Клара Фехер - Море
И вот теперь эта круглая кожаная подушка покоилась на дне глубокого кресла. Агнеш дорого бы заплатила, только бы посмотреть на то место, где она была зашита белыми нитками. А вдруг там, внутри ее, осталась листовка, хоть одна-единственная, увидеть бы, какая она есть… Разумеется, сейчас нечего ломать голову над листовкой, а лучше подумать о том, что ее ждет за допущенную промашку…
Доктор Ремер, будто угадав мысли Агнеш, бросил взгляд на кожаную подушку. Хм. Отец у нее слесарь.
— Где вы получили аттестат зрелости, барышня Чаплар?
— В коммерческом училище графини Зичи.
— Это светское училище?
— Нет, в нем преподавали монашки.
— Ага… тогда это замечательно. Очень хорошо, барышня Чаплар. Дирекция весьма довольна вашей работой, и мы решили возложить на вас серьезную и почетную задачу. Наш коллега Миклош Кет уходит на фронт, чтобы… чтобы сражаться за свое отечество… за наше отечество. Временно я назначаю вас руководителем бухгалтерии. Надеюсь, вы поймете и оцените всю важность и значение поручаемого вам дела. Вы, я полагаю, разбираетесь в бухгалтерии?
— Да, — ответила Агнеш и почувствовала, как ком подступил к ее горлу. — По бухгалтерскому учету у меня всегда была отличная отметка.
— Это очень важно, — серьезно сказал доктор. — Какое у вас жалование, милая барышня Чаплар?
— Сто тридцать пенге, — пролепетала Агнеш.
— Сто тридцать пенге… это довольно приличная сумма в ваши молодые годы, не так ли? Я начинал в адвокатской конторе отца с двух крон, барышня Чаплар, ей-богу, с двух крон, хе-хе-хе… и недурно жил на них. Но нам не нужно, чтоб вы работали даром. Разумеется, в соответствии с изменившимся положением мы повысим вам и жалование… Теперь вы будете получать двести пятьдесят пенге…
Доктор торжественно протянул руку. Агнеш покраснела и, задыхаясь от волнения, поклонилась. Вот, значит, как бывает, когда человека повышают в должности.
— Не слишком ли глупа эта девица? — спросил Ремер, когда за Агнеш захлопнулась дверь. — Ну, да все равно. Господин управляющий, продиктуйте, пожалуйста, распоряжение, чтэ с сегодняшнего дня за дела в бухгалтерии отвечает эта Чаплар. Да пусть подпишет и его превосходительство. Он уже пришел?
— Пока еще нет. Наверное, уехал на охоту.
— Ладно. Тогда доложите ему позже. Много не объясняйте, пусть подпишет, и все.
— Его превосходительство подписывает все, что ему положат на стол, — осклабился Татар.
Доктор Ремер на миг оторопел и взглянул на Татара.
А тот сверкал своими белыми фарфоровыми зубами.
«Хм. Все подписывает. И взгляд у этого Татара, как у хищного зверя… Зря я назначил его управляющим…» — подумал доктор и ощутил какое-то тревожное беспокойство. Но все же приветливо ухмыльнулся.
— В полдень сходим втроем с его превосходительством в заводскую контору. Других дел, кажется, нет. Ах, да, что-то собиралась доложить госпожа Геренчер… позовите ее, пожалуйста.
Маргит вошла чем-то страшно недовольная; поправляя левой рукой гладко причесанные волосы и размахивая кипой каких-то бумаг, она начала издалека, как говорят, от Адама.
— Нынешняя молодежь считает, что жизнь — это шарманка, один тащит, другой вертит, а третий пляшет под музыку…
— Нельзя ли покороче, я ничего не понимаю.
— Извольте, скажу самое главное. Барышня Чаплар вместо того, чтобы подождать на почте и отправить письма, перепоручила их Гизи Керн. А та не проверила конверты…
Доктор оперся на локоть и мизинцем правой руки постучал по больному коренному зубу.
— Керн. Кстати, какое жалование у этой Керн?
— Сто пенге.
— У Кета остается четыреста… Скажите, как обстоят у нас дела с евреями?
— В заводской конторе осталось двое, а здесь еще четверо.
— Вместе с Кетом и Керн?
— Да.
— Ну что ж, уволим и Керн. Напишите приказ, текст обычный. В связи со сложившимися обстоятельствами, к нашему сожалению, доводим до сведения… и т. д.
— Слушаюсь. А Чаплар?
— Что вы хотите от Чаплар?
— Смею доложить, позавчера на почте…
— Да будет вам твердить об этой почте. Чаплар я назначил главным бухгалтером. И разговаривайте с ней по возможности вежливо, так как с сегодняшнего дня она и ваша начальница.
— Я… чтобы я, я…
День славы
Госпожа Геренчер вышла из кабинета директора в раздумье: сказать Гизи Керн о том, что ее увольняют, или нет. Лучше не говорить — это не ее дело. Бедняжка успеет узнать и в понедельник, когда и Карлсдорфер подпишет приказ.
Маргит, считавшая не только увольнение, но и смертную казнь заслуженной, мало того, слабой карой за пренебрежение к служебным обязанностям, на сей раз была недовольна собой и даже чувствовала угрызение совести. Лучше бы доктор вызвал к себе Чаплар и Керн, как следует намылил им шеи да наказал, чтобы в другой раз слушались госпожу Геренчер, у которой можно поучиться только хорошему, добру, а получилось…
Она села за пишущую машинку и, вздыхая, принялась составлять приказ об увольнении.
Тем временем Кет ввел Агнеш в бухгалтерию. Господин Лустиг испуганно вскочил. Держа в правой руке чернильный карандаш, он сделал такое движение, словно хотел пырнуть им кого-то в живот; левой рукой чиновник нервно разглаживал лысину. Йолан Добраи и Анна Декань стояли спиной к двери и, прижавшись друг к другу, над чем-то хихикали, не замечая тревожных сигналов господина Лустига.
— Ну, что у вас там, Йолан, почему не занимаетесь делом?
Добраи повернулась лицом к Кету.
— Не пугайте, Миклошка, а то я от страха, чего доброго, умру. Вы знаете французский язык?
— Немного, — ответил Кет.
Те опять захихикали. Агнеш, недоумевая, посмотрела на девушек.
— Тогда переведите нам, что тут на этих открытках. Картинки мы понимаем, а что написано, никак не разберем…
И они положили на стол рисунки Марселя Прево: «Lettres â Françoise mariée»[11].
Кет засмеялся.
— В этом нет ничего такого, о чем вы думаете. Духовные наставления. Нечто вроде «Нравственных поучений» нашего Кельчеи.
— Хи-хи-хи. Воображаю. Но вы все-таки переведите.
— Ну, оставьте меня в покое. Мне сейчас не до шуток.
— Изволите видеть, господин главный бухгалтер, вот так проходит целый день, — пожаловался господин Лустиг. — Не слушаются они меня. Барышня Йоли никак не выведет сальдо по текущим счетам. Видите ли, уже середина марта, а баланс за тысяча девятьсот сорок третий год не готов.
— Будьте добры, доложите все это моему преемнику. Представляю вам нового главного бухгалтера барышню Агнеш Чаплар.
Господин Лустиг вытянулся в струнку.
— Очень рад, барышня Чаплар. Могу вас заверить, что мной вы всегда будете довольны Я, изволите знать, двадцать пять лет работаю бухгалтером, был весьма уважаемым счетным работником на Хатванском сахарном заводе и сейчас был бы им, а то, может быть, и в начальники отдела вышел бы, если б моя бедная жена не заболела и не понадобилось перевезти ее в Будапешт. В этом году я отмечал бы свой двадцатипятилетний юбилей, но разве теперь придет кому-нибудь в голову устраивать праздники? Мне не такой представлялась жизнь, барышня Агнеш. Я учился в консерватории, по классу скрипки… Вы христианка и молоды и ничем не рискуете. И я буду очень рад, если вам удастся навести здесь порядок, потому что я, как видно, тщетно твержу барышням, что, несмотря на войну, учет должен вестись образцово. Они отвечают: зачем это вам, старый еврей, надо — вас все равно повесят. Между тем, изволите знать, моя жена христианка, я муж арийки…
«Боже милосердный, как прекратить все это?» — подумала Агнеш.
— Между прочим, когда я на ней женился, собралась вся моя родня: «Лайош, и тебе не стыдно…»
— Воздушная тревога, воздушная тревога! — приоткрыв дверь, закричала тетушка Варга. — Будьте наготове, в Дунафельдваре уже дан сигнал «Внимание!»
— Тысяча извинений… позвольте, я в другой раз доскажу… Быстрее собирайте картотеку! — засуетился господин Лустиг и торопливо принялся впихивать в металлические коробки разложенные листки картотеки. — Помогите же, Йолика, Аннушка, соберите хоть дневники…
Обе девушки, будто назло старику, продолжали хохотать. Аннушка перелистывала книгу.
Вдруг на улице раздался дикий грохот: почти одновременно, как по команде, опустились жалюзи магазинов. Затем наступила томительная тишина: машины, трамваи остановились. Лишь где-то далеко орало радио: «Воздушная тревога, воздушная тревога! Будапешт, Будапешт, Будапешт, внимание! Будапешт, внимание!» Дворничиха с ожесточением забила в колокол, завыли сирены.
— Вы что, оглохли? Почему не складываете картотеку? — крикнула Агнеш.
йоли и Анна с недоумением уставились на нее.
— Вы только посмотрите, — произнесла Йоли и, подойдя к самой двери, остановилась против Агнеш. — Ты что, вздумала нами командовать, соплячка? Если тебе очень нужна картотека, то сама и собирай. Пошли, Анна.
