Ариадна Васильева - Возвращение в эмиграцию. Книга вторая
Сергей Николаевич не успевал дивиться такой заботливости и осведомленности. Он поблагодарил полковника, сказал, что решительно всем доволен и никаких претензий ни к кому не имеет. Полковник удовлетворенно кивнул и, упираясь ладонями в край стола, заявил, что теперь они перейдут к делу, ради которого Сергея Николаевича попросили, он подчеркнул это слово, сюда приехать.
Сто лет мог гадать Сергей Николаевич, но так бы и не догадался, для чего была устроена эта странная поездка и удивительно теплый прием. Полковника интересовали сведения о неком Белянчикове Павле Павловиче.
— Вы были знакомы с этим человеком?
— Был знаком, но очень недолго.
В лице полковника что-то дрогнуло, появилась жесткость у рта и в прищуре глаз. Но по-прежнему вежливо он попросил:
— Расскажите подробно.
Сергей Николаевич рассказал. Он познакомился с Павлом Белянчиковым во время переезда из Парижа в Гродно. Белянчиков был приятным попутчиком, одиноким, без жены, без детей. Он всегда был готов помочь любому, кто в его помощи нуждался. Где-то, не то в Краснодаре, не то в Ростове-на-Дону его ждала сестра. К ней он и ехал из эмиграции. Когда эшелон с реэмигрантами прибыл в Гродно, лица, имевшие родственников в Советском Союзе, разъехались первыми, не дожидаясь распределения. Белянчиков тоже уехал, мило простившись со всеми.
— И все?
— Все, — подтвердил Сергей Николаевич.
— Жаль, — сказал полковник. — Скажите, а в эмиграции вы разве не были знакомы?
Сергей Николаевич еще раз ответил отрицательно и не покривил душой.
— Жаль, — снова повторил полковник. — Что ж, в таком случае вы больше нам пока не нужны.
Он попросил Сергея Николаевича подписать бумагу, содержавшую требование никогда ни при каких обстоятельствах не разглашать только что состоявшегося разговора, подписал пропуск и со словами «Спасибо, хоть немного, но вы нам помогли», — разрешил идти.
В коридоре за спиной Сергея Николаевича неведомо откуда возник давешний молодой человек и проделал с ним весь путь в обратном направлении до турникета. Там повторилась процедура со сличением фотографии и оригинала, лейтенант внимательно рассмотрел подпись на бланке пропуска, кивнул бойцу, тот, в свою очередь проделал артикул с винтовкой, и Сергей Николаевич оказался на улице.
Это было совершенно незнакомое место. С большинством уцелевших, как ни странно, домов. Но, приглядевшись, Сергей Николаевич понял, что дома эти не так давно отстроены заново. Тротуары чистые, а посаженные вдоль них невысокие елки свежи и довольны жизнью. Кругом тихо, куда-то спешат редкие прохожие, сквозь пелену облаков пытается, и не может пробиться солнце. Одним словом, эта улица и только что оставленное им здание представлялись глазу неким благополучным оазисом среди царящей кругом разрухи.
Сергей Николаевич постоял минуту, соображая, в какую сторону ему идти. Все-таки он еще плохо ориентировался в незнакомом городе.
Знакомство Сергея Николаевича с Белянчиковым и впрямь было шапочным. Это было приятное дорожное содружество и только. Но военный не спросил, а Сергей Николаевич не счел нужным вспоминать некоторые подробности. Почему не счел нужным, было не совсем ясно. Ведь, казалось, симпатичный полковник со своими вежливыми манерами вполне мог расположить Сергея Николаевича к откровенному разговору. Но не расположил. И вообще, на душе от этого визита у Сергея Николаевича остался неприятный осадок. Прежде всего, кому нужна была вся эта чрезвычайная секретность, если в разговоре решительно не было ничего секретного. И чем, собственно он «помог» полковнику? Никаких особых сведений о Белянчикове он ему не сообщил.
На самом деле было так. Когда поезд с реэмигрантами прибыл в Гродно, когда была осознана весть о предстоящих разлуках, о неминуемом расселении по разным городам страны, многие не пожелали терять связей, и решили при первой же возможности попытаться восстановить их посредством переписки.
Тогда-то Павел Павлович Белянчиков и предложил сыграть роль связующего звена. Всякий, кто пожелал, оставил ему свое имя, аккуратным почерком записанное Павлом Павловичем на листке бумаги. Он обещал помочь каждому, как только кто-то кого-то начнет разыскивать. Эта миссия была возложена на Белянчикова еще и потому, что он был одним из немногих, кто знал, куда едет, по какому адресу его можно будет найти.
Павел Павлович уехал в Майкоп, и именно этого не стал уточнять Сергей Николаевич, сидя в прекрасно обставленном кабинете симпатичного полковника. Не счел нужным уточнять он и прошлое своего дорожного попутчика. А прошлое это было ясным, как день в апреле — есаул в белом донском казачьем войске.
Прокручивая по дороге на работу разговор в уютном кабинете, Сергей Николаевич поймал себя на странной мысли: а ведь Беляничкову Павлу Павловичу с такой биографией не стоило, пожалуй, ехать в Россию.
И уже ни во сне, ни наяву не могло придти ему в голову, что Павел Павлович ни в какой Майкоп так и не попал. Тихо, без лишних разговоров его сняли с поезда на первом же перегоне после отъезда из Гродно. Учинили короткую расправу, влепили двадцать пять лет исправительно-трудовых лагерей, конфисковали все имевшееся при нем имущество — небольшой чемоданчик с нательным бельем и подарками для сестры и ее мужа, со списком бывших эмигрантов в боковом кармашке означенного чемодана. На допросе по поводу этого списка Павел Павлович только и сказал, что записал на память имена попутчиков, ехавших с ним из Парижа в одном вагоне.
Сергей Николаевич вернулся на работу. Его встретили испуганные глаза Кати и странный возглас Евдокии Петровны:
— Вы? — вскричала она. — А я думала, вы уже не вернетесь.
— Это почему? — удивился Сергей Николаевич.
Но Евдокия Петровна закусила губу и уткнулась в бумаги с видом, будто режьте ее, она все равно ничего больше не скажет.
Время шло. Сергея Николаевича никто не беспокоил. Вскоре Улановых навестил Борис Федорович Попов. Очень они ему обрадовались. Усадили чаевничать, заговорили о том, о сем. Но Наталья Александровна подметила в глазах гостя тайную мысль и подумала, что визит этот Борис Федорович затеял неспроста. Только подумала — он, будто услыхал, откликнулся на ее подозрение.
— А ведь я к вам по делу пришел, товарищи.
Чаепитие кончилось, Наталья Александровна смела со стола крошки, Сергей Николаевич обратил к нему внимательное лицо.
— Вы знаете, — стараясь не глядеть на Улановых и смущаясь, повел разговор Попов, — как сейчас трудно с квартирами. Люди мучаются, я вам не могу передать, как. Вот мы и приняли решение немного вас потеснить.
Наталья Александровна непроизвольно оглянулась на закрытую дверь в смежную комнату. Борис Федорович перехватил ее взгляд и виновато кивнул.
— Примерно… ну, на один год. Три женщины. Мать, девочка лет двенадцати и бабушка. Величко Ольга Алексеевна. Инженер. Вполне культурные люди, спокойные. Муж на фронте погиб. Надо помочь.
Помолчали. Сергей Николаевич тихо проговорил:
— Надо, значит надо. Ничего не попишешь, Борис Федорович. Мы понимаем, — и глянул в лицо жены.
Наталья Александровна печально кивнула. Рухнула ее надежда приготовить к лету, к возвращению Ники отдельную для нее комнату. Она нерешительно спросила:
— Но это что же, они будут через нас ходить?
— Нет, нет, — успокоил Попов, придут строители, пробьют дверь из коридора, а эту… заставьте чем-нибудь.
«Чем?» — хотела спросить Наталья Александровна. Не спросила. Какое это теперь имело значение.
На другой день строители пробили из коридора дополнительную дверь, а еще через день Величко Ольга Алексеевна с дочкой и матерью въехали в комнату. Люди они и вправду оказались тихие. Но Лука при встрече с Сергеем Николаевичем стучал пальцем по лбу и смотрел неодобрительно.
— Но что я мог сделать, — сердито, шептал Сергей Николаевич.
— Как «что»? — изумленно смотрел Лука, — не соглашаться, тут это, надо было. Выходит, Сергей Николаевич, для советской нашей жизни ты еще не пригоден. «На го-од!» — передразнивал он переданное ему обещание Попова, — да не на год! Инженерше, тут это, может, и другую квартиру дадут, да тебе эту комнату не вернут. Попомни.
— Нет, я не мог отказать Борису Федоровичу, — ставил в разговоре точку Сергей Николаевич.
Не тем в тот момент были заняты его мысли. В столовой разразился скандал, приходилось искать другую работу. Но до этого у него совершенно испортились отношения с Евдокией Петровной.
После визита и благополучного возвращения Уланова из страшной для каждого нормального человека организации, она стала избегать его при любом удобном случае. Со своей стороны Сергею Николаевичу не давала покоя странная фраза заведующей: «Я думала, вы не вернетесь». Что она хотела этим сказать? Почему он не должен был возвращаться?
