Вадим Полуян - Кровь боярина Кучки (В 2-х книгах)
Боярыня намеревалась пылко возразить, да кстати подали похлёбку в глиняных горшках под крышками и деревянным черпаком разлили по расписным мискам. В ход пошли цветастые берёзовые ложки.
- Заезжий вестоплёт рассказывает, - сообщил Петрок Малой, - будто киевляне видели три солнца, воссиявшие над ними, три столпа до неба, а над солнцем и столпами - месяц…
- На златоглавый Киев часто красота нисходит, - живо откликнулась Амелфа Тимофеевна. - Там есть чему дивиться.
- А когда я в Киеве жила, - якобы захотела поддержать мачеху Улита, - однажды за Днепром пролетел по небу до земли круг огненный, и осталось по его следу знамение в образе змия великого. Постояло чуть и растворилось. Вскоре снег на Пасху выпал в Киевщине коню по брюхо.
- Сколько раз одно и то же можно слухать за едой! - не сдержала раздражения боярыня.
- Я для гостя говорю, - не взглянула в её сторону Улита.
- Около Котельнича на днях была большая буря, какой не помнят, - перебил Степан Иваныч своих женщин, - Порушила хоромы, клети, разметала весь товар, даже жито унесла из гумен.
Принесли заедки и питья в глиняных кувшинах, сладкие и крепкие. Кучка, выпив крепкого, порозовел лицом. Общество составил господину лишь Петрок Малой.
- Для меня большая честь вкушать пищу за таким столом, лицезреть твою семью, боярин, - сказал Род, чтобы продолжить иссякающий застольный разговор.
- Да разве это вся моя семья? - блеснул болотистыми глазками Степан Иваныч. - Наследника сегодня ты не видишь. Да, спасённая тобой Улита - моя кровь. Красавица! Иного слова нет. Но моя же кровь - Яким, единственный любимый сын-красавец! Он нынче нездоров.
- Чем нездоров? - сочувственно осведомился Род.
Боярин тяжело вздохнул.
- Веред у него на ляжке. Второй день лицом горит, жар не сходит.
- Чирей на ноге, а лицом хромлет, - тихо вставила боярыня.
Кулачки под негодующими глазами Кучки задрожали. Овдотьица, всю трапезу следившая за ним, находчиво вмешалась:
- Лечец[48] у нас из варягов взят, Анца Водель. Третий день лепёшками лечит, а все без толку.
- Дошёл до меня слух, - сказал Петрок Малой, - что где-то в Красных сёлах или поблизости живёт чудеснейшая травница, или, по местному сказать, былица. Такие сильные имеет травы! Любой веред враз излечивает.
- Мало ли былиц в округе, - произнёс Степан Иваныч озабоченно. - Кабы знать, кто…
Род от питий и яств, а главное, от близости Улиты несколько расслабился, при следующих же словах Петрока затаил дыхание.
- Знаю, что Офимка её имя, - сообщил Малой. - Так привычно и зовут - Офимка да Офимка…
- Надобно сыскать эту Офимку, - обрадовался Кучка.
Ещё более насторожился юноша.
- Как повелишь, - охотно подхватил Малой. - Сыскать немудрено.
Род голову бы дал на отсечение, что ноги и глаза Дружинки Кисляка уже нацелены и рыщут… И горше всего стало, что он сам тому виною. Его несчастное прибытие напомнило обыщикам боярским о няньке непогибшего Гюрятича. Она когда-то солгала, её теперь - к ответу! Это ли замыслил злец Петрок?
- Скажи, коли Якимку вылечит, не испрокудит[49], по велику награжу, - наказывал ему боярин.
- Чего ради ей прокудить юного Кучковича? - выпучил глазун большие зенки. - Ведь у Офимки в этом доме врагов нет.
Все встали. Наступил конец застолью. Хозяин прочитал молитву после трапезы:
- Благодарим тя, Христе Боже наш, яко насытил еси нас земных твоих благ…
Род стоял понурившись, не поднимая глаз к переднему углу. Не вправе он глядеть на христианские иконы. Услышал, как Амелфа Тимофеевна после молитвы прошептала мужу:
- …Даже лба не перекрестит!
Гость подступил к хозяину в дверях:
- Позволь откланяться, нижайше поблагодарить за милость…
Отчаянная мысль всецело завладела им - предупредить Офимку. Как это сделать, сам ещё не знал. Хоть лечь костьми на всех ловушках, расставленных Петроком, но уберечь от зла, которое яснее ясного ей тут готовилось.
- Повремени, - проникновенно попросил Степан Иваныч, отведя его в сторонку. - Воспользуйся ещё моими кровом и столом. Нам надобно всерьёз потолковать. Сегодня отдыхай, а завтра приходи на мой позов. Согласен?
Пришлось наклонить голову. Мелькнула мысль открыться Кучке, все рассказать и про себя, и про Офимку, и, конечно, про Малого с Кисляком. Однако что-то удержало. Кучка отошёл. Миг был упущен.
Овдотьица замешкалась с одной из челядинок, убиравших со стола. Род ожидал её, не зная, как пройти в свою одрину. Петрок уже покинул сени. Из двери в дверь пересекла их девица-красавица, чёрная как смоль. Так близко прошла она от юноши, что рукавом задела. В руке он ощутил большой медовый пряник и услышал быстрый шёпот:
- Прочти и съешь!
Опомнился - чернавки уже нет.
3
Войдя в одрину, Род вынул из-за пазухи нечаянный гостинец, повертел в руках. Увидел вкрапленные в пряник черносмородинные косточки. Из них слагались буквицы, и можно было прочитать четыре слова: «Потемну у пруда русалка». Ну как не догадаться, о какой русалке речь? И сразу ушли в тень предательство Дружинки, козни Петрока, насильное гостеприимство Кучки, похожее на западню. Их снова было двое во всем мире, как в лесу у палого бревна, как на поляне у мерцающей разрыв-травы, как на повети в тишине Букалова новца, - он и Улита.
Давно уж огненно-капустный вилок солнца исчез в боярском огороде. Большой дом угомонился. Всем пора на опочив.
Раскрыв оконницу, Род обнаружил, что слишком для неё широкоплеч. Пришлось плечи складывать, как книгу, чтобы пролезть. Едва не высадил оконце. Однако хотя оно и в нижней части дома, да не близко от земли. Повис на концах пальцев, а носками почву не достал. Спрыгнул по-кошачьи…
Ни месяца, ни даже звёзд. Сполошно зашумели яблони, когда он вторгся в сонное их сонмище, как невежа в чинную толпу. Пока добрался до пруда, глаза привыкли к темноте. А берег пуст. Род наугад прошёл по маленькой поляне до прибрежных ив.
- Чего остановился? Иди, иди… - призывно прошептала ивовая чаща. Хрупкая, но властная рука поймала его руку, - Сюда садись…
Он опустился на широкий пень и тут же на своих коленях ощутил Улиту, как в ту первую их встречу, когда вскарабкались от бродников на дерево. Опять её щека у его губ. Только теперь не вынужденные, охотные объятья кружат голову.
- Ах, свет мой, наконец-то!
Она порывисто дышала. Он бережно коснулся губами её щеки. Губы девушки неумело прижались к его губам.
- Пахнешь как лесной цветок, - прошептал он.
- В баенке была. Обливалась мытелью[50]… - Осмелевшие объятия теснее, поцелуи крепче… - Пыталась тебя забыть. Не могу. Свет мой ненаглядный!
- Сказать по правде, ради тебя сюда стремился, - признался Род.
- А я у паперти как увидала!.. Ой, дай ещё поцеловать, поверить, что ты рядом…
Плеск на воде… И снова тишина…
- Завтра батюшке скажу: не пойду за княжича Ивана! - решила храбрая боярышня. - Лишь за тебя, и только за тебя! Ведь ты боярин. Я слышала о Жилотуге. Пусть возвратят твои владения…
У юноши от этого потока слов перехватило дух.
- Постой, постой… Какой княжич Иван?
- Отец задумал породниться с Суздальским Гюргием, - мгновенно перешла Улита на деловитый тон, - Врага надумал сделать другом. Бредни! Я, видишь ли, Ивану где-то приглянулась. Кажется, в церкви. А сыновей у Гюргия на добрый полк! Который же Иван? И моего согласия не спрашивают… Да что ты так закаменел? Не бойся, свет мой ясный. Они меня ещё не знают. Как убегу с тобой обратно в лес!
Род тяжело вздохнул.
- Боюсь, мне самому не убежать отсюда.
Пальцы Улиты ласково скользнули по крутой шее юноши и наткнулись на серебряную цепку.
- Ой, что это у тебя?.. Ты же язычник! - Она извлекла ладанку, раскрыла, на ощупь изучила содержимое. - Крестик… перстень…
- Это крест матери и отцов перстень, - с волнением промолвил сын Гюряты, - Вот все моё наследство.
- И этим ты докажешь своё происхождение, не так ли? - спросила девушка, тут же присовокупив: - Батюшка признал: ты вылитый Гюрятич. Он только вид делает, будто неверку держит.
- Он держит какой-то тайный умысел, я чую, - открылся юноша, - Ему снег на голову, что я жив. Уж лучше б он не знал об этом. Его тиун[51] Петрок за трапезой намеренно упомянул Офимку. Офимка - моя нянька. После злодейства её пытали о моей судьбе. Вот почему Букал не разрешал мне появляться в Красных сёлах.
Улита ткнулась ему в грудь лицом и затряслась от плача.
- Опять ты рюмишь?
- Как мне не рюмить? Я ввела тебя в беду.
