делать? Не спешить же нам умирать на этой дороге?
— Ты прав, Александер. Сам Господь Бог послал нам предостережение в виде этих убитых поляками казаков. Надо уходить к своим, и осторожно...
Под местечком Боцки корнет Гордон участвовал в разграблении поместья, принадлежавшего роду крупнейших магнатов Речи Посполитой — Сапегам. Здесь шотландцы в разбоях объединились с такими же мародёрами-венграми, которые в той войне были союзниками короля Швеции. О том, как складывались взаимоотношения между ландскнехтами из Шотландии и венгерскими кавалеристами, Патрик пишет не без содрогания:
«Они много раз нам угрожали, теперь же, при доброй добыче и возможности захватить ещё больше, тех, кто не знает ни страха Божия, ни нравственных устоев, алчность и в самом деле может толкнуть на убийство...»
О том, как мародёры добывали сведения о скрытых шляхтичами ценностях, есть рассказ и в гордоновском «Дневнике»:
«Венгры с, крайней жестокостью мучили подстаросту, или управляющего, заливая ему в рот холодную воду, пока он не стал харкать кровью. Он указывал им разные места, где, по его словам, спрятаны вещи, но ничего не попадалось. Наконец в низком погребе под домом они откопали знатную добычу, не подпуская близко никого из нас (то есть шотландцев). Однако один из моих товарищей незаметно заглянул туда и увидел, что они рассматривают серебряные подносы. По вынесенному ими ящику мы поняли, что им досталось немало серебряной утвари».
Добыча в поместье Сапеги оказалась богатой. Мародёры вывезли оттуда и продали армейским маркитантам четыре бочки двойной водки, две — мёда и пять бочек пива. То есть все винные запасы сбежавшего хозяина усадьбы. Налётчикам досталось и девять лошадей. Но серебряной посудой венгры так и не поделились с шотландцами, отдав им только несколько оловянных подносов. Это было уже откровенной насмешкой.
На такой «беспредел» корнет подал через своего ротмистра жалобу трансильванскому (венгерскому) генерал-майору Гауди. Дело дошло до самого Ракоци Дьёрдя Второго, князя Трансильвании, союзника шведского монарха. Но в итоге разбирательства мародёры из лейб-роты обогатились только «кое-какими» оловянными кубками. После этого шотландские дворяне долго сокрушались:
— У этих венгров нет ни капли порядочности и чести. Они, как подлые воры, скрыли самую богатую часть добычи. Разве можно после такого доверять таким союзникам? Они хуже гетманских казаков, которых так не любит панство...
Через несколько дней Патрик стал свидетелем того, как на войне шведский король Карл X Густав наводил порядок в собственной наёмной роте. Дело обстояло так. Шотландцы из лейб-роты разграбили ещё одну усадьбу Сапегов и привезли оттуда в свой лагерь на продажу двадцать бочек вина и пива. Выручка оказалась такой большой, что корнет Гордон купил себе нового коня.
Граф Якоб Делагарди и подполковник Подкамер, знавшие о том, что Ян Сапега склонен к союзничеству со шведским королём, донесли о том монарху-полководцу. Он приказал вызвать к себе ротных офицеров во главе с ротмистром шотландских наёмных дворян:
— Вы забыли, господа офицеры, что такое дисциплина в армии. Разве вы не слышали, что Ян Сапега готов стать нашим союзником? А вы очистили все его винные подвалы. Наглецы!..
Ротмистр шотландской лейб-роты попытался было оправдать себя и своих людей:
— Ваше величество, лейб-рота здесь ни при чём. От пойманного польского холопа мы узнали, что в усадьбе укрылся вражеский отряд. Вот мы и выгнали его оттуда. Винный подвал показал нам служка Сапеги, мы не искали таких трофеев.
— Что вы несёте, ротмистр! Граф Делагарди ещё вчера мне доложил, что в округе на дюжину миль вся шляхта попряталась по болотам. А вы говорите о целом отряде.
— Ваше королевское величество, дворяне из лейб-роты не виновны ни в чём. Клянусь честью офицера вашего величества!
— А как же пан Сапега? Пожелает ли он после такого быть мне союзником хоть на год?!
Разъярённый Карл выхватил из драгоценных ножен небольшую шпагу и перед строем офицеров-шотландцев стал осыпать ротмистра ударами по плечам. Но поскольку монарх был в неописуемой ярости, то шпага дважды пришлась по непокрытой голове безропотно стоявшего навытяжку ротмистра и рассекла её. После этого главный виновный под стражей был направлен к генерал-гевальтигеру, или главному профосу шведской армии.
Ротмистра от самого сурового наказания спасло то обстоятельство, что в тот день Датское королевство объявило войну Швеции и король приказал своей армии немедленно выступать. Позже стало известно, что Карл Густав, похоже, сожалел о своём поступке. Он совсем не собирался «обижать» целую роту доблестных шотландских наёмников.
Тот случай стал для корнета наукой. Он воочию убедился в том, что никакого монарха ни в коем случае нельзя гневать. Поэтому во всех последующих встречах с любыми коронованными особами он относился к ним с подчёркнутой почтительностью. В чём сильно преуспел не без немалой пользы для себя.
Шотландский дворянин, воспитанный родителями и иезуитами в коллегии в духе строгого католицизма, на той войне, будучи обыкновенным наёмником, был способен и на благородство. Так, когда шведская армия встала походным лагерем для отдыха на несколько дней, с ним произошёл следующий случай.
Ландскнехты на стоянке разъехались небольшими отрядами по округе в поисках провианта, фуража и прочих «военных трофеев». Шотландцам повезло — они наткнулись на панскую усадьбу, в которой ещё не побывали шведские мародёры. Сбыв свою поживу в войсках, Патрик и ещё семеро шотландцев снова отправились по дороге на Дрогичин и за два дня пути не нашли ничего достойного перевозки.
К вечеру они оказались в густом заболоченном лесу и по протоптанной тропе вышли на отряд своих, кои только что набрели на несколько подвод, полных разного домашнего скарба и припасов — шляхта с домочадцами при их появлении разбежалась по лесам и болотам. Их было человек 30 или 40, все финны из полка генерал-майора Фабиана Барнса. Добыча была такова, что шотландцы, видя, что разборчивые финны берут лишь самое ценное, решили подобрать для себя то, что останется после них.
Пока дворяне-шотландцы, не сходя с коней, терпеливо наблюдали за происходящим, два финна вывели из топи прекрасную девицу, наряд и манеры коей уверили всех в её благородном происхождении. Едва добравшись до суши, один из мародёров принялся срывать с неё одежду, так что она осталась в белой фланелевой юбке и корсаже с серебряными петлями. При виде серебра финн немедля сорвал корсаж и, прельстившись тонкостью фланели, вздумал стащить и юбку.
Девушка беспрестанно кричала и плакала, что могло растрогать и камень, отбиваясь от разъярившегося солдата. И, видя по мундирам и обличью, что шотландцы выше тех мошенников, она в слезах воззвала к ним именем Господа Бога о помощи.
Корнет Гордон с самого начала этой сцены упрекал солдата-финна в дурном и грубом обращении с полячкой, чего тот не замечал. Теперь же сердце добропорядочного католика растаяло от жалости. Он соскочил с коня и стал увещевать мародёра и стоявших рядом его приятелей:
— Солдаты короля! У вас сегодня достаточно богатой добычи. Отпустите девицу. Вспомните о давших вам жизнь матерях. Открывать наготу женщины недостойно христианина...
