Лев Вирин - Солдат удачи. Исторические повести
На вокзале в Саратове однорукий инвалид говорил, что в пехоте комвзвода редко доживает до второго боя.
«Офицер связи, конечно, не Ванька-взводный, — думал Яша. — Шансов уцелеть побольше. Хорошо, коли сразу насмерть. А если изувечит? По Ташкенту ездил на фанерке с подшипниками безногий инвалид, подорвался на мине в Финскую.
Пел, тянул: «Калека, калека!» Как там в песенке из кинофильма «Орлёнок»? «Не хочется думать о смерти, поверь мне, в шестнадцать мальчишеских лет.». Мне, правда, уже почти девятнадцать. Главное, не опозорится, не показать свой страх перед товарищами. Лучше уж пуля!».
К ним подсел Юрьев.
—Товарищ капитан! — спросил Вася. — А вы долго были на фронте?
Юрьев пожал плечами:
—Как считать. Восемь дней. А кажется, целая жизнь.
—Расскажите! Как там?
Капитан поправил очки с толстенными стёклами:
— Я ж человек сугубо штатский. Белый билет. Работал в Слободке старшим телефонистом. Кто ж тогда ждал, что немец до самой Москвы дойдёт? Шестого октября вызывают меня к начальству. Ирина Алексеевна, такая важная барыня, член райкома, а тут стала вежливая:
«Слышали? Немцы уже Спас-Деменск взяли. Районное начальство чемоданы укладывает, — а голосок-то дрожит. — Останьтесь за меня, Константин Петрович! Я вас очень прошу. Вы ж беспартийный, вас немцы не тронут».
«Эвакуация ещё не объявлена, вот она и трусит», — подумал я, и говорю:
— Ладно. Возьмёте мою Машу с дочкой, тогда останусь.
Ирина замялась:
—Места в машине совсем мало. А куда вы их отправляете?
—В Ярославль, к тётке.
— Только чтоб без вещей.
Пошёл домой, вижу, мужики затаскивают буфет Ирины на наш почтовый газик. Дубовый, тяжеленный, с резными колонками, ну, иконостас, да и только. Собрал я жену с дочкой, смотрим, грузовик уже битком набит: и мебель, и узлы, и чемоданы. Я освободил своим щель у заднего борта. Пару чемоданов и узел с тёплыми вещами всё же втиснул. Они уехали, а я остался.
С утра седьмого отправил я девочек-телефонисток по домам. Жду. К полудню загудели моторы. Выглянул, на дороге немцы-мотоциклисты. За ними танки с крестами. Поднял топор, крушить родной коммутатор жалко, а надо. Вдруг звонок:
—Слободка? Кто у телефона?
— Дежурный Юрьев. А кто говорит?
— Генерал-лейтенант Маландин из штаба фронта. Немцы далеко?
— Да вот, под окнами танки ревут.
—Много их?
Я выглянул и отвечаю:
—Вижу шестнадцать штук. Но, наверное, больше.
Генерал выматерился и бросил трубку.
«Хорошо ж у тебя разведка работает!» — подумал я, разбил коммутатор и пошёл домой.
— А немцы вас не тронули? — спросил с любопытством Вася Ге- раклиди.
— Я ж не в форме. На фиг я им нужен. Дом наш стоял у оврага, на самом краю посёлка. Вечером стучат. Смотрю, наши! На пилотках — звёздочки, а автоматы немецкие.
Лейтенант и говорит: «Слушай, друг! Ты местный? Выведешь нас к своим, за Угру?»
Чего ж не вывести? Всего двенадцать вёрст. Я там каждую тропку знаю. Пошли.
В лесочке наших видимо-невидимо. Дивизия из окружения пробивается. Привели меня к генералу Попову. Невысокий, с меня ростом, а усы знатные.
Говорит: «Надо скрыто вывести колонну к броду на реке, чтоб немцы не заметили».
Повёл я окруженцев. Там всего один кусок по открытому полю, с полверсты. Да деревня далеко, никто и не увидел. А потом по просеке. Генерал всю дорогу шёл со мной рядом, впереди.
Перешли через брод, а там уже наши часовые. Приехал полковник из штаба армии, расцеловал генерала: «Как вы во время поспели! У нас тут почти никого нет. Занимайте оборону по берегу. А патронов и снаряды я пришлю».
Попов тут и приказал зачислить меня в штаб: «Принимай связь, старший лейтенант Юрьев! Да чтоб был порядок!». Так я и стал военным.
— А воевали-то вы как? — спросил Вася.
— Никак. Нарыли окопов и стояли. Немцы рвались вдоль шоссе от Юхнова. Мост наши успели взорвать, а оборону там держали курсанты из Подольского пехотного и артиллерийского училищ. Вот уж им досталось! Юнкерсы с утра до вечера висят, из пушек по ним бьют, а потом танки. Лезут и лезут! А ребята стоят! Пять суток держались. Я к ним телефонную линию тянул. Генерал все пушки на левый фланг поставил. Пока снаряды были, помогали им. У них на позиции живого места не было! Кто в госпиталь попал, тот и жив остался.
— А потом что?
—Немцы прорвали фронт совсем в другом месте. Пришлось отступать. Мессера заметили нашу колонну в чистом поле и расстреляли из пулемётов. Попова насмерть. А я получил пулю в плечо и попал в госпиталь.
***Эшелон остановился за станцией Шаховская. Поручив разгрузку майору Окуневу, полковник ускакал в штаб дивизии. Вернувшись, расстелил на патронном ящике карту:
— Товарищи командиры! Дивизия ведёт наступление на юг, в направлении на Ховань.
Немцы сопротивляются упорно. Нам приказано прорвать оборону врага на западе, у деревни Муриково. Сколько там немцев, в штабе не знают. Думают, что оборона там слабая. Следует торопиться. Есть шанс прорваться, пока немцы не закрепились всерьёз. Слушайте приказ! Я с третьим эскадроном ухожу вперёд, на Муриково. Остальным поспешить с разгрузкой и двигаться следом. Лейтенант Рабинович, за мной!
Снег в поле ещё не стаял, да и грязь на дороге за ночь подмёрзла. Кони шли бодро. От деревни Паново одни трубы остались. Едко пахло гарью. В огородах копошились оборванные бабы.
— Вот гады! Всё жгут напрочь, — выругался капитан Семёнов.
В Муриково уцелело пять домов. Немцы прорубили в стенах узкие щели-бойницы, превратив дома в блокгаузы. Разведку встретили пулемётным огнём.
Полковник долго разглядывал деревню в бинокль, лёжа в придорожной канаве.
— Думаю, их тут не больше роты. Скачите назад, Яков Израиле- вич, и приведите сюда батарею, да поскорей. Без пушек нам штурмовать врага не с руки.
Яшка азартно погонял Весту. «Вот и фронт! — думал он. — И не страшно...»
Лазарьянц приказал выкатить пушку на прямую наводку. Командир батареи лейтенант Соколов сам стал за наводчика и с третьего снаряда попал в амбразуру. А ещё минут через десять немцы прекратили огонь.
— Сбежали! — обрадовался Яков.
***Полк третий день гнал немцев. Прошли почти тридцать километров! Враг отступал не торопясь, огрызаясь на каждом рубеже. Но отходил.
Яшка целыми днями мотался по эскадронам. Он уже считал себя бывалым фронтовиком! Правда, ни одного немца пока ещё не убил, но был уверен — это впереди.
К вечеру Яков вернулся с передовой в штаб, в деревню Борисово. Полковник сидел над картой. «Как же батя вымотался и постарел за эти дни!» — подумал Яков.
Лазарьянц поднял голову:
— Докладывайте!
— А что докладывать? У немцев плотная, хорошо подготовленная оборона. Без серьёзной артподготовки и соваться нечего. У Соколова по два снаряда на орудие осталось. Наступление захлебнулось.
Полковник озабоченно кивнул:
— Вы правы. Мы выдохлись. Да меня другое заботит. Посмотрите, Яков Израилевич! Полк втянулся в узкий мешок. Соседей ни справа, ни слева. Вам не кажется, что мы в ловушке? Генерал Штумпф ударит в основание прорыва — и полк пропал.
Окажемся в окружении без боеприпасов, почти без продовольствия. Через неделю немцы нас голыми руками возьмут. А из штаба армии погоняют: «Вперёд! Не останавливаться!». Я, конечно, оставил в Рябинках Николая Иваныча с третьим эскадроном. Наказал ему: следить за флангами. В сущности, вопрос только в том, где и когда ударит Штумпф? Может, вот здесь, вдоль заброшенной узкоколейки? Что, капитан, телефонной связи всё ещё нет? — обратился полковник к Юрьеву.
