Эдвард Радзинский - Последняя ночь последнего царя

Молчание.

Конечно, не мог. И потому, не скрою, долго искал эту фотографию. Она мне по ночам снилась!

ЮРОВСКИЙ. Но не нашел. Ее нет.

МАРАТОВ. Совершенная правда. И мне оставалось только понять: почему ее нет. И вот тут помогла твоя Записка.

Молчание.

Ты пишешь: «Хотели сжечь Алексея и Александру Федоровну, но по ошибке вместо последней сожгли служанку... Тем временем вырыли братскую могилу для остальных девяти... И здесь начинается главная непонятность. Ведь от тебя требовалось совсем другое: тело Николая должно было исчезнуть! Останки царя могли стать священной реликвией для наших врагов. Так почему же ты не сжигаешь его? А вместо этого – Алексея и служанку? Ведь у тебя нет времени для экспериментов – и нет в достатке ни дров, ни бензина... Почему?

ЮРОВСКИЙ. Не помню... Уже не помню. И мне больно.

МАРАТОВ. Тоже ответ... И интересно: двое других свидетелей, твоих друзей, описавших захоронение, пишут: один – «сожгли Анастасию и Алексея", другой – „доктора Боткина“...

ЮРОВСКИЙ. Забыли они.

МАРАТОВ. Странно, правда? Казалось, после этой ужасной процедуры до смертного часа все запомнишь. И страшный запах горящего мяса. Если только...

ЮРОВСКИЙ. Ты что?

МАРАТОВ (засмеялся). Оно на самом деле было – это сожжение!

Молчание

Ты пишешь. «Все дочери имели на шее ладанки с изображением Распутина и его молитвой». А Алексей – мог ли он не иметь?

ЮРОВСКИЙ. Я просто забыл.

МАРАТОВ. Опять – забыл. Хорошо. Но вот то чего ты забыть ну никак не мог. Ты пишешь: «На трех дочерях были надеты особые корсеты с бриллиантами». А четвертая дочь – что ж не имела? Ведь царица каждой дала – на случай побега. И, наконец, Алексей. Ты сам описал его странную живучесть... Неумение чекиста Никулина владеть оружием мы с тобой уже исключили. Значит? Да, конечно, – мальчик тоже был защищен бриллиантами! Где они? Тут забыть ты не мог. Ошибки могут быть по любому поводу – но не насчет драгоценностей, столь нужных мировой Революции! Итак, где бриллианты Алексея и одной из княжон?

ЮРОВСКИЙ. Жалкий предатель! Ты думаешь, я мог...

МАРАТОВ. Никогда! Ты воистину предан Революции. Нашей горькой Революции. Ты скорее бы умер, чем взял. Нет, нет... твоя корысть тут исключается... Но тогда почему? Не можешь ответить. Нету ответа. Точнее, есть – только один. Ты попросту их не видел.

ЮРОВСКИЙ. Кого?

МАРАТОВ. Двух тел. Они исчезли. Вместе с бриллиантами

ЮРОВСКИЙ. Мне больно

МАРАТОВ. Они исчезли из грузовика по дороге. Мальчик и девочка, да? Оттого ты не смог сфотографировать мертвых Романовых у шахты, да? Хотя взял с собой камеру. И оттого драгоценностей с двух тел не хватает. И оттого ты придумал написать, два тела сожгли.

Молчание

Но самое интересное: как они исчезли по дороге... Я долго искал шофера грузовика.

ЮРОВСКИЙ. Он умер.

МАРАТОВ. Он жив. Жив угреватый маленький Сергей Люханов. Только всю жизнь отчего-то меняет города. Старый член партии, он живет в нищете, почему-то без пенсии... Будто страшно боится чего-то. Нет, он мне ничего не рассказал – просто тотчас исчез из города. И вот тебе моя версия: ты услышал стоны из-под брезента. Так? Стоны двух недострелянных – мальчика и девочки... После луж крови... после долгого убийства девушек... ты был не в себе. Устал от зверства и ужаса. И пережиток старого мира – жалость – тебя подвела. У тебя не хватило революционной стойкости, да? Ты не смог их добить... во второй раз. Так? Я думаю, попросту сбросил их с грузовика... Потом уже у шахты, когда раздел трупы и увидел бриллианты, ты, конечно, вернулся... Но недострелянные исчезли. Прибрал кто-то. Может, даже люди из монастыря... Они, конечно же, следили за домом. И всю жизнь ты не можешь простить себе этой жалости – этого преступления человека нового мира. Ты не сумел стать до конца муравьем. Ну отвечай же, товарищ?

Молчание

Неужели я понял? И это не просто история об убийстве? Но о прощении... и даже о твоей жалости? Я прав? Она жива! И потому она не является в моем бреду? Отвечай! Ну хочешь – на колени встану! Ну отвечай же!

МАРАТОВ вдруг замолкает, прислушивается. Потом бросается в темноту палаты и прячется за шторой огромного окна. Входит МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК с чемоданчиком.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Доброе утро. (Вынимает шприц из чемоданчика.)

ЮРОВСКИЙ. Нет, нет, не надо! Нельзя сейчас!

Но молодой человек молча схватил его руку.

ЮРОВСКИЙ. Нет! Нет! Немедленно – к начальству! Здесь предатель! Пинок ему под зад!

Но молодой человек все так же молча всаживает шприц. Юровский тотчас затихает. Входит СЕСТРА.

СЕСТРА. Готово! (Кокетливо прижалась к молодому человеку.)

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Уймись. У меня еще два укола.

Уходят

Тишина. ЮРОВСКИЙ недвижно лежит в постели. Из-за оконной шторы появляется МАРАТОВ. Постоял у кровати.

МАРАТОВ (Юровскому.) Прощай, товарищ. (Целует его.)

Гасит свет – остается только ночник. Тихо смеется, глядя в темноту.

Все по-прежнему, Ваши Величества. Она осталась мечтой... И я не знаю, живет ли она теперь в Берлине. Или – как раньше: в воздухе, в траве и листьях... (Останавливается.) Да... да, слышу звонки (лихорадочно) и помню. «И тогда соблазнятся многие и друг друга будут предавать и возненавидят друг друга. И многие лжепророки восстанут и прельстят многих... И по причине умножения беззакония во многих охладеет любовь. Претерпевший же до конца спасется». Я все думаю, что это значит: «Претерпевший же до конца спасется"?

Звонки, бесконечные электрические звонки. Затемнение.

Яков Михайлович Юровский умер в Кремлевской больнице в 20-ю годовщину расстрела царской семьи.

Федор Николаевич Лукоянов умер накануне 30-й годовщины расстрела царской семьи.

Все руководители Урала, подписавшие решение о расстреле, были расстреляны в сталинских лагерях.

Все исполнители умерли в своих постелях, как и просил о том Господа последний царь. При вскрытии могилы царской семьи тело Анастасии было найдено. Но останки Марии и Алексея отсутствовали. И никаких следов сожжения трупов, несмотря на долгие поиски, так найти и не удалось...

1

1. Все письма и документы, цитируемые в пьесе, – подлинные.