Уильям Эйнсворт - Уот Тайлер
Мессер Венедетто, довольный впечатлением, которое он произвел, отошел в сторону, к другой кучке.
Уот Тайлер посмотрел ему вслед, потом сказал, обращаясь к Лирипайпу:
— Ты прав, куманек, эти ломбардские купцы раскаются в своей сделке.
Глава XIII
ДЖЕФФРИ ЧОСЕР
Тем временем в гостиницу «Телец» приехал новый путник. Он прибыл из Кентербери, а так как ему приходилось проезжать через Дартфордское плоскогорье, то можно было только удивляться, как он не подвергся нападению разбойников.
Этот путник был в возрасте между пятьюдесятью и шестьюдесятью годами, но вполне сохранил бодрость и подвижность молодости. У него было выразительное, важное и весьма умное лицо, озаренное блеском прекрасных черных глаз. Оно отличалось безукоризненным овалом и несколько крупным, но красивым носом. В темной раздвоенной бороде пробивалась седина так же, как и в волосах на голове. Он был высокого роста, худощав, но в то же время весьма соразмерно сложен.
На нем был темный бархатный камзол, а сверху — просторный плащ. Шапочка, обмотанная материей наподобие тюрбана, придавала его лицу своеобразное выражение. К его поясу была пристегнута сумка, а у бедра висел короткий меч. Он носил сапоги из мягкой кожи, но только не с такими длинными остроконечными носками, которые мы описали выше.
Когда путник подъехал к гостинице, навстречу ему с поклоном вышел хозяин, Урбан Балдок, коренастый и добродушный человек.
— Добро пожаловать в Дартфорд, ваше степенство, — сказал он. — Не пожелаете ли сойти с седла?
— Найдется ли у тебя помещение для меня, Балдок? — спросил путник.
— О, с нашим удовольствием! — отвечал хозяин. — Правда, весь дом полон — из Табарда прибыл большой караван путешественников. Но для вашего степенства всегда найдется уголок, хотя бы мне пришлось уступить вам свою собственную комнату.
— Очень тебе благодарен, добрейший хозяин! — сказал гость. — Но я не желаю, чтобы ты стеснялся из-за меня.
— О, это сущий пустяк! — сказал Балдок. — Я никогда не простил бы себе, если бы не позаботился об удобстве знаменитого Джефри Чосера — поэта, которым гордится вся Англия.
— Хотя ты не был при дворе, Балдок, но я нахожу, что ты прекрасно изучил искусство льстить, — сказал Чосер, улыбаясь, так как нельзя сказать, чтобы эта дань почтения его славе не доставляла ему удовольствия. — Ты сказал, что твой дом переполнен приезжими? Кто же у тебя?
— По большей части иностранцы, — отвечал хозяин. — Я еще не знаю их имен, но постараюсь скоро узнать. Один из них там, на лужайке, вы можете сразу отличить его в толпе.
— Вот он! Я его вижу — сказал Чосер, глядя в указанном направлении. — Это — мессер Венедетто, богатый ломбардский купец. Я готов поклясться, что он приехал сюда насчет сбора подушного налога, который он и его товарищи взяли на откуп у правительства.
— Догадка вашего степенства, без сомнения, вполне основательна. В доме появился также плутоватого вида сборщик. Дай-то Бог нам избавиться от него! Я сильно побаиваюсь, что его появление вызовет какие-нибудь беспорядки в деревне.
С помощью хозяина гостиницы Чосер спешился и, убедившись, что его лошадь поставлена в конюшню и хорошо обряжена, последовал за Балдоком в общую приемную.
Это была уютная комната с очень низким потолком, поддерживаемым крупными балками. Стены были облицованы дубом: меблировка — столы, стулья, лавки — была также дубовая. Окна с выступами, обращенные на лужайку, были открыты.
В комнате никого не было. Перед домом также не виднелось ни единой живой души. Все отправились на игры.
Со стороны лужайки доносился порядочный шум, но поэт не находил в нем ничего приятного и полагал, что было бы лучше закрыть окна.
— Что угодно будет вашему степенству заказать на ужин? — спросил хозяин. — У меня найдутся холодный каплун, копченый окорок, чудный холодный пирог. Кроме того, я могу поджарить для вашей милости румяную форель, не то серебристого угря и добавлю еще блюдо замечательных речных раков из Крэя.
— Приготовь мне форелей и каплуна, — отвечал Чосер. — Да не забудь принести фляжку красного гасконского вина и булку.
Хозяин удалился, а поэт, оставшись один, начал смотреть из окна на веселое оживление праздника.
Теперь несколько слов о нем самом.
Джеффри Чосер родился в Лондоне в 1328 году. При начале нашего рассказа ему было пятьдесят три года, но, как мы уже заметили, он казался очень бодрым и моложавым для свом лет. О нем говорили, что он из знатного рода, во всяком случае, наружность его изобличала человека благородного происхождения.
Со времен Завоевания все поэтические произведения в Англии писались на преобладавшем тогда нормандско-французском языке, но Чосер, еще в бытность свою студентом в Кэмбридже и всего восемнадцати лет от роду, сделал первую попытку написать английскую поэму. Благодаря своей новизне, как равно и поэтическим красотам, она имела огромный успех и доставила ему лестное прозвище «отца английской поэзии», оставшееся за ним навсегда.
Впоследствии Чосер сделался пажом при дворе короля Эдуарда III и скоро снискал глубокое расположение второго сына этого монарха, Джона Гонта, честолюбивого герцога Ланкастера. В то время Чосер женился на Филиппине, сестре леди Катерины Свайнфорд, в которую герцог Ланкастер был втайне влюблен и на которой впоследствии женился.
За все это время поэт не переставал пожинать лавры. Назначенный послом при Генуэзской республике, он имел случай посетить Петрарку. Затем, по возвращении на родину и по окончании своего посольства при дворе Карла V французского, он получил очень прибыльную должность контролера таможенных сборов. Чосер не подвергся заветному посвящению ударом мешка, как впоследствии делалось с поэтами-лауреатами[13], но королевский виночерпий каждый день подносил ему кубок вина.
Чосер сопровождал Эдуарда во Францию и присутствовал при неудачной осаде Реймса. Увлеченный примером герцога Ланкастера, с которым Чосер породнился через жену, поэт сделался приверженцем учения Виклифа, за что навлек на себя вражду духовенства и его сторонников!..
Со вступлением на престол Ричарда II до тех пор, пока герцог Ланкастер пользовался влиянием на своего царственного племянника, Чосер был в большой милости при дворе, но по мере того, как влияние герцога слабело, поэт все более и более отодвигался в тень. Незадолго до начала нашего рассказа он окончательно впал в немилость.
Помимо разнообразных своих занятий — посольств, столкновений с духовенством, политических козней — Чосер находил время создавать свои дивные поэмы. Но самое великое его произведение, «Кентерберийские сказки», доставившие ему неувядаемую славу вплоть до наших дней, было окончено лишь несколько лет спустя.
Между тем как поэт смотрел из окна, любуясь прекрасным вечером и забавным зрелищем праздника, а также предаваясь поэтическим мыслям, проносившимся в его уме, он вдруг заметил молодую девушку, проходившую через лужайку так близко от окна, что он мог судить об ее красоте. Она была так мила, так изящна, что он не мог оторвать глаз от нее и отказывался верить, чтобы сопровождавшая ее средних лет женщина, видимо, принадлежавшая к низшему классу, могла быть ее матерью.
В это время вошел хозяин с вином и булкой. На вопрос Чосера он сообщил, к немалому удивлению поэта, что молодая девушка, поразившая его своей красотой, — дочь кузнеца Уота Тайлера.
— Меня всегда удивляло, как могла родиться такая нежная, прелестная дочь от таких грубоватых родителей, но факт налицо, — сказал Валдок. — Крестьяне такого высокого мнения о красоте Эдиты, что дали ей прозвище Кентской Красотки.
— И она вполне заслуживает его, — заметил Чосер.
— Она направляется теперь в монастырь, — продолжал хозяин. — Она не пропускает ни одной обедни, ни одной вечерни. Леди Изабелла, настоятельница монастыря, принимает в ней большое участие.
— Эта прелестная девушка, вероятно, напоминает ей ее собственную молодость и красоту, — сказал Чосер. — В былое время не было создания прелестнее леди Изабеллы Кавершем. Я прекрасно помню ее. У нее было множество поклонников, между ними — один знатный рыцарь, которому она отдавала предпочтение перед всеми другими. Но он изменил ей и женился на другой, с тех пор она замкнулась навсегда в этом монастыре.
— Я слышал уже кое-что об этой истории, — заметил Балдок. — Но злые языки намекали в то время, что знатный рыцарь, о котором вы упомянули, бесчестно обманул ее.
— Не верь пустым сплетням, добрейший мой хозяин! — сказал Чосер.
— О, все это уже давным-давно забыто, — прибавил Балдок, — и я полагаю, что, какой бы проступок леди Изабелла ни совершила во дни своей молодости, она уже искупила его своим нынешним строгим подвижничеством. От непрестанного умерщвления плоти она превратилась в настоящий костяк. Принцесса Уэльская, совершающая паломничество в Кентербери, посетила сегодня нашу святую мать-настоятельницу.
