Маргарет Джордж - Тайна Марии Стюарт
Монахи собирались на молитву в самый глухой ночной час. Мария всем сердцем желала присоединиться к ним и внезапно поняла, почему проснулась. Она поспешно надела башмаки и на ощупь поискала свой шерстяной плащ. Медленно, стараясь не споткнуться, она направилась к двери и смогла пройти мимо материнской кровати, не разбудив спящую женщину. Девочка подняла деревянную задвижку и тихо приоткрыла дверь. Та не заскрипела – монахи содержали хозяйство в наилучшем порядке как часть своей службы Господу.
На лестнице, ведущей вниз, было холодно, и Мария плотно запахнула на груди плащ. Она спустилась по ступеням и побежала по сырой траве к боковому входу в церковь. Задвижка на двери тоже открылась беззвучно, и она смогла проскользнуть внутрь. Потом девочка прокралась в нишу у бокового алтаря и затаилась в тени. Монахи уже собрались; они не должны увидеть ее!
Монахи, низко склонив головы в капюшонах, сидели на каменных скамьях с обеих сторон от поблескивающего главного алтаря, где стояли две высокие свечи, и бормотали молитву. Она чем-то походила на жужжание пчел вокруг улья.
Ave Maria Gratia plena Dominus tecum: Benedicta tu in mulieribus…[8]
Сидя на корточках в каменной, холодной и покрытой легкой изморосью нише, она не осмеливалась пошевелиться. Казалось, время застыло на месте. Но потом она увидела, как пять высоких окон за главным алтарем на востоке начали постепенно отделяться от ночи. Сначала они были едва заметны как более светлые участки на сплошном темном фоне, но мало-помалу наливались светом и становились более отчетливыми, пока не проступили оттенки гранатово-красного, ярко-желтого, сапфирово-синего, сумрачно-фиолетового и голубовато-зеленого цвета – изящные, стройные витражи, образующие изысканное сочетание форм и красок.
Монахи зашевелились, и послышался металлический лязг, когда кто-то зажег ладан в курильнице. Густой ароматный дым облачками поплыл вокруг алтаря, и снова началось песнопение: они читали заутреню.
Te de-um laudem-mus…[9]
Глубокие размеренные каденции взмывали вверх вместе с воскурениями. Солнце послало первый крошечный луч через багряное стекло в оконном витраже. Дева Мария, стоявшая в нише у главного алтаря, как будто засияла, когда первый свет коснулся ее алебастрового лица.
Мария едва не падала в обморок от красоты, холода, собственного возбуждения и запретности своего присутствия здесь. Она ходила на мессу в королевской капелле в замке Стирлинг, но это была рутинная дневная служба, а здесь она видела волшебство, дверь в другой мир, ошеломивший ее и так мощно притягивавший к себе, что она была готова исчезнуть в нем.
Переливчатые цвета, таинственные запахи, глубокие, манящие неземные голоса и сияющее лицо Девы Марии – все это кружилось в ее потрясенной душе. Цепляясь за стену, она почувствовала, как ее охватывает экстаз, закрыла глаза и унеслась куда-то далеко. «Значит, это и есть Бог», – подумала девочка и беззвучно скользнула вперед, вверяя себя Его воле.
Позднее монахи нашли ее распростертой на полу нефа рядом с боковым алтарем. Мария так глубоко спала, что они опасались худшего, но, когда взяли ее на руки, она открыла глаза и улыбнулась дивной улыбкой.
– Настало время для следующего пения? – спросила она, и монахи облегченно рассмеялись.
– Возможно, королева Шотландии должна стать монахиней, Ваше Величество, – сказали они, когда вернули девочку матери. – Как и благословенная королева, Святая Маргарита. У нее есть к этому призвание.
– Ей суждена иная участь, – ответила Мария де Гиз. Ночной сон утвердил ее в принятом решении. – Она должна выйти замуж и жить в этом мире.
– Опасно игнорировать призыв Бога, – сказал брат Томас полушутливым тоном. – Бог ревнив и не любит, когда Его отвергают. Фактически, если Он избрал вас для своих целей, то не терпит отказа.
– Вероятно, это произойдет на исходе ее жизни, когда ее земной долг будет исполнен, – сказала Мария. Разговор казался ей бесцельным и утомительным.
– Богу нужны не отбросы, а первые плоды, – настаивал брат Томас. – Однако, – добавил он с раздражающим самодовольством, – известно, что Он может превращать наши отбросы в жертвы наивысшего порядка.
VII
В трюме французской галеры стояла удушающая жара и воняло немытыми телами. Гребцы часами сидели за веслами, и теперь в сгущающейся темноте они знали, что пытка вскоре прекратится, хотя и ненадолго. Сегодня лишь десять из двенадцати подверглись бичеванию, так как все работали прилежно, а их хозяин проявил милосердие… для надсмотрщика.
– Недавно видели берег возле Дамбартона, – объявил надсмотрщик. – Завтра мы причалим. Несколько дней отдыха, потом обратно во Францию.
– Там мы возьмем на борт королеву? – пробормотал высокий жилистый гребец. На его плечах можно было видеть багровые рубцы от недавних ударов кнута.
– Да, и всю ее свиту, – ответил надсмотрщик. – Пятьдесят или шестьдесят молодых людей и их наставников.
– Ха! – тихо произнес гребец. – Значит, дошло до этого? Маленькая королева отправляется во Францию вкушать вино, которое станет отравой для нее и бедствием для этого королевства!
– Что тебе за дело, Нокс? – спросил другой гребец. – Для нас это значит отдых, и не более того. Я думал, тебе это понравится. Какая разница, кто будет на палубе: мы все равно их не увидим.
– Я буду чувствовать их, – заявил Нокс. – Их присутствие оскверняет воздух.
– Ты смеешь так говорить о королеве?
– Она еще ребенок, к тому же наполовину француженка, которая вскоре будет совершенно одурманена их болезненными и порочными идеями. Нет, она не моя королева!
Нокс выпрямил затекшие руки. Прошел год с тех пор, как его захватили французы после падения замка Сент-Эндрюс, и с того времени он влачил жалкое существования гребца на галерах. Потом было плавание на корабле из Руана и даже довольно приятная работа на реке Луаре, хотя ему так и не разрешили подняться на палубу и увидеть прославленные замки. В течение последних нескольких месяцев он служил на флоте, состоявшем из более чем ста кораблей, который французский король отправил с двойным поручением: высадить войска в Лейте, на восточном побережье Шотландии, для пополнения гарнизонов и отражения английской угрозы, а потом обогнуть северную оконечность Шотландии. Что это было за ужасное плавание! Ни одна галера еще не рисковала следовать этим путем и высадиться на западном побережье! Там, в цитадели замка Дамбартон на скалистом холме над Клайдом, находилась маленькая королева Шотландии, ожидавшая отправки во Францию.
Джон Нокс едва не плакал, когда смотрел на свою родину из крошечных бойниц на палубе для гребцов. Шпили замка Сент-Эндрюс проплыли мимо на мучительно близком расстоянии.
– Когда-нибудь я снова буду проповедовать там, – торжественно поклялся он.
– Конечно будешь, – пробормотал его сосед, убийца и грабитель, которого Нокс безуспешно попытался обратить в истинную веру.
Теперь он видел огромный валун – именно так выглядел замок Дамбартон из бойницы для мушкета. Постепенно стал различим и крошечный замок, прилепившийся к вершине валуна.
«Она ждет там, – подумал Нокс. – Обманутое дитя, ввергнутое в пучину папской нечисти. А потом, подобно Ахиллу в реке Стикс, ее погрузят в поток французской лжи и фривольности, чтобы извратить ее характер и разрушить воспитание. Шотландия не заслуживает такой участи. Нет, этого не должно случиться».
Пришло время расставания. Посреди суматохи – за поспешными уроками французского и выбором шетландских пони в качестве подарка для детей из французской королевской семьи, за примеркой одежды и прощальным банкетом – пятилетняя Мария не сознавала, что ее мать не поедет с ними.
До сих пор они никогда не расставались. Теперь, когда ветер трепал паруса и хлопал оснасткой, воды Фирта пенились под солнцем, а большая группа лордов и дам собралась на пристани, она внезапно почувствовала себя плохо и прильнула к матери.
– Я не могу оставить тебя, – сказала она сквозь слезы. – Не могу, не могу!
Мария де Гиз, сама сглатывавшая подступавшие слезы, молила Деву Марию дать ей силы, чтобы скрыть свое горе.
– Не плачь, мое дорогое дитя, – королева-мать попыталась успокоить ребенка. – Я приеду так скоро, как только смогу. Здесь нужно закончить кое-какие дела. Когда я укреплю твое королевство и сделаю так, чтобы никто не смог отнять его у тебя, тогда, моя дорогая, я вернусь во Францию.
– Это будет скоро?
– Это зависит от того, какую трепку смогут вынести англичане, – неловко пошутила она и протянула дочери кружевной носовой платок: – А теперь будь хорошей девочкой, ma cherie, и вытри слезы.
Мария де Гиз заглянула дочери в глаза, пытаясь запомнить их, удержать этот взгляд в каком-нибудь тайнике своего разума, где она сможет вечно возвращаться к нему.
