Владислав Баяц - Хамам «Балкания»
– Значит, принятие решения не было единоличным?
– Совершенно верно. Были и тогда осмотрительные, мудрые и опытные люди, которые противились слишком легкомысленному ввязыванию в открытую борьбу.
– И кто же какую сторону занимал? – спросил я.
– Верховный начальник султанского флота Али-паша Муэдзин-заде сумел привлечь на свою сторону почти всех членов совета визирей, высказавшихся за нападение под единодушное восхваление важности и величия предыдущих завоеваний. Кроме того, у него уже была поддержка великого муфтия.
– Так кто же был осмотрительным, кто мудрым, а кто опытным? – я продолжил расспрашивать, зная присущую Памуку путаницу в употреблении эпитетов.
– Второй визирь империи Пертев Мехмед-паша, который занимал в армии положение старейшего стратегического советника, не был уверен в точности сведений о силах неприятеля, особенно при таком пестром их составе. В союз, который в 1571 году сколотил христианский вождь папа Пий V, на этот раз успешно, вошла Венецианская Республика, Испания, Мальта и итальянские города. Но Али-паша не сомневался, что неверные и в этот раз продемонстрируют неумение договариваться, которое прежде не раз делало их слабыми, и не поддался осмотрительности Пертева Мехмед-паши. Великий визирь Мехмед-паша Соколович требовал отложить сражение до следующего года. Мудрость требовала от него выждать, пока флот не подготовится как следует. У него был опыт в таких делах: именно он в свое время, в 1546 году, заменил легендарного Хайреддина Барбароссу на посту капудан-паши османского флота. Прежде всего по той причине, что тот умер, иначе он ни за что бы не рискнул заменить его. Но султан Сулейман Законодатель[6] приказал, и никто не посмел воспротивиться его приказу. А согласившись, при тщательном обдумывании каждого своего решения он опирался на поступки или советы своего великого предшественника. Один из них был таков: никогда не спеши, даже побеждая!
– А опытный, кто был опытным? – продолжал расспрашивать я.
– Улудж Али, знаменитый корсар, которому султан доверил командование флотилиями, зная о его рабской преданности, которую тот доказывал на протяжении более чем пятидесяти лет. Этот отважный человек десятилетиями исключительно успешно уничтожал европейское судоходство в Средиземноморье. Но он обладал двумя отрицательными свойствами. У него был поганый язык (что ему время от времени прощалось из-за его исключительного опыта). Но на этот раз он адресовал Али-паше Муэдзин-заде следующие ядовитые слова, когда увидел, что тот не желает отказываться от пагубного решения: «Царьградские турки не в состоянии даже приблизительно оценить силу христианского флота. Этим скотам (именно так он и назвал турок, – прокомментировал Памук) надо преувеличивать данные о количестве и силе европейского врага, чтобы хоть так они осознали, с кем имеют дело!» Али-пашу Муэдзин-заде, гордого и отважного человека, такие слова оскорбили, и он ответил ему в той же манере: «Ты хочешь пощадить христиан, потому что в молодости сам был таким! Ты хочешь спасти свою итальянскую родину!» Ответное оскорбление подействовало. Улудж Али умолк, не желая, чтобы кто-то усомнился в его преданности и отваге. (Христианское происхождение было после острого языка вторым его дурным свойством.)
Я подумал, насколько хитер был Али-паша. Этими словами он оскорбил и великого визиря, и другого визиря одновременно, и в такой ситации его дерзость могла остаться безнаказанной. Ни Мехмед-паша Соколович, ни Пертев Мехмед-паша не отреагировали на провокацию, проявив исключительную осторожность. Если бы они, сербы по крови, вместе с уже обиженным Улудж Али оскорбились открыто, то их, вне всякого сомнения, сочли бы тайными защитниками своей былой христианской веры. Али-паша был настолько хитер и изворотлив, что рассчитывал именно на такую реакцию. Памук вскоре подтвердил это:
– Султан Селим разрешил их молчание, сняв с головы чалму и произнеся: «Если эта чалма может покрыть три головы, тогда и неверные смогут выступить против меня, объединившись…»
После того как Памук процитировал самого султана, я подумал о том, чего стоило империи его элегантное и приятное красноречие. Вряд ли могло утешить проигравших то обстоятельство, что решение было принято не единогласно и вообще нелегко. Хотя все-таки сам процесс его принятия свидетельствовал о существовании на вершине весьма разумных, умеренных людей, склонных к всеобъемлющему предвидению.
К сожалению и к несчастью для Османской империи, «неверные выступили, объединившись». Решив принять бой у Лепанто, где турецкий флот в ожидании противника укрылся в Патрасском заливе, Али-паша, попутно ограбив Корфу, вроде бы поймал в свои паруса дополнительный моральный ветер, хотя перед самым началом сражения настоящий ветер задул в помощь христианам.
Памук рассказал мне о расстановке сил перед сражением:
– Али-паша Муэдзин-заде командовал флотилией из 210 галер и 66 галиотов[7], в его распоряжении было около 50 000 гребцов и моряков и около 25 000 воинов. Дон Хуан Австрийский вступил в сражение с флотом из 236 галер и 6 тяжелых галеасов[8]. На кораблях было 44 000 гребцов и моряков, а также 28 000 воинов. Хотя христианский флот располагал меньшим количеством судов и живой силы, он в два раза превосходил противника в вооружении как тяжелыми орудиями, так и другим огнестрельным оружием. Это и решило исход битвы.
– А сейчас представь мне цифры после сражения, – попросил я.
– Да. И не стану описывать стратегию боя. Хотя каждую его деталь и сейчас изучают в военных училищах как пример величайшего морского сражения той эпохи. Итак, армада Али-паши потеряла более 200 кораблей, из них потоплено более 80, а захвачено 117. Погибло около 25 000 турецких воинов и моряков, 3500 были взяты в плен. С захваченных судов освобождены 12 000 христианских рабов, служивших гребцами. В то же время флот Священной Лиги потерял всего лишь полтора десятка галер, 8000 убитыми и 2500 ранеными. Следовательно, поражение Турции было полным и ужасным.
– Я думаю, ты излагаешь все эти цифры, чтобы отвлечь мое внимание, – предвосхитил я его. – Могу предположить, что главное в этом – эхо поражения.
– О да. Шок в империи был просто неописуем. Убаюканные и постоянно подзуживаемые восхвалением собственной силы подданные не смели допустить даже теоретическую возможность поражения, а ведь оно случилось! Весть о нем великому визирю Соколлу доставили от Пертев-паши, который успел спастись, кое-как добравшись до берега. Он сообщил, что капудан-паша Али-паша Муэдзин-заде погиб в сражении, а оба его сына попали в плен. Это письмо застало Мехмед-пашу в Эдирне, где он пребывал при султане на осенней охоте в составе его свиты. Свидетели сообщают, что он рвал на себе бороду. Мехед-паша сообщил о поражении султану Селиму в то время, когда султан беседовал с дубровницким драгоманом[9]. Тот засвидетельствовал: султан, получив известие, был поражен, после чего ужасно испугался, что победители двинутся на Царьград. Он немедленно приказал как можно надежнее перекрыть Дарданеллы и обезопасить столицу от возможного нападения.
– Я читал, что эта весть вызвала панику и страх во всей Турции, – сказал я Памуку. – Народ, выражаясь современным зыком, пережил коллективный стресс. Вот, процитирую тебе свидетеля, присутствовавшего при докладе султану, дубровницкого посланника, которого ты только что упомянул. Благодаря непосредственному присутствию, а также тому, что говорил на одном языке с великим визирем Мехмед-пашой, он весьма подробно описал реакцию общественности и отдельных людей: «Вопли и стоны были невероятные, равно как и безмерное малодушие, которое внезапно продемонстрировали эти люди, только что настроенные уничижительно и с презрением по отношению к христианским силам. Они, как только их покинула турецкая напыщенность, стали рыдать, словно женщины. Теперь они думали только о том, как избежать близящейся опасности, и старались не произносить само это слово – война».
Памук продолжил:
– Если говорить объективно, страх не был беспричинным. Поражение стало причиной многочисленных восстаний ободренного христианского населения, находящегося под османской властью. В западном мире победа христиан вызвала исключительно сильную реакцию, вдохновив Европу и заставив ее думать, что после двух веков постоянных поражений и постоянного страха может случиться и нечто противоположное. Устоявшееся на протяжении длительного времени соотношение сил было поколеблено.
– Мне также довелось читать, – продолжил я, – что настоящие проблемы начались, когда великий визирь Мехмед-паша Соколович, который, похоже, единственный не потерял голову или, по крайней мере, первым пришел в себя, сумел уговорить султана перейти к своего рода активным наступательным действиям, для того чтобы преодолеть пассивность, которая полностью обезоружила все государство. Так, вскоре были изданы фирманы[10] о дополнительном усилении армии и укреплении флота. Но, похоже, именно тогда и возникли проблемы! Правоверные подданные султана, как говорят бумаги, «более не хотели слышать о войне», и случилось так, что все население «трехсот анатолийских сел перебежало на персидскую территорию, чтобы их опять не угнали на галеры».
