Юрий Татаринов - Роковая страсть короля Миндовга

Вместо ответа горемыка обхватил руками голову и замер.

И тогда, желая «исцелить» несчастного, король сказал:

— Всему виною чары, мой мальчик. Да-да! Должен открыть тебе одну тайну: сия девица — колдунья!

Молодой князь устремил на собеседника испуганный взгляд. Кажется, у него было не самое лучшее мнение о девах, умеющих ворожить.

— Для нее заманить в тенета свои — что плюнуть! — тем временем продолжал повелитель. — До тебя она целую дружину таких, как ты, очаровала!

Как ни странно, но сие откровение, по сути, являлось истиной: за три месяца младшая дочь князя Герденя успела влюбить в себя бесчисленное множество представительных кавалеров.

— Потому и предупреждаю, — добавил светлейший. И уже тихо, словно дело касалось тайны, заключил: — Кто еще, как не ведьма, способна принимать такое ангельское обличие!

Из покоев государя впечатлительный молодой гость выходил совершенно расстроенным... В тот же день он покинул Варуту.

Что касается светлейшего, то он в тот день просидел в раздумьях до глубокой ночи. Несчастный все пытался объяснить себе, зачем он обманул племянника. Ответ пришел неожиданно. Кто-то уверенным голосом поведал ему: "Потому что ты сам жаждешь обладать этой молодицей!" Понимая, что это правда, Миндовг почувствовал головокружение и странное жжение в левой части груди. Он, как за опору, схватился рукой за грудь — и тут вдруг как будто услышал за перегородкой чьи-то поспешные шаги... Не было сомнений — из палаты только что выскользнула сама Костлявая!

Когда боль в груди отпустила, государь уверенным голосом озвучил то, что за последнее время успело вызреть в душе: «Замуж! Выдать замуж! И чем скорее, тем лучше!»

В ту ночь светлейший заснул легко и спал крепко. Он принял решение и менять его уже не собирался.

На следующий день рано утром княжну Липу опять пригласили к королю. Пробиваясь сквозь узкие окна, лучи мартовского солнца высвечивали самые затененные уголки помещения. Восседая на троне, король указал гостье на лаву.

Заспанное личико красавицы, казалось, светилось. Веки ее то опускались, то поднимались, как у ребенка спросонья. Наконец дева задержала взгляд на князе и улыбнулась.

— Я пригласил тебя, краса моя, — мирно начал государь, — чтобы поведать: игра наша затянулась, у меня больше нет возможности продолжать ее. Здесь и сейчас ты должна сказать мне: понравился тебе кто-нибудь из наших кавалеров или нет? — и, опасаясь, что упрямица, по своему обыкновению, опять попытается увести разговор в сторону, указал: — Говори прямо, не юли!

— Нет, — без раздумья ответила шалунья. При этом в искренности ее сомневаться не приходилось.

— Ты согласна выйти за князя Росислава?

— Нет.

— Но вчера ты сказала, что он нравится тебе!

— Я сказала, что соглашусь с вашей волей.

— Но я не намерен навязывать тебе свою волю! Ты должна сама распорядиться своей судьбой!

— Я... не хочу замуж.

Выражение гнева исказило лицо короля.

— Ты позоришь меня! — не выдержав, закричал он. — Перед тобой вытанцовывали лучшие мужи Литвы! Просили твоей руки! Я отвечал, что слово за тобой! И вот какой всему этому результат!..

Помолчав, светлейший продолжал уже более сдержанно:

— Князь Росислав, племянник мой, вчера все уши прожужжал мне, просил отдать тебя! Что ответить ему?

— Что я отказываю!

Тон упрямицы сделался жестким. Более того, на личике девы, слегка припухшем спросонья, уже обозначились розовые пятна ярости.

Но в то утро государь был настроен решительно.

— Отказываешь! — опять на повышенных тонах заговорил он. — Ах, ты отказываешь!.. Да знаешь ли ты, несносная девчонка, что я могу силой выдать тебя замуж, без твоего согласия!

— Нет! Вы не сделаете этого! Вы обещали!.. — оказавшись с самого начала этого дня под натиском гневных нападок, бедняжка готова была уже заплакать.

— Так выбирай! — крикнул светлейший. И тут увидел, что по щекам девицы полились слезы. Гнев его тут же уступил место жалости. — Липушка! — вскричал старик. — Ну, что ты? Что ты плачешь? Я обидел тебя? — и услышал в ответ:

— Вы не любите меня!

Укоризна эта удивила хозяина Варуты. Но вместо того чтобы опротестовать ее, сказать правду, признаться, он вновь обратился к безвольным объяснениям:

— Нет, просто не верю! Не могу поверить, что такой красавице, такой умнице никто не по сердцу!

Ласковость его прорвала в душе молодицы плотину сдержанности — княжна зарыдала и сквозь всхлипы озвучила наконец то, что давно томило ее:

— А если мне по сердцу другой, тот, кто до сих пор был глух и слеп к моим намекам!..

Светлейший встал и таким тоном, как если бы перед ним находился провинившийся раб, сказал:

— Как ты смеешь говорить мне такое?!

И получил отчетливый, как звонкая пощечина, ответ:

— А как еще разговаривать с глупцом?!

Сей смелый выпад усадил старого короля обратно в его представительное кресло. На какое-то время несчастный даже перестал видеть и слышать. Когда же очнулся, обнаружил, что лава, на которой сидела его собеседница, пуста...

Закаленного в военных передрягах правителя Литвы не так-то просто было вывести из состояния равновесия. Но на этот раз закалка не сработала. Стоило несчастному услышать недвусмысленное признание девятнадцатилетней девы, как он вообразил, что несется вслед за отступающими рыцарями и, совсем как в молодые годы, рубит налево и направо... Но что могли значить прежние его победы теперь, после такого признания! Да теперь он готов был назвать себя непревзойденным даже на развалинах своего государства! Впервые в жизни ему признались в любви! И когда! Когда он сделался стариком! Терпеливо возводимая, вопреки ошибкам и капризам судьбы, стена недоступности его и величия была сломлена и обнажила сирую, беззащитную, истосковавшуюся по простому человеческому счастью душу. С этого момента повелитель готов был на все: на боль, на унижения, даже на вечный позор...

Стоило светлейшему в то утро пройти до сеней, где под потолком попискивали ласточки, как признание княжны показалось ему верхом дерзости.

— Что позволяет себе эта недостойная! — закричал он. — Домой! Немедленно выслать ее домой!

Преданный Мончук уставился на хозяина с выражением предельного внимания...

Неожиданно государь развернулся и направился по лестнице на второй этаж. В душе несчастного пробудилось негодование. Несколько раз он останавливался и, не в силах сдержать себя, принимался ругаться. Наконец князь вошел в опочивальню жены.

В просторных покоях стояла тишина. Королева сидела за вышиванием. Обидчивая, высокомерная, она даже головы не удосужилась поднять.

Государь подошел к ней и неуклюже поцеловал в мягкую, как студень, щеку. Потом поведал:

— Я отдал распоряжение, чтобы сестру вашу отослали обратно в Ольшу.

Толстуха не умела выказывать удивления. Она посмотрела на мужа, и выпуклые глаза ее словно сказали: «Мне- то что! Делайте, что хотите!»

— Три месяца я отвлекался от дел! — тем временем приступил к своим жалобам светлейший. — Познакомил ее со множеством уважаемых людей! И каков итог этих стараний?.. Она заявила, что ей никто не нравится!

То, что он жаловался, показывало, что недавнее признание княжны Липы не просто сбило его с толку, но еще и мучило.

Однако жену не интересовали его переживания. У нее своих хватало. Она ответила:

— От добра добра не ищут. Еще недавно ее вот так же баловал папенька. А она спит и видит себя супругой правителя Литвы! И на меньшее не согласна!

— Что, завидует вам?

— Завидует? — лицо Рукши осенила тень усмешки. — О, нет! Берите выше, мой господин, жаждет низвергнуть меня!

Хозяин Варуты наморщил лоб — недавнее признание свояченицы увиделось ему в ином свете...

В тот день, следуя в судебную палату, государь отдал несколько распоряжений. Одно из них касалось княжны Липы. Из него вытекало, что к окончанию намеченных на сегодня слушаний сундуки гостьи должны быть собраны и выставлены в сенях. Светлейший собирался лично проводить красавицу.

Но слушанья, как всегда, затянулись. Вдобавок в тот день прибыло несколько важных визитеров. Государь задерживался сам и задерживал отъезд гостьи. Когда же освободился, в палату вошел слуга и доложил: «Прибыли его светлость князь Нальшанский».

В одночасье пасмурное настроение короля сменилось на радужное. Государь выбежал из палаты, как мальчишка, которого с улицы позвали ровесники. А когда оказался в сенях и увидел любимца, закричал на весь терем:

— Само провидение привело тебя сегодня в Варуту, друг мой!

Странно, но в этом проявлении чувств невозможно было не угадать в том числе и глубокой душевной боли.