Франсин Риверс - Руфь. Непреклонная
Руфь с облегчением закрыла глаза и склонила голову. О, Яхве, Ты воистину милосердный Бог. Ее сердце преисполнилось благодарности, к горлу подступили слезы. Только сейчас, когда в ее сердце снова возродилась надежда, ей стало понятно, как боялась она будущего. Бог не оставил их! Она готова была смеяться над собственным невежеством. Она выросла в городе и ничего не знала о сельской жизни. Она выросла под сенью Хамоса, ложного бога, который брал, но никогда не давал. Но теперь здесь Бог, Который любит Свой народ и питает его, даже беднейших из бедных, сокрушенных духом, с разбитыми сердцами.
Воистину, Иегова, Ты милосердный избавитель и защитник! Мне следовало помнить, как Ты защищал каждый наш шаг, когда мы шли через горы из Кирхарешета в Вифлеем. Прости меня, Господи, прости Твою неразумную рабу. Как я могла думать, что Ты привел нас так далеко только для того, чтобы позволить нам умереть с голоду?
Улыбаясь, Руфь подняла голову и вздохнула полной грудью, сердце ее преисполнилось благодарности и незнакомого чувства полной свободы.
* * *И женщины говорили между собой…
«Бедная Ноеминь. Ты помнишь, как она смеялась и была такой уверенной в себе?»
«Слишком уверенной, скажу я тебе».
«Елимелех был не единственный мужчина, который хотел жениться на ней».
«Ты помнишь, каким красавцем он был?»
«Ноеминь на год моложе меня, а выглядит такой старой».
«И изможденной».
«Это от горя. Она потеряла мужа и двух сыновей. Ох».
«Должно быть, Бог наказывает ее».
«Все, что у нее осталось после жизни в Моаве, это та девушка, что пришла с ней».
«Она выглядит так странно».
«У нее такие черные глаза».
«Вы слышали о моавитянках…»
«Нет, а что ты слышала?»
Женщины столпились и перешептывались, открывая от изумления рты и качая головами.
«Ноеминь должна отослать эту девушку домой, в Моав. Нам здесь не нужны такие».
«Да, я согласна. Но кто возьмет к себе Ноеминь?»
«Ну, я не могу!»
«Мне едва хватает пищи, чтобы прокормить свою семью».
«У меня нет места».
«Что же будет с ней?»
«Бог позаботится о ней».
* * *На следующий день после праздника первых плодов Руфь поднялась и спросила у Ноемини позволения пойти на поля и собирать оставленное зерно.
— Тебя никто не примет, Руфь, — сказала встревоженная Ноеминь.
— Но закон разрешает…
— Не все соблюдают закон. Мой муж и сыновья…
— Я должна идти, матушка. Это единственный выход.
— Я боюсь за тебя. На полях работают мужчины, которые могут обидеть тебя. Они не видят ничего плохого в том, чтобы оскорбить моавитянку.
— Тогда я буду работать рядом с женщинами.
— Они не лучше. Я не знаю, что мне делать, если с тобой что-нибудь случится.
Руфь обняла и поцеловала свекровь.
— Я буду молиться, чтобы Господь сохранил меня, чтобы он был Моим щитом, — она улыбнулась, глядя в испуганные глаза Ноемини. — Может быть, Бог приведет меня на поле доброго человека, который разрешит мне собирать колосья за его жнецами. Молись об этом.
— Ты должна быть начеку.
— Я буду.
— Не поворачивайся ни к кому спиной.
— Я буду осторожной.
— Хорошо, дочь моя, иди, — смилостивилась наконец Ноеминь.
Руфь пошла по дороге и остановилась у первого же поля, где работали жнецы, но задержалась там всего лишь на несколько минут. Один сборщик колосьев швырнул в нее камень. Руфь вскрикнула — камень попал ей в щеку. Сопровождаемая криками женщин, Руфь, спотыкаясь, убежала оттуда.
— Пошла прочь, моавитская блудница! Возвращайся туда, откуда пришла!
Стараясь остановить текущую по щеке кровь, Руфь пошла дальше. Жнецы, работающие на другом поле, были не добрее.
— Моавитская блудница! Иди к таким же, как ты, уходи с наших полей!
— И держись подальше от наших мужчин!
Когда она ступила на другое поле, рабочие стали бросать на нее похотливые взгляды.
— Иди сюда, моя прелесть, — позвал ее надсмотрщик. — Я не прочь покувыркаться в сене.
Остальные мужчины рассмеялись.
Руфь выбежала на дорогу, ее лицо пылало, а мужчины и женщины смеялись над ней. Они продолжали бросать ей вслед оскорбления и отпускать остроты в адрес ее народа.
Руфь все шла и шла, шла мимо полей, на которых пшеница еще не созрела для жатвы. В конце концов она пришла на еще одно ячменное поле, где препоясанные мужчины усердно жали. Сзади них шли женщины, собирая колосья в снопы и укладывая их. Сборщиков колосьев не было. Удрученная, Руфь спрашивала себя, не является ли это свидетельством отношения хозяина поля к обездоленным. Она могла только надеяться, что отсутствие сборщиков колосьев объясняется тем, что поле было расположено далеко от Вифлеема. Она осторожно огляделась вокруг. Владелец поля определенно был сострадательным человеком, потому что поставил для своих рабочих укрытия, где они могли бы отдохнуть. Некоторые работающие в поле мужчины и женщины пели.
Подавив страх, Руфь приблизилась к надсмотрщику, стоящему возле укрытия. Это был высокий, крепкого телосложения мужчина с важной осанкой.
Сложив руки и опустив глаза, Руфь поклонилась ему.
— Приветствую вас, мой господин.
— Что ты хочешь, женщина?
Сердце Руфи заколотилось, она выпрямилась, мужчина угрюмо разглядывал ее, скользя взглядом снизу вверх. Неужели он откажет ей в ее праве собирать колосья из-за того, что она чужеземка?
— Я пришла просить вашего позволения подбирать колосья, оброненные жнецами.
Если надо, она будет умолять его.
Нахмурившись, он стоял молча, обдумывая ее просьбу. Потом надсмотрщик кивнул головой и заговорил.
— Если будешь собирать по краям и углам поля, то там ты найдешь больше колосьев.
Руфь почувствовала огромное облегчение. Она резко выдохнула и улыбнулась.
— Благодарю вас, господин! — она снова поклонилась. — Благодарю вас!
Мужчина посмотрел на нее так пристально, что она залилась румянцем и быстро опустила голову.
— Держись подальше от рабочих, — сказал он ей вслед.
— Да, господин, — она поклонилась ему еще раз. — Благодарю вас за вашу доброту, господин.
Уходя от него, Руфь чувствовала, что он внимательно наблюдает за ней. Когда Руфь торопливо шла в самый дальний угол поля, рабочие обратили на нее внимание. Женщина, собирающая за жнецами колосья, с улыбкой посмотрела на нее. Никто ее не оскорблял, не бросал в нее камни. Рабочие не трогали ее. Они занялись своим делом и снова начали петь.
Руфь, исполненная чувства благодарности, успокоилась и приступила к работе. У нее не было никакого инструмента, и ей приходилось голыми руками обрывать колосья ячменя. Скоро ладони покрылись волдырями. Она работала час за часом, а тем временем солнце нещадно палило. От усталости и жары у девушки закружилась голова, и она присела в тени дерева, стоявшего около межевого камня. Отдохнув, она снова принялась за работу. «Я, как муравей, буду всю весну и лето складывать запасы зерна, тогда нам хватит еды на всю зиму», — думала она, улыбаясь. Был важен каждый час, и она вся отдалась работе, благодарная за данную ей возможность трудиться.
Пение жнецов поднимало ее дух. «Господня земля и все, что наполняет ее… Творец неба и земли… Владыка всего… Он избавил нас от фараона… Святый — имя Его…»
Руфь работала и без слов подпевала поющим, выучив слова, она запела вместе с ними.
* * *Вооз уже проверил, как продвигалась работа на всех его ячменных полях, кроме одного. Он скакал верхом на лошади по дороге и поднимал руку в знак приветствия, когда узнавал надсмотрщиков и рабочих на полях. Некоторые старейшины у ворот качали вслед ему головами, спрашивая себя, почему он считал необходимым так много времени проводить на полях среди рабочих. Его надсмотрщики показали себя людьми, заслуживающими доверия. Почему он не оставит им всю работу, не успокоится и не сядет поговорить с людьми, равными ему по положению? Они не понимали, почему он любил участвовать в уборке урожая, но никогда не появлялся на празднике в конце жатвы.
Еще мальчиком Вооз работал на отцовских полях, когда земля давала урожай четыре раза в год. Он работал и юношей, когда в их страну пришел голод. Конечно, только по милости Божьей он благоденствовал в то время, когда остальные были вынуждены бороться за существование. Многие продавали свои земли и искали лучшей жизни в других местах. Вместо того чтобы покаяться и вернуться к Богу, они впадали в отчаяние и отдалялись от Него, они становились высокомерными, продолжая поклоняться Ваалам и Астартам.
Елимелех оставил путь правды. Вооз пытался убедить своего брата, но тот был не из тех, кто слушал советы даже близких родственников.
— Что хорошего в этой обетованной земле, если она не дает хлеба?
