Марта Шрейн - Эрика
На всякий случай Александра запирали спать в маленькую каморку при охранном отделении.
* * *
В доме начальника лагеря был полный переполох. Прошло уже три дня, но никто не мог прийти в себя. Дочь во всем призналась отцу, обвиняя мать, что та повела ее к бабке, а Александр убежал от расстройства. Она в истерике грозилась, что утопится. Отец был в растерянности. Он подал рапорт, что солдаты сбежали вместе с заключенным, когда того повели на работы. Здесь вроде бы все наладилось. Но дочь, как ножом по сердцу, выла целыми днями, вся опухшая от слез, умоляла отца: «Найди его. Умрет он с голоду в тайге!»
Мать потихоньку ворчала: «Как же умрет. Все припасы унес». Отец посмотрел личное дело. Никаких особых примет, кроме клички — Князь, ну и держится как барин. Да еще знает хитрые приемы, которыми убивает без оружия.
— Так приметы какие у него есть? — крикнул он однажды с досады дочери. — Как искать–то? Ни родинок, ни кривой, ни косой.
— Конечно, не кривой, не косой. Красивый он! — кричала дочь отцу.
— Да надо какие–нибудь родинки или шрамы.
— Нет шрамов у него. Ах, — вспомнила Санька, — у него на правой ладони две лошади на дыбах стоят и щит с перекрещенными мечами. Да и левша он. Глаза карие, красивые. Рот у него такой… мужской, большой.
— Чего ж ты сразу не сказала, дура! Глаза я и сам видел, — выругался отец.
— Так ты не спрашивал о приметах. Ищи, папка. А как найдешь, сюда приведи.
— Да, конечно. Я прошляпил самого адъютанта генерала Дончака. И теперь снова сюда привести. Не выйдет. Теперь он в зоне у меня сапоги шить будет, до конца своих дней!
— Пусть. Я к нему приходить буду. Только найди, папочка, его. И чтобы его нечаянно не убили, — умоляла дочь.
— И я к нему ходить буду, — сказал сын начальника семилетний Володька.
Ночью начальник лагеря устроил разборку со своей женой:
— Что, сучка такая, не смогла за дочерью уследить?!
— Да как уследить? И сын и дочь вроде вместе бегали к нему. Обоим полюбился. Да и ты хорошо относился к нему. Выпить даже однажды предложил…
— Ну, предложил, так он непьющий. Потому как удрать задумал.
— Но не тронул же нас…
— Не тронул. Как раз и тронул, разбойник!
— Ну, это дело молодое. Кабы ты был на его месте, я бы тоже к тебе бегала. А парень хороший, хоть и князь. Руки золотые.
— Ага. Особенно ловок ножами орудовать, одной левой рукой кого угодно прикончит, — проворчал муж. — Ладно. Уже ищут его, привезут в лагерь невредимым, только срок добавят теперь.
— Ну уж как будет. Лишь бы Санька успокоилась. А там, глядишь, ей кто другой полюбится — и замуж выдадим. А этот, смотри какой разбойник, троих убил.
— Не девка Санька теперь, — напомнил отец.
— Да вон она какая красавица. Кто полюбит, так и не девку возьмет. Может, даже Борис. Он же не знает про ее шашни с князьком. И он насчет баб не очень–то умный. И не поймет ничего.
— Спи уж, утро вечера мудрее, — ворчал муж.
* * *
Неделю Александр отсыпался, а днем рассказывал солдатам байки, что слышал от других солдат у костра, пока воевал у генерала. Он так искусно подражал, что солдаты падали со смеху. В один из таких дней в дежурную часть зашел его новый начальник, а следом прежний, Санькин отец. Александр замолчал, поднялся во весь рост и сразу стал надменным и хладнокровным.
— Ну–ка, покажи ладонь, парень, — сказал начальник охраны.
— Фамильный герб. Разрешите представиться: князь Гедеминов. Расстреливайте, — спокойно, с достоинством сказал Александр и подумал: «Не вышел побег у меня, значит не судьба». — И он направился к двери.
Наступило молчание.
— Говорил же я, что здесь нечисто, — сказал торжествующе Федька. — Князь оказался. Так это он наших ребят порешил, белая сволочь. Писать он не умеет, буковки, бедняга, не знает. Уй! — бросился Федька на Александра. — Убью гада!
Александр незаметно выбросил левую руку, и Федька откинулся на стенку. Все застыли в изумлении.
— Во дает князь! Как это он его? Вот бы мне научиться, — услышал Александр, выходя из двери.
— Федька, Федька, ты жив? — нагнулся к Федьке товарищ. Но тот не отвечал.
В зону Александра привезли связанным. Завели в кабинет начальника лагеря. Там уже сидела Санька. Солдаты остались снаружи. Санька бросилась развязывать его. Начальник вышел за дверь. Санька кинулась на шею Александру:
— Миленький мой! Отец все знает, и про ребеночка тоже. Теперь тебя из лагеря не выпустят и срок добавят за побег. Я знаю, ты из–за ребеночка убежал. Ты не переживай. У нас еще, даст Бог, будут. Да если хочешь, я тоже с тобой буду в зоне день и ночь. Отца попрошу, он меня любит!
— Все, хватит! — вошел отец. — Иди домой Санька. Потом поговорим.
Санька ушла. Начальник лагеря сел сам и велел сесть Александру. Начал, не глядя ему в глаза:
— Срок тебе, князь, конечно, добавят и без суда. Мы тут тоже виноваты. Я своей дочери не враг. Мне все рассказали. И мне приятно, что ты хотел, чтобы она родила сына. Но не вышло. А раз ты ее так любишь, тебе здесь неплохо будет. Но за стены лагеря не выйдешь. Проходишь ты по всем сводкам с генералом Дончаком. Он — враг Советской власти. Да еще он, говорят, золото спрятал. Ты, хоть и мальчонкой был, но так получилось. А теперь и я через тебя и дочь влип. Вот уж не думал, что стану тестем князя… Позор.
Он еще долго говорил, а Александр с тоской думал: «О воле надо забыть и надолго. Придется приспособиться к жизни здесь. Прощай, Париж. Увижу ли маменьку живой? Судьбу не обманешь, не перехитришь. Хорошо, Господь одарил способностями да послал в утешенье Саньку — любит она меня. А я ее люблю? Разве она такая — любовь?»
Александр снова начал заниматься по методике, которой обучил его тибетский монах, радуясь тому, что ничего не забыл, мысленно считывая все движения с рисунков, которые у него конфисковали при аресте.
Пришла Санька и некоторое время молча наблюдала за тем, что он делает, и удивлялась. Она принесла гитару и ноты старинных романсов.
— Вот, как ты просил. Отец достал, — сказала она и неуверенно спросила: — Неужели научишься играть?
— И тебя научу, — пообещал Александр и, открыв ноты, стал объяснять.
Но Санька вздохнула:
— Я этого никогда не пойму. Я тупая.
Александр возразил:
— Ты не тупая, а просто темная, как комната ночью без лампы. А познания, как тебе объяснить… Чем больше знать будешь, тем светлей у тебя будет на душе. Знаешь, Санька, что проку горевать, что я в неволе. Я это время потрачу на учебу. Мне учиться хочется. Знаешь, как мир интересен? И все это в книгах. Вот список учебников и разных книг. Пусть твой отец ищет этих авторов на рынках и в книжных магазинах. Что достанет — вычеркнет. И дальше ищет, когда появится возможность, в отпусках или командировках.
Санька медленно читала:
— По астрономии, астрологии. математике… А дальше все нерусские фамилии. Сашенька, может, эти книги шпионские? Тогда отец не согласится их искать.
— Здесь все написано. — Александр взял у нее из рук листок. — Это древние философы, поэты. Они жили тысячи лет назад и были очень умными. Например, в древней Индии говорили: «Два средства есть от телесных и душевных недугов: или примени противодействие, или не думай о них». Я бы не хотел думать, что отбываю срок в неволе. Когда думаешь о несчастье, оно не проходит, а возрастает. Вот здесь в списке Конфуций, мыслитель. Его настоящее имя — Кун–цзы. Он родился в древнем Китае в 551 году до нашей эры. Мне как–то китайский монах, мой учитель, рассказывал: «Однажды Конфуций проезжал на колеснице недалеко от деревни, и какая–то женщина рыдала над могилой. Конфуций послал ученика узнать, что случилось. Ученик вернулся и сказал: «От когтей тигра сначала погиб свекор этой женщины, потом ее муж, а сейчас — сын. Я спросил: «Почему же вы не покинете этих мест?» На что женщина ответила мне: «Здесь нет жестоких властей». Конфуций сказал: «Запомни это, ученик. Жестокая власть свирепее тигра»».
— Как интересно! — воскликнула Санька.
— А вот древнегреческие ученые и философы: Аристотель, Аристофан…
— А что сказал этот Аристархан?
— Многое. Например: «Не насладится муж, когда жене не любо наслаждение».
— Ой! Какой он был развратный! — воскликнула Санька и прижалась к Александру. — Читай дальше.
— А вот древнеримские: Вергилий, Овидий, Сенека, Цицерон. Цицерон сказал: «Нет ничего радостнее победы».
Санька ухмыльнулась:
— Это все и без него знают.
— Знать–то знают. Но он сказал это раньше всех. А вот далее Иоанн Златоуст, епископ Константинополя. Византийский церковный деятель. Он сказал: «Как душа без плоти не зовется человеком, так и плоть без души…».
— А почему все говорят, что Бога нет? — спросила Санька. — Мамка верующая, а папка нет. Мне прямо страшно делается.
