Иван Фирсов - Федор Апраксин. С чистой совестью
— Пожалуй, так, — зевнул Петр, — токмо не усматриваю в том никакой услады, блажь нашла чередой на Петра Лексеича…
Но водная утеха, видно, глубоко захватила царя.
Поутру, нетерпеливо отстояв литургию в церкви и поклонившись святым — все набожной матушке-царице утешение будет, — он заторопился к Трубежу.
У самого уреза, на левом берегу речки, там, где Трубеж впадает в озеро, стояли десятка четыре рыбацких лодок. Вокруг них хлопотали рыбаки. Еремеев приводил в порядок самую большую лодку — карбас. Из нее уже выгрузили сети, очистили от рыбьей чешуи, успели вымыть днище. Когда подошел Петр, артельщики сноровисто ставили мачту, потом тут же приладили рейку с парусом. В стороне стояли потешные, с любопытством глядя на ловкую работу. Вместе с рыбаками орудовали только Скляев, Воронин, Кикин. Следя за их быстрыми руками, Петр пошутил:
— Быть вам верховодами утехи водяной. — И, помолчав, задумчиво добавил. — Токмо сие, видать, не в одночасье творится, а потому постигать многое надобно. — Поманил Апраксиных: — Садитесь в лодку с парусом, за мной двигайтесь.
Стоявший рядом Еремеев, поклонившись, остановил жестом Апраксиных.
— Дозволь, государь. — Петр нетерпеливо кивнул. — В артели нашей порядок испокон блюдут. Твои товарищи пойдут с Антипом, но дозволь мне по делу распорядиться.
Петр насмешливо глянул на Еремеева, перевел взгляд на Апраксиных:
— Валяй.
Еремеев крикнул Антипа, не спеша что-то растолковывал ему, показывая на озеро. Закончив, так же неторопливо, вразвалку подошел к царю, поклонился:
— Все справлено, государь, мочно отчаливать.
Утро выдалось прохладнее вчерашнего, с устья Трубежа тянуло ветерком. Меншиков первым забрался в карбас, хотел дернуть за снасти, поднять парус, но Кузьма схватил его за руку:
— Погоди. Ежели парус враз поднять, не отчалив от пристани, карбас поворотит, на меляку сядем. А если, не дай Бог, подует буйный ветер, то и беды не оберешься.
Кузьма взял руль и кивнул рыбакам:
— Прогоньте-ка нас от пристани!
Антип с дюжиной артельщиков стали по борту карбаса, разогнали его и толкнули напоследок в корму. Карбас вышел на середину речки и, подхваченный течением, медленно направился к устью Трубежа.
— Ну, — зыркнул голова на Меншикова, — теперича рот не разевай! Подымай враз, — махнул рукой, — давай!
Парус не поднялся еще до половины мачты, а карбас, повинуясь неведомой силе, чуть увалился и медленно стал набирать ход. Спустя несколько минут он уже миновал устье и заскользил по чуть рябоватой поверхности озера, оставляя за кормой пенистый бурун.
— Поживи с наше да пожуй с нами каши, — ухмыляясь, проговорил под нос Антип, подходя к лодке, в которой уже сидели Апраксины и Скляев.
— Нынче велено мне вас выхаживать на озерке, — сказал он, впрыгнув в лодку, — стало быть, ремеслу обучать. Перво дело — парус и машт.
Антип выбросил на пристань парус с рейками, расстелил холстину, пояснил, что к чему: какие снасти крепят парус к мачте, какие управляют им. Скляев вылез на пристань, стал ощупывать каждую веревку, разглаживать складки паруса. Федор слушал внимательно, а Петр зевал, поглядывая на столпившихся вдали девок.
Прикрепив рейку к мачте, Антип распорядился:
— Значит, ты, Федосейка, с парусом управляться станешь, вы, сударь, — он кивнул Федору, — со мной рядышком, а вы, ваше степенство, — сказал с усмешкой, чуть поклонившись Петру, — за сидельца, стало быть, посередке.
Осмотревшись по сторонам, Антип глянул вперед, вниз по течению, багром протянул лодку и кормилом направил ее на стремнину.
Подхваченная течением, лодка медленно двинулась к устью Трубежа.
Скляев схватился за снасть, хотел поднимать парус.
— Погодь! — крикнул Антип. — Вишь, ветр-то с озерка потянул, нам в морду. Надобно наперед нам в озерко выбраться, а то и на веслах отойти от бережка. Поглядим!
Но весла не понадобились. Стремнина вытолкнула лодку далеко от берега. Бросив взгляд на шевелившиеся верхушки вязов на берегу, на вспененную поверхность озера, Антип резко переложил кормило.
— Подымай парус!
Скляев ловко потянул за веревку, и перекладина с четырехугольным парусом поползла вверх.
— Эк его! — вдруг вскрикнул с досадой Антип. Снасть левого нижнего конца паруса отвязалась, и он хлестал поверху. — Держи-ка, сударь, кормило покрепче, — попросил он Федора, — держи прямо, по сторонам не вихляй, а я с парусом управлюсь.
Схватив багор, он ловко поддел трепетавший на ветру конец паруса, притянул его, схватил снасть и закрепил на лодке. Словно почуяв властную руку, парус перестал хлестать, расправился и, раздувшись, сразу потянул лодку вперед. Федор глянул на кормило. Из-под широкой лопасти за кормой забулькал пенистый след, вытягиваясь змеей.
— Так-то, за парусом потребен глаз да глаз, — взявшись за кормило, проговорил Антип, — чуть проворонишь, и беда набежит. Нынче мой недосмотр.
В эти немногие минуты, пока Федор держал в руках кормило, он ощутил прилив какого-то неизъяснимого чувства, ощущения слитности с лодкой, взаимодействия с ней, будто это живое существо. Не понимая в деталях всех действий Антипа, Федор невольно проникся уважением к этому невзрачному на вид, небольшого роста, жилистому, подвижному мужику.
Антип между тем, посматривая из-под паруса, направил лодку к видневшемуся вдали карбасу.
— Позволь-ка — вдруг попросил Федор, — кормилом мне побаловать.
— Балуют с девками, сударь, — ответил насмешливо Антип, — с лодьей не шуткуют. Ежели по делу, хватайте кормило покуда со мной вместях.
Федор положил свою ладонь на кормило, рядом с жилистой ладонью кормщика.
— Вишь, ветер-то лодью тянет, покуда с кормы али сбоку. Ежели сбоку, то норовит лодью свалить в сторону, а нам потребно во-он куда. — Антип кивнул на приближающийся карбас. — Стало быть, ежели лодью уводить почнет, кормилом ее подправить надобно. Но не шибко, дабы ветр не упустить и штоб парусину не перехлестнуло.
«Видать, дело морехоцкое хлопотное, но с интересом», — подумал Федор и, глянув вниз, невольно усмехнулся. Под парусом, растянувшись на плоском днище, похрапывал братец. Антип пригнулся, посматривая из-под паруса, и попросил:
— Держи-ка кормило, сударь, прямо.
Перемахнув к мачте, он быстро отвязал нижние концы паруса и обмотал его вокруг мачты.
Лодка, заметно сбавляя ход, подошла к карбасу.
Увидев Апраксина за кормилом, Петр обрадовался:
— Это ты, гляди, Федор, эдак и меня обставишь.
— Стараемся, государь, хлеб зря не жевать.
Царь засмеялся, кивнув на сонную физиономию Петра:
— Братец-то твой и хлеб жует, и здоровье бережет.
Еремеев в это время позвал Антипа:
— Нынче мы с тобой разойдемся и почнем враз тягаться наперегонки.
— Штой-то, чего для? — недоумевал Антип.
— Не твово ума дело, — ответил вполголоса Кузьма, скосив глаз на переговаривающегося царя. — Как махну тряпицей, подымай, стало быть, парус, и во-он туда, до той косы пробежимся. Тебе-то за мной не угнаться. Но ты делай, как велят, для потехи, стало быть.
Карбас и лодка разошлись, и голова крикнул:
— Начинай!
Антип, прищурившись, поглядел на парус и, чуть подвернув кормило, легко понесся вперед. На карбасе замешкались. Царь переложил кормило слишком резко, карбас развернуло, и он встал. Было слышно, как, крякнув, Еремеев полез к мачте, перемахнул парус на другой борт и сам взялся за кормило. Спустя полчаса карбас нагнал лодку, и Петр помахал Апраксину. «А все же мы тебя поначалу обставили», — ухмыльнулся довольный Федор.
Потом гонялись еще в обратном направлении, к устью Трубежа. Поглядывая на пристань, Федор крикнул на карбас:
— Поснедать бы надо!
— А ты сухариком закуси! — крикнул Петр.
Антип вытащил из закоулка холщовую котомку, развязал ее, вынул ржаной сухарь, протянул Федору:
— Угощайтесь сухариками.
Федор запустил руку. Антип кинул мешок Петру и Скляеву, достал откуда-то тряпицу, в ней оказалась вяленая рыбешка.
— Откуда сие? — удивился Федор.
— На озерке всякое могет стрястись: то ли мга какая найдет, то ли буря взыграет, занесет куда на десяток верст. Надобно впрок завсегда хлебушко ли, рыбку вяленую в припас иметь.
Карбас между тем двинулся вперед, к дальнему берегу озера, к Веськову, и Антип направил лодку вслед на ним. Еще не раз ложились оба судна на параллельные галсы, стараясь обогнать друг друга. Солнце пекло, но встречный ветер приятно освежал лицо и грудь. Сначала Еремеев, а вслед за ним и все остальные скинули рубахи. Оголенные до пояса мужские тела как-то сглаживали своим естеством разницу в сословном положении.
Глядя на мускулистую и жилистую фигуру Антипа, Федор посматривал на свое гладкое, чуть дрябловатое тело, переводил взгляд на дебелую грудь Петра. «Всуе человеки все равны, в чем пришли, в том и уйдем, но Антипка хотя и смерд, а нас с братцем за пояс заткнет. Да и Федосейка, сразу видать по стати, черной работы не чурается».
